Дени де Ружмон
Когда в 1939 г. была опубликована ставшая классической работа Дени де Ружмона «Любовь и Запад», он процитировал слова художника Берне, остроумно заметившего покупавшему у него очень дорогую картину: «Она у меня отняла час работы и всю мою жизнь» (эту остроту затем приписывали многим другим художникам). Ружмону тогда было тридцать два года, но он уточнял, что переживал свою книгу все отрочество и всю юность.
Два года ушло у него на то, чтобы подготовить книгу, четыре месяца, чтобы ее написать. С тех пор он не переставал собирать досье о любовных мифах и в 1945 г. опубликовал книгу «Участники драмы», а в 1954 г. новое дополнительное издание «Любви и Запада». Потом, в 1961 г., он выпустил эссе «Как ты сам», обязывающее с пользой для нас самих обратиться к себе и бросить новый взгляд на мир, в котором мы живем.
Ружмон определяет миф как язык души. А потом задается вопросом о том, есть ли миф наше изобретение, появляющееся для того, чтобы проиллюстрировать наши поступки и наши чувства, или, наоборот, миф существует, чтобы управлять нашей жизнью. Верно, что даты появления мифов в мировой литературе нам становятся известны только после того, как они были литературно оформлены и обрели свою власть, отметив каждое данное общество вторжением духовной силы. Так Тристан, Фауст, Гамлет и Дон-Жуан созданы соответственно Берулем, Марло, Шекспиром и Тирсо де Малиной, Эти большие художники, они что, придумали или открыли своих персонажей, резко и живо осознав феномены, долго находившиеся в зародыше в душе человека? Как бы там ни было, их герои со своими проблемами предшествуют нашим личным проблемам и с момента появления поджидают нас, «формируя интимные движения нашей психики или разворачивая перед нами упрощенные образцы, определяющие наше поведение».
По каким признакам мы узнаем у себя в душе «героев»? Какое-нибудь волнение предупреждает нас об их появлении? Да, в некоторые моменты жизни мы чувствуем, что наше волнение совпадает с формой и внутренним движением произведения, где подобное волнение, связанное с жизнью героя, воплощено. Конечно, не обязательно художественное произведение содержит изобретенный или заново открытый миф: это может быть современное произведение, которое интерпретирует миф в современных терминах.
Как воздействуют мифы? Ружмон думает, что для познания их воздействия следует хорошо изучить любовные мифы. В самом деле, любовные мифы связаны с самым распространенным на Западе опытом. Редко кто сравнивает себя с Фаустом или Гамлетом, мальчики обычно принимают себя за Тристана, а Дон-Жуанов вообще легион. Любовь больше, чем какое-либо другое проявление души, чувство или стремление, связана с литературным, музыкальным или живописным выражением, иначе говоря, с определенным языком. Любовь заставляет говорить, и Ружмон шутливо замечает, что она похожа на войну классических эпох: любовь существует, если только есть «декларация чувств».
Она может родиться из одного только ее упоминания: из чтения текста, из образа, из песни. Соответствуя деятельности языка, действие любовных мифов отчетливо прочитывается.
Особенно интересуют Ружмона проблемы личности, сталкива- ющейся с мифами. Если нам не удастся узнать природу и способы воздействия мифа, мы просто останемся их игрушкой, «марионеткой, которую кто-то насильно дергает за веревочки», как писал Кьеркегор.
С начала нашего века все начали сожалеть о вторжении в нашу жизнь секса, определяемого как наваждение. Его боятся, потому что именно он способен теперь, более чем когда бы то ни было, превратить нас в игрушку инстинктов. Ружмон уточняет, что речь идет не просто о сексе и инстинкте деторождения. Речь идет об эротизме в мифах. Любовный инстинкт не зависит от моды: «Сегодня стало свободным его выражение, свободной стала манера говорить о том, что связано с любовью, размышления о ней, ее показ на экране. Таким образом, уже не секс, как таковой, а эротика, не чувственность, а ее публичное признание внезапно заставляют нас осознать то, что мы медлим понять.
скандал. Но, объяснив некоторые психические нарушения попытками подавить сексуальность, Фрейд свел на нет само понятие цензуры. Его работы хорошо объясняют нам современную терпимость к сексу. Но Фрейд не способен объяснить волну эротики саму по себе. Ружмон видит в этом важный психический фактор. Тут подвергается сомнению любовь. Любовь, о которой Рембо писал, что ее необходимо выдумать заново. Западная мысль принимает всерьез только ум и тело, душа мстит за себя, ожидая примирения с собой.
Ружмон пишет, что подобная революция в психике имела прецедент в истории, единственный в своем роде, в XII в., когда сексуальная жизнь была сведена к темным животным инстинктам, а женитьба диктовалась только необходимостью передачи наследства. Поэзия, эротика и мистика вдруг разбушевались: «Внезапно появились трубадуры и любовная философия, Элоиза и пережитая страсть, Тристан и любовные мечтания, культ Прекрасной Дамы, культ Богоматери, ожили гностические ереси, зародилось циничное вольнодумство, а тут еще целибат священников и законы Любви...»
поведения. Он хочет прочитать во всех тончайших мотивах «игру мифов», найти ее в сложных психических комплексах и внешне нездоровых путях современной эротики. Короче, он хочет все понять, а не осудить. Нашим пуритайам он напоминает, что без эротики и связанных с ней свобод наша культура стоила бы не больше, чем сталинская или маоистская, насаждаемые с помощью декретов: «Наша культура,— пишет он,— была бы прямо связана с материальным производством, с обобществленным зачатием».
Книга Ружмона — плод творчества человека, чье сознание «не уходит от вопросов, а идет им навстречу». Он считает, что «наше признание не столько аскеза, сколько трансмутация». Короче, речь идет о том, чтобы «понять и почувствовать власть мифов, а потом охарактеризовать их так, как человек характеризует природу: мы можем ею командовать, только подчиняясь ее законам и структурам».
Книга «Как ты сам» предлагает нам исследование эротических мифов в западной культуре, наблюдения над воображаемыми персонажами романов и оперы, иллюстрирующих эти мифы, и дает просто «клинические» наблюдения над реальными людьми, которые, пережив драму, стали жить по образу и подобию Дон-Жуана или Тристана. Он рассказывает нам о Кьеркегоре, Ницше, Жиде. Потом Ружмон возвращается к проблеме личности как таковой, личности, представленной над великими религиями или отрицаемой ими. Книга заканчивается как философское эссе.