Марсель Жуандо
Довольно странная судьба у Жуандо. Сын мясника из Гере, он, прежде чем стать литератором, очень увлекался религией и часто говорил, что для него литература подобна проповеди. Иными словами, литература не была для него ремеслом. До пенсионного возраста он преподавал в шестом классе одного закрытого лицея.
Первая книга Жуандо «Юность Теофила» появилась в 1921 г., но публика узнала его только в 1950 г., когда Бернар Грассе обеспечил ему шумный успех, опубликовав его «Самозванца», скандальный роман о самой плохой семейной паре в Париже. Чтобы погасить в себе гомосексуальные наклонности, Жуандо в 1929 г. женился на танцовщице, которую он обессмертил в романе под именем Элизы. Однако все было напрасно, свои юношеские желания он не утратил, но супружеская жизнь вдохновила его на создание серии комических хроник.
Перу Жуандо принадлежит более ста двадцати книг, он писал романы и рассказы, эссе и воспоминания, сказки и новеллы. Им создано несколько театральных пьес и тридцать томов «Дневников». С какой книги Жуандо стоит начать знакомство с его творчеством молодому читателю? На мой взгляд, лучше всего для начала прочесть шеститомник «Мемориал» (1948 — 1958). В нем автор рассказывает о своем детстве и юности, проведенных в Гере, названном в романе Шаминадуром. Этот вымышленный город стал обрамлением сказок и новелл, историй о приключениях симпатичных персонажей, иногда гротескных, иногда возвышенных и духовных. Порою кто-то из них совмещает в себе сразу все три эти качества. Враг равнодушия, Жуандо любит крайности.
«Замок Прюдано и «Дневник парикмахера».
Когда его спрашивали, какой писатель из великих предшественников ему ближе всего, он отвечал: Макс Жакоб. Он называл себя его другом. В книге «Хороший год, плохой год» (1972) писатель вспоминает о начале своей литературной карьеры и заявляет: «Скоро, видимо, я буду считать, что писал свои сказки только для Макса. Его мистические настроения, еврейские корни, пребывание в Бретани, его добродетели и христианская вера, а также его вкусы и пороки, не говоря об общей культуре,— все это притягивало меня, как магнит, и мне казалось, что я понимаю его от А до Я».
Мы приводим эти строки, потому что клеветники Жуандо не устают напоминать, что в 1937 г. он опубликовал небольшую брошюру, состоящую из нескольких статей антисемитского содержания. Вскоре он выкупил эту брошюру, заверив, что написал ее из отчаянья перед такой фигурой, как Морис Саш, с которым его коща-то познакомил Макс Жакоб.
Творчество Жуандо, отталкиваясь от романтической мистики, развивалось в сторону реализма. Когда он пришел к своей второй манере письма, ему стало удаваться правдивое преподнесение какого-нибудь события, он умел придать ему подлинность с помощью одной реплики (однако писателя всегда подозревали в том, что он сам придумывает эти реплики). Его реализм звучал напряженно без натуралистического «снижения», Жуандо верил в человека. Он полагал возможным постоянно относиться «к жизни как к празднику». И нужно было проявить определенный героизм, чтобы остаться верным своему гедонизму всю жизнь. На одной из последних страниц романа «Nunc dimittis» (1978)24 он пишет: «Я всегда пою убивающий меня «magnificat»* , я бы хотел с ним умереть».
«Нувель ревю франсез». Я думаю, что в нынешних условиях литературной жизни ему никогда не удалось бы ни утвердиться, ни пробиться как писателю. Сегодня автору, опубликовавшему три книги и не сумевшему привлечь читателей, приходится ретироваться, издатели теряют к нему интерес.
Я не знаю, искренне ли Жуандо утверждал, что у него нет воображения. Он повторял без конца: что толку воображать и фантазировать, когда сама жизнь неисчерпаемо богата ситуациями и сюжетами. Если ему говорили, что его произведения отмечены печатью фантазии, он отвечал, что он только слегка переворачивает свои воспоминания «из соображений предосторожности».
Как только Жуандо ушел на пенсию и перестал преподавать, он стал выражаться прямо, без парафразов, как в книге «Повседневник».
Можно ли различать литературу по способу воспроизведения жизни, деля ее на литературу с допущением воображения и без оного? Думается, да. Писателю порою кажется, что он копирует жизнь, а он ее выдумывает. Так называемая копия жизни в свете определенной чувствительности, манеры обращаться с фактами, разного рода нюансов превращается в «выдумку, изобретение». И наоборот, «выдумка» всегда насыщена реальными фактами. Иначе говоря, Жуандо «выдумывал» мир, опираясь на свой опыт. Он признает, что часто пишет карикатуры и выстраивает легенды. Мне казалось, что, «выдумывая» персонажи, он остается очень близок к прототипам, при этом он опирается не только на увиденные им образы, но и немного на самого себя. В портретах великого живописца порою мы больше видим художника, чем его модели.
Иначе говоря, «Повседневник» — это продукт богатого воображения писателя. Он представляет собой разрозненные заметки, не складывающиеся в последовательную историю. Повторение отдельных тем, конечно, позволяет писателю строить интересные вариации, но, к сожалению, часто случаются досадные повторы. Немало повторов и в книге «От единичного к вечному». Даже в возрасте восьмидесяти четырех — восьмидесяти пяти лет Жуандо предстает перед нами как человек, раздираемый двумя ощущениями: склонностью к мальчикам и необходимостью остановиться на этом пути в тот момент жизни, когда надо думать только о спасении души. Ему хотелось бы думать о воспитании своего приемного сына Марка и готовиться к смерти и встрече с Господом. Но тем не менее даже в этом возрасте его посещает любовное чувство к юноше (двадцати двух лет на одной странице и двадцати шести на другой). Разница в возрасте любовников может удивить, ясно, что речь идет не об одном человеке, а по крайней мере о двух. По этому поводу Жуандо весело заметил: «Любви все возрасты покорны».
«Эти господа» он без понимания говорит о геронтофилах. Но что нас поистине удивляет, так это то, что Жуандо в глубоком стариковском возрасте сохранил физические силы и сумел пережить еще одну в своей жизни любовную страсть. Какой темперамент! В «Требнике», написанном им в те же годы, речь снова идет о любовных воспоминаниях писателя.
Самые интересные пассажи в романе — это рассказы писателя о так называемых паломничествах в один дом на Монмартре, куда он приходил «восхищаться», так же «как греки в свое время отправлялись на Олимп, чтобы полюбоваться на статую Зевса или Аполлона». Но рассказчик не только любовался на красивых молодых людей, но и познавал их тела. «Чистота, разносторонность наших отношений требовали, чтобы я оставался незнакомцем, и я им оставался». Жуандо прямо пишет, что встретил тогда «дважды голого Человека, потому что Человек, освободившийся от своего личностного начала, дважды наг, он становится просто Его Величество Человек». После этих слов уже не будешь удивляться гомосексуальной эротике Жуандо, ее мистическому налету. В любом создании он обожает Создателя. Таким образом ему удается превращать в чистую поэзию то, что без соответст- вующего отношения выглядело бы порнографией. Его ученику Жану Жене такое не удавалось.
Впрочем, подобные литературные пассажи нравятся далеко не всем. «Тот, кто не испытывает нашего отвращения, нам отвратителен»,— говорит Поль Валери. Но читатели улыбнутся, узнав, что Жуандо не был сторонником свободы нравов. «Гомосексуализм терпим только в исключительных случаях,— говорил он,— когда такого рода отношения есть дело души, когда речь идет о существах исключительных». И еще он утверждает: «Я бы хотел, чтобы он был разрешен только Мудрым». При этом он забывает о том, что он не сумел бы тогда найти партнеров. Мудрость — это не основное качество молодых людей, встреченных им на Монмартре.
немногим больше девяноста лет, в августе 1979 г. Я думаю, молодым читателям надо перевести название его последней книги, библейское изречение «Nunc dimittis» — «Ныне отпущаеши мя».
Примечания.
— величит (душа моя Господа) (лат.).
24. Nunc dimittis — Nunc dimittis servum tuum, Domine.— «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыхо» (Еванг. от Луки, 2,29). Согласно евангельской легенде, старец Симеон, который был обречен жить до тех пор, пока не увидит Господа, произнес эти слова, увидев принесенного в храм младенца Иисуса. Употребляется как формула облегчения от тяжелой миссии, облегчения от сознания исполненного долга.