Армен Любен
В качестве подзаголовка многих сборников Армена Любена можно было бы поставить «Книга дней моих». Давайте перечитаем его «Высокие террасы», чтобы убедиться в том, что мы имеем дело с поэтом не менее значительным, чем Лафорг или Корбьер, поэтом, который говорит с нами совсем новым, глубоко волнующим голосом. Его стихотворения не поражают абсолютной гармонией, их течение не всегда гладко, но они отражают богатую и редкую чувствительность поэта. Их странности очень скоро начинаешь ощущать как совершенно необходимые, так они правильны в своей неправильности, так их образы соединяют абстрактное и конкретное. Их таинственное движение от наблюдения за незначительным фактом ведет нас к тайнам мира. Форма и основа находятся у него в превосходном согласии. Эти стихотворения — точная копия их автора.
В первой части Армен Любен доверительно рассказывает нам, в каких условиях его сборник был сочинен. В тишине санатория. Это тишина благотворительного медицинского учреждения, где он провел долгие годы. Конечно же, он был там не один. У него не было своей комнаты, вместе с ним в палате были два или три друга по нищете. Но одиночество — это жизнь «в отдаленной стране», вдали от тех, кого любишь. Редкие посетители и короткие прогулки в сосновом бору приносят лишь временное забвение. Поэзия становится открытым в мир окном: если болезнь заставляет вас посмотреть через окно, пространство вам покорилось, а время перестает существовать.
Здесь поэт вспоминает (начало второй части сборника) год своей первой любви, тот год, когда на перекрестках Парижа установили столбы со светящимися часами. Эта любовь не умерла, ибо нельзя жить, забыв о счастье. Один из его образов возникает на фоне выдуманного пожара. Впрочем, любовь всегда пожар. Счастье есть что-то более спокойное: достаточно одного прыжка белки, чтобы пустить под откос серьезный мир.
Белка скок и за сук цепляется.
С особенным чувством Армен Любен вспоминает Париж своей молодости: он ведет нас с набережной Межисери до набережной Берси. Но воспоминание не все может приукрасить. В его прошлых днях радость была часто близка к слезам. Армен Любен предлагает нам «Хронику печального тупика». Он жил когда-то в сырой, ветхой гостинице, которую так описывает в стихах:
Сомнительно гостиница косит на один глаз,
Бездомные, усталые, она встречает вас.
За черной дверью с улицы смешались языки.
Тут в гостинице поэт познакомился с полковником Канзадьяном, ставшим токарем у Ситроена, с натиравшим полы профессором математики и со многими другими, например, с маленьким Ашо, который просил милостыню на лестнице. Устав от бесконечных вопросов друзей: «Ашо, не замерз еще?», он сдал экзамен на бакалавра и теперь его называют господин Арно.
Для поэта жизнь сложилась хуже. Болезнь захватила его в тот момент, когда он должен был получить гражданство. Третья часть его сборника ведет нас на «Высокие террасы», откуда мы видим «лес медленного умирания», знакомимся с «серьезной процедурой»: страдание инкриминировано нам судьбой в согласии с каким-то непонятным законом. Это самый несправедливый процесс. Призванные в свидетели небеса ничего не знают, кроме того, что «что есть, то есть». Последнее прибежище в этом мире — поэзия, только она позволяет еще что-то пробовать и бороться. Но все противоречия исчезают, когда преодолены границы несчастья.
Стихотворения из сборника «Высокие террасы», темы, ритмы и краски которых весьма различны, одни из лучших написанных сегодня стихотворений. Такое стихотворение, как «Лошади, идущие на выручку», дает представление о больших возможностях Армена Любена. Написанное в лечебном учреждении, это стихотворение, по сути говоря, стихотворение надежды. В тот момент, когда молодежь санатория, кажется, прекращает бороться за свое здоровье, неожиданно появляется надежда в облачении солнца и ветра. Любен говорит от имени «ободряющего ветра, рвущего тент над головой».
Мне в помощь девочка двух подвела коней:
Две песни, детская и бешено-лихая,
Вдаль понеслись свободно, гривы распуская,
А между тем весна прокрадывалась тайно
(Пер. Е. Гречаной)
Умение сочетать «соответствия», это поэтическое мастерство проявляется у него на протяжении всего сборника. Другое стихотворение из сборника «высокие террасы» носит название книги его прозы «Ночной переезд», в которой Любен более других приблизился к границам непознаваемого. Мне кажется, эта книга — одна из самых великих книг нашего времени. Речь идет в ней о печальном жизненном опыте, двойном опыте — о болезни и страданиях, а также о больницах и санаториях. Стартовая площадка для писателя — обыденный мир, но он постепенно, с остановками, чтобы перевести дыхание, поднимается на такие высоты, в такое царство света, где проблемы земного удела получают новое освещение.
Действие книги начинается в больнице Сальпетриер, откуда автор как бы ведет репортаж. Любен рассказывает нам немного о себе, но больше о других больных: это люди из народа, оказавшиеся перед лицом боли и смерти. Он рисует нам несколько строго реалистических картин, но у читателя возникает к изображаемому чувство щемящей симпатии, не исключающее и мгновений веселья. Это реализм, вскормленный поэтической фантазией, реализм поэта, отбирающего только те образы, которые имеют выверенное жизнью звучание.
Тон книги по мере обострения страданий ее героев становится все более приподнятым. Наступает момент, когда боль становится синонимом существования мира. На последних страницах книги в морском санатории в Ландах больной остается один — все кругом исчезают, наедине с вечностью Армен Любен говорит о неосвоенных землях, дает их жуткое, незабываемое описание.
«Смерти волка» Альфреда де Виньи. Жид полагал, что стоицизм волка перед лицом боли нелеп. «Когда я страдаю,— говорит он,— я предпочитаю издавать громкие романтические вздохи, я заглушаю боль, которая уменьшается у меня на глазах».
Блестящий способ страдать... но Любен делает из этого высказывания вывод, что Жид познал только «послушные страдания, позволяющие себя упаковать». Случается, что «крик и стоны не способны превозмочь боль, которую терпишь». «Именно в такой момент,— говорит Любен,— надо вернуться к насмерть раненному волку, не к тому романтическому волку, которого так глупо очеловечили, сравнивая его с людьми, но к настоящему, живущему на земле животному. Страдающий хочет быть поближе к земле, он хочет уподобиться животному. Он хорошо понимает, что его спасение на земле и нигде кроме. Его признательность заслуживают только те, кто ему помогают стать хорошим животным. Когда помощь не идет, сразу повышается голос, жалкий и страшный: «Мой укол!»Есть умирающие, которые «помнят о небесах», но есть другие умирающие, которые помнят только о земле. Они гòлодны землей. Они хотят есть землю и быть проглоченными ею. Не тянуться ввысь, накануне дня, когда превращаешься в пыль, а скользить вниз — в одном естественном направлении...»
Нужно ли подчиниться боли с покорностью или восстать, собрав себя в кулак. «Ни то, ни другое не нужно,— полагает Любен.— Брошенный в ад физической муки — бесчеловечных страданий — человек может только одно: он мржет отдать себя на растерзание своему личному волку, сделать свой внутренний мир его территорией, иначе говоря, стать животным. После чего волку можно принимать решение. Не человеку. В оккупированной стране командует оккупант».
умертвить. «Рембо, не смогший уподобиться животному ни самостоятельно, ни с помощью своего окружения, не в состоянии больше жить и, не имея возможности умереть, издает в течение месяцев (правильнее сказать — веков) не «громкие романтические вздохи», но крики, жалкие крики с лицом, залитым слезами. Для читателя, который знает, откуда он возвратился, письма Рембо и Изабеллы31 звучат настолько душераздирающе, что с нескрываемым облегчением он узнает о «пробуждении волка».
«Ну, наконец. Вот он. Он здесь. Доказательство тому — нога Рембо, она начинает дрожать. Громадная голова животного с большим трудом протискивается сквозь единственную худосочную ногу. Достигнув коленки, она движется к бедру, теперь покончено со всеми побегами, со всеми блужданиями. После того как он пробрался в гениталии, покончено со всеми Джами, а когда волк появился в животе, покончено и с голодом, раз и навсегда. Волк поднимается, растет и выставляет себя напоказ. Рембо диктует.
Он диктует письмо Изабелле 9 октября в больнице Непорочного зачатия, последнее свое послание, последний свой текст. Он открывает рот, чтобы сказать без предисловий:
Один комплект: ДВА ЗУБА.
Один комплект: ТРИ ЗУБА.
«Не волк ли это? Вот он показал все свои зубы! Он занял место человека, который больше ничего не скажет, человека, который пережил поэта. Через несколько часов сообщат малозначительную новость: смерть волка». Вы видите, что Армен Любен не только большой поэт, но и мастер французской прозы. Те, кто до сих пор не знал этого текста, я думаю, будут мне благодарны за столь длинную цитату.
Примечания.
31. Изабелла — сестра Артюра Рембо.