Приглашаем посетить сайт

Билеты (вариант 2)
Проблематика романов Грэма Грина. Семантика заголовка романа (на выбор).

15. Проблематика романов Грэма Грина. Семантика заголовка романа (на выбор).

Занимался журналистикой, много путешествовал, определенное время в годы Второй мировой войны был связан с британскими разведывательными службами. В 1926 г. в связи с бракосочетанием Грин принял католичество, но ортодоксальным последователем католической доктрины не стал. Некоторые его книжки оказались даже в списках запрещенных Ватиканом изданий. Грин особенно подчеркивал, что он является «не католическим писателем, а католиком, который пишет». Бодрая заинтересованность современными политическими идеями и движениями, удивительная наблюдательность и отнюдь не поверхностное, а из первых рук знание жизни разнообразнейших стран и континентов — Европы, Азии, Африки, Америки — служили причиной широты его взглядов, которая позволяла ему без предубеждения относиться даже к наиболее «левым» социалистическим и коммунистическим идеям. Одной из его любимых была мысль о возможности сближения и сотрудничества католиков и коммунистов в общей борьбе за гуманизацию современного мира. С «реальным социализмом» в бывшем СССР у него возник конфликт в 60-е гг., когда он временно наложил вето на издание здесь своих произведений.

Грин называл себя человеком веры и вместе с тем человеком сомнения. В сомнении он видел стимул развития, движения вперед. Люди и идеологии с претензией на абсолютную полноту были для него чужими. Неслучайно при повторном крещении по католическим обрядам он выбрал себе имя Томас, но не в честь Фомы Аквинского, а в честь Фомы Неверующего.

Послевоенный цикл произведений открывает роман «Суть дела» («The Heart of the Matter») — полицейский Скобе расплачивается в нем самоубийством за осуществленный им аморальный поступок. Так в центре внимания писателя в этот новый период возникает моральная проблематика. Она фактически выдвигается на передний план и во всех следующих его романах. Главный вопрос, который он ставит и решает в них, — это вопрос о том, что есть человек и до каких пор он остается человеком. За какой гранью начинается его моральное падение?

и национальную независимость против тиранических диктаторских режимов. Все они в той или иной мере содержат черты политического детектива, но все они так же глубоко и тонко психологические. Всем им присуща ирония, иногда открытая, которая перерастает в сарказм, иногда более сдержанная. И все они — независимо от трагических или счастливых развязок — одинаково проникнуты безграничной человеческой печалью, не лишенной, впрочем, нотки надежды. «Рассказать о печали значительно легче, чем рассказать о радости», — сознается Грин от лица героя романа «Конец любви». Не менее многозначные слова он вкладывает в финале романа и в уста героини: «Ты не бойся, — сказала она, — любовь не заканчивается…» Любовь, что не заканчивается, что не может исчерпаться в человеческом сердце и оказывается чаще всего той веточкой надежды, которая непременно зеленеет в финале печальных и часто трагических романов Грина.

Известнейший у нас и, наверное, слишком политизированный критикой роман «Тихий американец» построен как своеобразное расследование убийства американца Пайла, который приехал во Вьетнам будто бы с миссией гуманитарной помощи, но который на самом деле занимался подрывной террористической деятельностью. В причастности к его ликвидации, осуществленной вьетнамскими патриотами, подозревают английского журналиста Фаулера, от лица которого ведется рассказ. Он и в самом деле причастен к этой акции. И руководят им не ревность, хотя Пайл фактически отбил его девушку со старой местной элиты — Фуонг, пообещав вступить в брак с ней. «Это имя, — объясняет Фаулер, — означало Феникс, хотя ничто в наши дни не похоже на сказку и не возрождается из пепла». Руководит им негодование той циничной жестокостью, которая скрывалась за внешней мягкостью и приветливостью Пайла. Когда от одной из его пластиковых бомб гибнет ребенок («Я же видел труп этого ребенка», — скажет Г. на одном из поздних своих интервью), Фаулер не выдерживает: он решает положить конец «деятельности» Пайла. Доказать его причастность к акции ликвидации Пайла так и не удается. А поскольку он получил, в конце концов, согласие жены на развод, то мог предложить теперь Фуонг не только сердце, а и руку. Но счастье его отравлено печалью: «После его (Пайла — М. В.) смерти все пошло у меня гладко. Но как бы я хотел, чтобы существовал тот, кому я мог бы высказать всю свою горечь» — этой горькой нотой завершает он свой рассказ.

«И если попытаться определить жанровую принадлежность его романов, то точнее всего следовало бы назвать их не политическими, а экзистенциальными. Ибо в каждом из них Грин старается подтолкнуть своих персонажей к «опасному пределу вещей» с одной только целью: познать нравственную суть человеческого деяния - подвига или преступления - и выяснить истинную цену личности» . Экзистенциальная природа романа «Сила и слава», по справедливому мнению О. Алякринского, облекается в форму притчи. Грин - «не бытописатель, но философ»: «Сила и слава» - притча, явленная в обличье социально-политического романа».

Чаще всего литературоведы определяют романы Грина как философские, философско-психологические или как притчу, не употребляя жанрового определения «экзистенциальный роман», но отмеченные ими проблематика романов Г. Грина, типология героев, характер конфликта, художественный строй произведений писателя позволяет говорить об экзистенциальной природе гриновских романов. В этот период встает вопрос о единстве художественной системы гриновских романов, об их типологической общности.

Так, например, Н. Ю. Жлуктенко35 справедливо отмечает единство художественной системы романов Грина: это единый принцип изображения исторической действительности (сквозь призму обыденного существования), единый тип конфликта, сконцентрированный на ситуации нравственного выбора личности, свойственное всем романам Г. Грина своеобразие постановки философских проблем: магия Г. Грина «в поразительной достоверности. индивидуального опыта и в то же время в универсальном, общечеловеческом значении каждой истории душевной борьбы его непростых героев». Н. КХЖлуктенко называет модель гриновского философско-психологического романа «конрадовской», но по сути выявляет сущностные типологические черты экзистенциальной модели романа.

«на уровне идейно-тематическом и «формальном» (стилевом) обнаруживается преемственность или «повторяемость» Грина, устойчивый интерес писателя к определенному комплексу проблем, типу героев, конфликту и принципам поэтики»36. Т. Ф. Разумовская отмечает, что Г. Грин всегда ставит своих героев в «пограничную ситуацию».

С. И. Бэлза и П. В. Палиевский подчеркивают, что географическая прикрепленность в романах Г. Грина не играет существенной роли, для писателя важен онтологический круг проблем: «Если «Гринленд» существует, то это понятие скорее философско-этическое. и определяется оно не географическими, а нравственными координатами. Координаты же эти близки тем. идеалам, что веками вынашивались человечеством»37.

Рассматривается проблематика гриновских романов, исследователи приходят к выводу, что в своих романах Г. Грин размышляет «об уделе человеческом», в центре его внимания вопрос о том, «как сопрягаются человек и история»; при этом герои Грина, как и сам писатель, «неизменно делают ставку на общечеловеческие ценности». Г. Анджапаридзе подчеркивает единство художественной системы писателя, его обращенность к универсальным проблемам человеческого существования: «Грин всегда творит свой единый и неповторимый мир, объединенный типами героев и общностью поставленных проблем - тех самых вечных или «проклятых» вопросов, которые актуальны в любую эпоху и на любом краю земли».

Семантика.

"The Heart of the Matter" («Суть дела», 1948) предполагает два сюжетных плана: внешняя канва событий и причины, ими управляющие.

— мотивы совершаемых поступков, их оценка самим главным героем. эти два плана входят друг с другом в противоречия.

Для творчества Грэма Грина характерна тема несоответствия внешнего и внутреннего, кардинальное расхождение между истинным положением вещей и тем, как о том же самом судят окружающие.

Словосочетание «суть дела» («the heart of the matter») встречается в романе один раз — в печальных мыслях главного героя, который глубоко переживает страдания людей, потерпевших кораблекрушение: «Как глупо ждать счастья в мире, где так много горя. <...> Покажите мне счастливого человека, и я покажу вам либо самовлюбленность, эгоизм и злобу, либо полнейшую духовную слепоту. <...> Если бы мы все знали досконально, подумал он, мы бы, верно, испытывали жалость даже к планетам. Если дойти до того, что зовут самою сутью дела...» (С. 314-315) аким образом, знание «сути дела» в художественном пространстве романа неразрывно связано с понятием жалости и сострадания.

Слово "pity" (жалость), встречающееся в романе тридцать четыре раза, становится одним из ключевых знаков текста. По В. А. Лукину, ключевые слова «обозначают такие части текста, которые в первую очередь служат для его понимания». Связь понятия сути дела с чувством жалости подтверждается в размышлениях Скоби над природой своих чувств к жене и к возлюбленной: «Неужели я люблю ее больше, чем Луизу? А если заглянуть себе в самую глубину души, люблю ли я хоть одну из них — может, это всего лишь острая жалость, которая откликается на всякую человеческую беду... и только усугубляет ее?» (С. 392, курсив мой — В. Г.). В оригинальном тексте слова «в самую глубину души» звучат близко и по смыслу и по структуре к "heart of the matter": "Do I, in my heart of hearts, love either of them, or is it only that this automatic terrible pity goes out to any human need and makes it worse?".

— способность сострадать. Не зря первая брешь в его неподкупности пробивается, когда капитан нейтрального судна, у которого майор Скоби находит спрятанное письмо к дочери в Германию, просит не губить его и закрыть глаза на это нарушение. Согласно законам военного времени конверт следовало отослать в лондонскую цензуру, но Скоби, веря, что капитан не является немецким шпионом и не желая лишать его работы, никому ни о чем не сообщает и сжигает письмо, хотя при этом и чувствует свою вину: «Только биение собственного сердца подсказывало Скоби, что он виноват, — он вступил в ряды продажных полицейских чиновников... <...> Их покупали за деньги, а его — взывая к состраданию. Сострадание опаснее, потому что его не измеришь» (С. 256). Правда, здесь используется слово «sentiment» (чувство), но по контексту понятно, что чувство, из-за которого Скоби спасает капитана — жалость.

ВАЖНО

Цитата на французском языке из эссе Шарля Пеги "Un nouveau thеologien" («Новый богослов»), приведенная в качестве эпиграфа романа, напрямую перекликается с заглавием: "Le pеcheur est an coeur meme de chretiente... Nul n'est aussi competent que le pecheur en matiere de chretiente. Nul, si ce n'est le saint" (С. 213, курсив мой — В. Г.). Дословно эти слова можно перевести так: «Грешник постигает самую суть христианства... Никто так не сведущ в деле христианства, как грешник. Никто, разве что святой». Французское "le cоеur", как и английское "the heart", имеет значение не только сердца, но и сути, сущности вопроса. Очевидно, что слово "la matiere", вслед за «le coeur» входящее в словосочетание с повторяющимся "chretiente" (христианство), это то же, что английское «the matter» — материя, дело, вопрос. В английском переводе эта цитата Пеги выглядит соответственно: "The sinner is at the very heart of Christianity. Nobody is so competent as the sinner in matters of Christianity. Nobody, except the saint".

Таким образом, перекликаясь с эпиграфом, слова заглавия прочно связываются с темой христианства, веры и греха. В начале романа Скоби не чувствует своих отношений с Богом, он признается отцу Ранку: «Не знаю, как это выразить, отец мой, но у меня такое чувство, словно я... устал от моей веры. Она для меня как будто уже ничего не значит. Я старался возлюбить Бога всем сердцем моим, но... Я даже вообще не убежден, что я верую» (С. 344). Не будучи ни горячим праведником, ни грешником, он чувствует себя еще не вступившим на путь веры: «Он не пил, не прелюбодействовал, он даже не лгал, но никогда не считал, что отсутствие этих грехов делает его праведником. Когда он вообще о себе думал, он казался себе вечным новобранцем, рядовым, которому просто не представлялось случая серьезно нарушить воинский устав» (С. 307). Путь веры, который, как это ни парадоксально, начинается с греха. И дальше в романе чем серьезнее будут грехи Скоби, тем сильнее (и больнее) он будет ощущать свою веру, тем явственнее будет присутствие Бога в его жизни. И, что самое важное — тем более животрепещущим будет для него вопрос о том, какая судьба ждет его душу в загробной жизни.

Таким образом, словосочетание «суть дела» первоначально задает в качестве темы произведения оппозицию внешнего и внутреннего (поверхностного и сокровенного). По мере развертывания текста оно связывается с темой жалости: жалея, главный герой стремится к пониманию истины; зная истинное положение вещей, он не может не испытывать мучительной жалости к окружающим. Через эпиграф заглавные слова приобретают связь с вопросом о сущности веры и о посмертном воздаянии