Бернар Франк
Появляясь на телевидении, Бернар Франк не бывает многословен. Чего не скажешь о том, что он пишет. Его эссе —это необычайные монолога, которые можно рассматривать как литературную критику, как политическую хронику и как автобиографию. Последнее из них называется «Распродажа» (1980), автор специально отметил его жанр — фельетон.
Слово «фельетон» взято из словаря журналистов. Прежде обычно этим словом обозначали хронику в нижней части газетного листа, почему в конце концов она получила название «подвал». Словом «фельетон» называли также роман, печатаемый равными частями с продолжением. «Распродажа» — фельетон в двух смыслах этого слова, потому что она похожа и на хронику, и на роман. Франк очень увлечен журналистикой, поэтому он иногда называет свои книги «единственным еженедельником, пространно написанным, из всех, что я знаю, говорящим об актуальных событиях нашего полувека». Это еженедельник, разные номера которого нам доставляли сериями каждые восемь — десять лет.
«человеческой комедии» и портретов реальных персонажей, становящихся героями романа и потому не стареющих. Тут Франк выступает как «родственник» Сен-Симона.
«Комедией» его высказывания можно назвать потому, что он привязан к людям, которых наблюдает, он не боится, обозначая их слабости, изображать их немного карикатурно, даже если речь идет о Сартре или Мальро, которыми он восхищен. Он не щадит никого: ни влиятельных людей, ни друзей, ни самого себя. Он наносит удары направо и налево, Жану Даниелю достается от него так же, как Жану д'Ормессону. Он забавляется, как в тире. Чувствуешь себя немного удивленным, когда он утверждает, что в глубине души он равнодушен к своим жертвам. Правда, он уточняет: «Природа этого равнодушия злая, агрессивная, я пишу иногда, как лающая на ветер шавка. <...> Во что бы то ни стало я хочу передать накал страсти и отношения момента».
Ему это удается легко, без всякого насилия над собой. Трудности у него вызывает начало работы над новой главой. Но стоит ему начать, как он вовлекает нас в похожую на реку речь, полную отступлений, которые он даже не пытается завершить. Его воображение скользит скорее, чем перо, и только физическая усталость заставляет его на секунду остановиться.
Для того чтобы продолжить свою речь, ему необходим внешний раздражитель: и он появляется то под видом книги, отдельная глава которой ему не нравится (это может быть мнение Берля о Мериме), то в форме просьбы о том, чтобы он написал статью (директор газеты хочет, чтобы он высказал свое мнение о законодательной власти), то в форме письма читателя (американский университетский преподаватель спрашивает его о Нимье и «гусарах»), или, наконец, ему надо свести счеты с издателями, и он изощряется в передаче споров с ними. При таком подходе к материалу нормально, что его книги как бы «рассыпаются» (впрочем, очарование еженедельников как раз и состоит в том, что они говорят понемногу обо всем), но его книги все-таки сохраняют единство благодаря личности рассказчика. В конце концов, роман «В поисках утраченного времени» тоже плохо сколоченная книга, однако это не мешает ей быть шедевром.
«Правда писателя — это то удовольствие, которое он нам доставляет, раздражение, которое он в нас вызывает». Для того чтобы вызвать это удовольствие или раздражение, Франк не боится никого. Это доставляет ему прямо-таки большое наслаждение.
Франк говорит, что писатели — это своего рода циркачи, они предлагают на наш суд книги, как акробаты дают представления. Верно, что, читая Франка, все время находишься на спектакле. Это не мешает ему касаться самых серьезных проблем. Например, в «Распродаже» он впечатляюще говорит о смерти; отталкиваясь от Монтеня и Мальро, он переходит к собственным размышлениям об аварии автомобиля, жертвой которой он оказался.
«элементы истории французской литературы», страницы, посвященные Дидро и Вольтеру, Гюго, Стендалю и Флоберу, Лафоргу и Корбьеру, Рембо (о котором Франк не слишком хорошо отзывается, хотя одалживает у него заголовок своей книги «Распродажа», как Саган взяла напрокат слова Элюара «Здравствуй, грусть»). Страницы, посвященные политике, у него не менее эпатирующие, и здесь Франк держится очень хорошо. Он говорит о легкомыслии наших крупных интеллектуалов (Мальро, восхвалявшего Мао, благодаря которому у каждого китайца была своя «чашечка риса», или Сартра, категорически осудившего публикацию доклада Хрущева), он не согласен с теми, кто претендует на «выравнивание» сталинских и послесталинских преступлений с помощью преступлений Пиночета, потому что, говорит он, «ад — это противоречие между словом и делом».
Бернар Франк — свободно мыслящий ум. Он никогда не согласится с осторожностью и уместностью каких бы то ни было высказываний, кто бы его об этом ни попросил. Хозяева прессы боятся его всплесков. Однако вскоре после публикации «Распродажи» Клод Пердриель дал ему возможность публиковаться в «Матен». Он сотрудничал там четыре года, но потом,-когда газета изменила направление и перешла в подчинение правительства, хлопнул дверью (это правительство не было враждебно Франку, но он отказался работать в пропагандистском органе). Его участия искали со всех сторон. Сегодня он один из самых читаемых наших писателей, каждый вторник четырехтысячная армия читателей штудирует его «Размышления» в газете «Монд».