Беатрис Бек
Беатрис Бек вступила в литературу, написав повесть о детстве и отрочестве под названием «Барни». Действие книги заканчивалось накануне войны, героиня ждала ребенка от своего любовника, русского еврея по происхождению, встретившегося ей в ячейке молодых коммунистов. В начале следующей повести «Неправильная смерть» (1950) Барни и Вим поженились, ребенок родился, но идет война, и Вим мобилизован во французскую армию. Барни живет со своей дочерью Франс в маленьком альпийском городке. Вим приезжает в отпуск. У него плохое настроение: он узнает о том, что занесен в «черный список».
Немного времени спустя после того, как он вернулся на фронт, Барни узнает о его смерти. Ей объясняют, что он «не умер за Францию». Его казнили? Барни без денег, вынуждена работать на фабрике, учиться в заочной школе, стать натурщицей. Потом она получает письмо, из которого узнает, что Вим покончил жизнь самоубийством. «Ты видишь теперь,— думает вдова,— что твое горе было «литературой» в сравнении с нынешним голым страданием. Но у нее никогда не будет доказательств и уверенности в том, что ей сказали правду.
Для тех, кто не читал «Неправильную смерть», это сухое изложение вряд ли позволит предположить, что Барни — одна из самых притягательных героинь современного французского романа. Но вы, конечно, знаете эту героиню по роману Бек «Леон Морен, священник» получившему в 1952 г. Гонкуровскую премию.
«несогласными парами»: скромная и гордая, молчаливая и своевольная, праведная и жестокая, раненая и мужественная, ироничная и изголодавшаяся по любви. Ее концепция любви восхитила бы биологов: «Любовь, как аппетит, приходит во время еды». Она способна на горячую женскую дружбу, и она очень странно рассуждает о «честности» и «благородстве» «Коридона» Андре Жида, прибавляя, что удовольствие, находящее завершение в самом себе, ей непонятно.
Девушкой она видела себя замужем за моряком или каким-нибудь великим путешественником, который бы приезжал, чтобы повидаться с ней раз в девять или десять месяцев, единственно для того, чтобы подарить ей нового ребенка. Она отдалась Виму безропотно, восхищаясь этим суровым военным, которого она в нем видела. Любовь в другом, более полном смысле пришла к ней потом. Вим не хотел детей, но ей удалось родить от него ребенка.
В первой книге Барни рассказывает нам о своих литературных вкусах. Она поведала, как несколько строчек Жида ввели ее в незнакомый мир, когда она была лицеисткой. Жид написал, напоминая о дереве жизни в скандинавской мифологии — Игдрасиль: «Ухватиться, ухватиться хотя бы за одну ветку дерева Игдрасиль... Получилось». Барни нам поверяет: «Эта эллиптическая фигура меня страшно порадовала. Я чувствовала в себе дрожь удаления от предмета, опасный скачок стиля. Об источнике в пустыне Жид говорит: «Ребенком я в нем утолял жажду». Эта абсолютно прозрачная фраза утолила на время мою собственную жажду совершенства».
Искусство краткого изложения — чисто французское по природе. Им в полной мере владеет и Беатрис Бек, которая в свою очередь утоляет жажду совершенства. Ее книги написаны мелкими штрихами и короткими главами. Она ничему не удивляется, она констатирует и потом рассказывает об увиденном, всегда у нее реалистически выглядящем, но иногда ужасном и экстравагантном, а порою чудесном и поэтичном. Она воспроизводит дословно услышанные фразы, рядом с ними смешно диссонирует ее собственная речь. Ни одной лишней строчки, но и никогда нет ощущения, что чего-то не хватает. Каждое ее слово весомо. Сдержанное волнение кажется более сильным.
Беатрис Бек умеет нас растрогать, заставить улыбнуться, вызвать наше восхищение.
«Барни» представляет ее первую творческую манеру. Доля фантазии сильнее в ее книгах «второй волны» таких, как «Свалка» (1979), где она виртуозно владеет языком и ассоциациями. Ее сравнивали с Реймоном Кено за ее презрение к хорошему стилю и использование оборотов народной речи. Но если «красивый стиль» может превратиться в холодный, ака- демический, народная речь может стать вульгарной. У Беатрис Бек, как у автора «Зази», богатый, живой, очень персонализированный язык. «Я летаю с помощью слов,— заявляет Симон Лебарк, главный герой романа «Глазной зрачок» (1986).
Он восклицает: «Франция, твой французский язык покидает меня. Франция, покажи язык: какой он тяжелый, едва ворочается. Французский — это исчезающий вид, как ослы, вишни и голубые киты». Ничего подобного нет в этой книге. Наоборот, это очень точный и плотный текст, с исключительным чувством эллипса33.
Героиня «Свалки» — молодая талантливая особа по имени Ноэми. Особенно талантлива она в употреблении французского языка. Ноэми удивительно фамильярно обращается со словами, они для нее, как маленькие одушевленные предметы, которые она толкает и ласкает, то вдоль, то поперек. Ее бывшая учительница мадемуазель Минье попросила ее написать повесть о детстве и рассказать о свалке.
Пpи выезде из города, около кладбища находится муниципальная свалка. Там сжигают груды разнообразного мусора. Отец Ноэми Поддерживает там огонь. Бывший сельскохозяйственный рабочий, он ни к чему не пригоден, поскольку из-за несчастного случая потерял руку. Он живет неподалеку от свалки в бараках вместе со своей многочисленной семьей. Они живут там, как цыгане в кибитке. В девятнадцать лет Ноэми берется за перо.
Она не сомневается, что мадемуазель Минье, которую она обожает, ждет от нее рассказа о жизни низов, от которой ее на самом деле тошнит. Мадемуазель Минье совсем не интересуется талантом своей бывшей ученицы. Она даже полагает, что перо ученицы — «нечто вроде вил для ворошения нечистот». Она пишет об этом в тетради, которую найдут после ее смерти, и воспылавшая сначала любовью к ней Ноэми начнет ее ненавидеть.
— это всегда феерия, смесь ужаса и восторга (название предшествующей книги Беатрис Бек). Люди, не знающие нашей морали, не менее сердечны: Ноэми, таким образом, это сама невинность, в то время как мадемуазель Минье оказывается ужасающе толстокожей. Разочаровавшись в серьезном сердечном увлечении, Ноэми покидает городок, вде она работала служанкой. Мы видим, как она старается получить профессию, стать стенографисткой в одном живописном страховом агентстве, потом секретарем писателя, напоминающего Андре Жида, у которого сама Беатрис Бек была последним секретарем. «Я уже неплохо поднялась. Куда еще меня занесет?»
В «Глазном зрачке» Симон Лебарк, буржуа двадцати восьми лет, должен отказаться от занятий медициной, потому что утратил зрение. Он диктует своей молодой секретарше Мелисерте исследование о знаменитых слепых, об Эдипе из греческой мифологии, о Товите33а из Библии, о Жюльетте графини де Сепор и Гертруде Жида («Пасторальная симфония»). Мелисерта считает Симона красивым юношей и удивляется, почему он никогда не хотел переспать с ней. Мы догадываемся, что он предпочитает сына испанской консьержки Стефана, шестнадцати лет, который водит его по улицам, когда у него есть дела. Со своей стороны подросток тоже чувствителен к очарованию писателя, его социальное положение его восхищает. Преждевременная смерть Мелисерты позволяет Симону убедить консьержку оставить ему Стефана в качестве компаньона и даже как секретаря, воспитанием которого он займется.
Комнатку консьержки Беатрис Бек удалось превратить в «кибитку» в духе Кокто. Там царствует Олимпия Абенсоар, очень смешливая женщина, несчастья которой не подорвали прочные основы ее католического воспитания. Ее дочери Анжелике только восемнадцать лет, а она уже мать трехлетней девочки, отец которой исчез. Однако Олимпия чувствует себя обесчещенной, застав «на месте преступления» своего сына и Симона, спящими в одной постели.
Скандальная пара ничуть не шокирует Анжелику. Потребуется еще десять лет, чтобы это поняла Олимпия. «Мой сорванец наконец кем-то стал»,—думает она, когда Стефан назначен секретарем редакции журнала «Ле пир».
«Эти удовольствия») и Юрсенар («Адриан»). Вчера на ту же тему хорошо написала Кристиан Рошфор в «Весне на стоянке». Сегодня это Беатрис Бек. Среди произведений другой манеры писательницы следует назвать книги: «Опередить ночь» (1980), где она описывает женщину, превратившуюся в Шахерезаду, чтобы спасти подростка, предпринявшего попытку самоубийства, «Жозе, прозванная Нэнси» (1981), где она рассказывает об откровениях соседки с лестничной площадки, бывшей когда-то сводницей на площади Пигаль и скорнячкой; «Дон Жуан лесов» (1983), где она создает портрет болтуна, монархиста и фатоватого сторонника имперских настроений, и, наконец, такое чудо, как «Ребенок-кошка» (1984), где она проявляет себя как замечательный художник-анималист.
Семейный альбом
Самый близкий Беатрис Бек со всех точек зрения автор — это Бернадетта Шапиро. Она опубликовала роман «Передовая» (1981), книгу, составленную из коротких заметок, которую издатель сравнивает с книжкой зарисовок.
Дети и подростки обычно больше интересуются будущим, чем своими корнями, но те, кто с ранних лет остался без отца и матери, спрашивают себя о прошлом и думают о том, кем бы они могли стать, будь у них родители. Рассказчица книги Бернадетты Шапиро потеряла своего отца, когда ей было только три года. Это было в начале последней войны. Он был мобилизован и требовал, чтобы его отослали на «передовую». Там он и нашел смерть или умертвил себя в минуту депрессии.
«Я помню только один образ отца: молодой человек в защитного цвета одежде в амбразуре двери». А на последней странице, где ей шестнадцать лет, она нам рассказывает о встрече в одном высокогорном приюте с другим молодым человеком, спящим на деревянной кушетке, «завернувшись в старый военный плащ». Мы понимаем, что молодой человек ее заинтересовал бы меньше, не будь он одет как солдат. Это замысел художника (каким и является Бернадетта Шапиро) — нарисовать два силуэта молодых военных.
мать совсем мало зарабатывала и жила в квартире, где ящики заменяли мебель. После войны девочка вынужденно покинула местность, с которой была связана, и последовала за матерью в Бельгию к тетке, потом в Англию, в поместье дяди. По возвращении из Англии мать и дочь жили в Дьеппе, перед тем как перебраться в Париж, где они сменили скромный семейный пансион на сомнительную гостиницу, затем гостиницу на мансарду (куда они поднимались по черной лестнице).
Говорят, что юность живет путешествиями, но жизнь кочевника в детстве делает из вас вечного скитальца, человека, подверженного ностальгии. Героиня рассказывает, что она возвращалась потом в большинство мест, где когда-то жила: «Я чувствую ностальгию по прошлому и по солдату, который никогда не вернется».
Время можно восстановить только с помощью литературы. Наша молодая героиня сумела приблизиться к своему покойному отцу, прочитав письма, что он написал. Она долго будет жить, воображая себе дедушку и бабушку по материнской линии, читая их письма. Бабушка вела заметки, дедушка оставил обширную переписку и литературные произведения. Он был писателем и сотрудничал в газетах. Он много путешествовал, и его книга «Бродяга» заставляет вспомнить о Кнуте Гамсуне и Максиме Горьком. Рассказчица называет его Симон Друвен. Она цитирует разные посвященные ему статьи. В одном месте она пишет, что у него были светло-голубые глаза, в другом, что глаза его были коричневые, где-то его глаза становятся серыми или серо-зелеными. Авторы статей не названы, но я узнал одного из них. Это не кто иной, как Андре Жид. Это он написал о Симоне Друвене: «Он иногда замирал перед тем, как засмеяться, казалось, он больше, чем чужих насмешек, боялся собственного смеха». Этот текст был воспроизведен в «Осенних листьях». Но Жид называет Симона Друвена его настоящим именем — Кристиан Бек.
— отец Беатрис Бек. А Бернадетта Шапиро, как вы догадались, это дочь Беатрис Бек.
«Передовая» интересна как биографический роман, врезающийся в серию «Неправильная смерть», «Леон Морен, священник», «Сделка с небом», «Немой», «С перерезанным горлом еще бежит», которые не только рассказывают о жизни молодой вдовы по имени Барни, но и о ее дочери Франс. В «Передовой» берет слово Франс, и мы становимся свидетелями двух скрещивающихся взглядов из прошлого в будущее и обратно. Такой тип текста мне нравится. Вне всякого сомнения, у Бек существует своя тональность. Какая жалость, что Кристиан Бек умер молодым и не смог прочесть произведений своей дочери и внучки...
33. Эллипс (ис) (от греч. опущение, выпадение) — основная разновидность фигур убавления: пропуск подразумеваемого слова. В зависимости от содержания создает эффект бытовой небрежности, мудрого лаконизма, «телеграфной» деловитости, лирической взволнованности, разговорного просторечия и т. п.
— библейский праведник. В Ветхом Завете говорится о том, как ангел Рафаил помог его сыну Товию снять с его глаз бельма, и он прозрел (Книга Товита. 2,4)