Приглашаем посетить сайт

Беркович Е.: Работа над ошибками. Заметки на полях автобиографии Томаса Манна.
«Центральное сердечное переживание»

«Центральное сердечное переживание»

После упомянутого письма Томаса Манна Паулю Эренбергу от 26 мая 1901 года переписка между друзьями на несколько месяцев замирает. Манн с братом вновь уехал в Южный Тироль, который тогда принадлежал Австрии (сейчас это территория Италии). В письме Паулю от 18 июля 1901 года из курорта Миттербад неподалеку от Мерано Томас многословно извиняется за долгое молчание[97].

Уже после возвращения с курорта Томас пишет 6 ноября из Мюнхена своему надежному другу Отто Граутофу, которому он доверял самые сокровенные сердечные тайны: «Для меня возобновляющийся "сезон" примечателен в особенности встречей с Паулем Эренбергом, которая на днях произошла во время обеда у знакомых. И вчера вечером уже у нас я снова слушал его скрипку. Он прежний... И я тоже прежний: такой же слабый, легко увлекающийся, ненадежный и не слишком серьезный, чтобы уразуметь, что я ухватил руку жизни, коль скоро она ее мне, смеясь, протягивает. Каждый год, в то время, когда природа застывает, жизнь врывается в летнее запустение и холод моей души и льет потоки чувства и тепла сквозь все мои жилки. И я этому не препятствую»[98].

К радости новой встречи примешивается досада на то, что он у модного художника и скрипача-виртуоза далеко не единственный приятель. Томас Манн явно ревнует своего немного легкомысленного и непостоянного друга, у которого весь день расписан встречами с различными людьми. В седьмой записной книжке Манн отмечает: «Настенный календарь П.<ауля> с пометками его общественных обязанностей. Он читает его, смотрит также имена»[99].

В романе «Доктор Фаустус» [100] Пауль Эренберг стал прототипом скрипача Руди Швердтфегера. «Вообще, он рожден для флирта, а не для любви или дружбы. И наша дружба – это флирт, и я уверен, что без флирта она была бы для него куда менее привлекательна»[101], – писал Томас Манн о своем друге в седьмой записной книжке, откуда эта запись почти дословно перешла в роман.

Как обычно бывает, флиртовал один, а его партнер глубоко страдал от непостоянства любимого. Но и страдая, Томас Манн оставался, прежде всего, литератором. Любое свое жизненное переживание он переплавлял в художественную форму. В уже упомянутом письме Отто Граутофу от 6 ноября 1901 года, Томас признавался: «Я в достаточной мере художник. Все, что со мною может произойти, я могу использовать»[102].

Чувства человека, на глазах которого его друг заигрывает с другими, Томас Манн описал в новелле «Счастье». Новелла вышла в свет в январском номере журнала «Нойе рундшау» за 1904 года, но наброски к ней можно найти на той же странице седьмой записной книжки, где упомянут «настенный календарь П.». Буквально сразу за этой записью идет заготовка для нового произведения: «Незначительное недомогание с его стороны позволяет ей построить целый мир из мечтаний, в которых она ухаживает за своим страдающим питомцем»[103].

В новелле эти слова принадлежат баронессе Анне, чей муж – гусар Гарри – почти не таясь, ухаживает за молоденькой певичкой и даже дарит ей свое обручальное кольцо. Кстати, это не единственный случай в творчестве Манна, когда он свои чувства и переживания вручает женским образам.

В литературе автору легче добиться справедливости, чем в жизни. В рассказе Манна соблазняемая бароном певичка неожиданно принимает сторону Анны и возвращает ей кольцо неверного супруга. В мюнхенской реальности все сложнее и запутаннее, и счастливого конца не видно. В отношениях Томаса и Пауля зимой 1902 года наступает явный кризис.

Карнавальные дни в том году заканчивались во вторник, 11 февраля, поэтому весь январь Мюнхен веселился, как умеют веселиться жизнерадостные баварцы. В карнавальной стихии «дитя муз»[104] Пауль Эренберг чувствовал себя как рыба в воде. Он буквально разрывался между праздничными развлечениями, не пропуская ни «крестьянские балы» в Швабинге, ни концерты и спектакли в столичных театрах. Томас Манн чувствует себя обиженным – у его друга не оставалось времени для общения. От тоски не спасал даже успех у критиков романа «Будденброки» – в различных газетах и журналах появлялись рецензии, как правило, доброжелательные, хотя до материального успеха было еще далеко: первое издание огромного романа в двух томах оказалось слишком дорогим для массового читателя, книги раскупались неохотно. Но молодой писатель и не рассчитывал на большие гонорары – счастьем было уже то, что его произведение высоко оценено отдельными критиками и коллегами-литераторами. Например, австрийский поэт Рихард фон Шаукаль[105] сравнил «Будденброки» с лучшими русскими, французскими и скандинавскими романами. Эту восторженную рецензию, напечатанную в венской газете «Винер Абендпрост», Томас Манн вложил в письмо своему легкомысленному другу, написанное 28 января 1902 года.

Откровенное и грустное письмо, и если бы не знать, что оно подлинное, написанное одним конкретным человеком другому, то можно было бы подумать, что это фрагмент какой-то сентиментальной новеллы:

«Где этот человек, который мне, человеку не очень любезному, капризному, мучающему себя, недоверчивому, мнительному, но чувствительному и необычно страстно ищущему симпатии человеку, скажет «да»? Непоколебимо? Без того, чтобы своей явной холодностью, явными отказами напугать и оставить в изумлении? Без того, например, чтобы подобной холодностью и подобными отказами из удобства или равнодушия заявить, что «я должен был сначала к нему опять привыкнуть», вместо того, чтобы из расположенности и доверия твердо оставаться близким мне другом? Где этот человек?!? – Глубокое молчание»[106].

Если не знать автора письма, то можно было бы утверждать, что эти строки, наполненные тоской и смятением, написала женщина. Впрочем, сам Манн устами своего альтер эго Тонио Крёгера отмечал сходство поэта и женщины: «И вообще, разве художник – мужчина? Спросите об этом лучше женщину»[107].

Так выглядит эта фраза в каноническом русском переводе Наталии Ман[108]. В оригинале Томас Манн использует вместо нейтрального слова «die Frau» – «женщина» более резкое выражение: «das Weib» – «баба». Фраза настолько напоминает патриархально-грубоватый стиль Ницше, что писателя даже спрашивали, не цитата ли это из работ философа. В письме французскому исследователю творчества Ницше Луису Ляйбриху (Louis Leibrich) от 24 февраля 1949 года Томас Манн отвечает: «Стиль Ницше, но не из него»[109].

Пауль не остался безразличным к отчаянию своего друга, он примчался к нему, как только получил письмо, полное боли. В записной книжке Томаса Манна есть пометка: «П.<ауль> пришел после обеда 30 января»[110]. Больше ничего о встрече не сказано, но о том, как она проходила, можно судить по аналогичной сцене из «Доктора Фаустуса»: герой романа Адриан Леверкюн написал своему другу, скрипачу Руди такое же отчаянное письмо, как Томас Паулю. Роман писался в 1946 году, но заготовка для этой сцены ждала своего часа с 1902 года, когда Манн занес в записную книжку по горячим следам визита Эренберга набросок сцены, написанной от лица женщины: «Письмо ему, очень смелое. После этого его немедленный визит, его благодарность, его желание избавить ее от стыда, заключение дружбы, обещание верности»[111].

Несмотря на внешнее примирение, трещина в отношениях не исчезла, а стала, возможно, еще глубже. Продолжение наброска в записной книжке убеждает в этом: «Кажется, что она, несмотря на его внешне примерное поведение, этим письмом больше навредила, чем помогла. Ласки, доверчивость, которые он иногда проявляет, подтверждают это. Его непосредственность все же иногда раздражает»[112].

Больше подобных откровенных сцен в письменной форме Томас Манн себе не позволял.

В апреле 1902 года отношения между Томасом Манном и Паулем вновь ухудшились. Писателя явно начинает раздражать «колоритная семейка»[113], как он называет теперь братьев Эренберг. В седьмой записной книжке на странице 83 братья называются «темпераментной», «колоритной», «страстной» семьею, которой «сам черт не брат», и это Манн считает «ужасным». И продолжает:

«Я это теперь так часто слышу, что испытываю страх перед этой ужасной семьей. Как только я слышу их имена, сразу ощущаю себя словно парализованным и бессильным, так что на меня наваливается безнадежная усталость и во мне все рушится...»[114].

Через сорок с лишним лет в романе «Доктор Фаустус» Томас Манн преобразует свои чувства к Паулю в сложные отношения между Руди Швердтфегером (Пауль) и влюбленной в него Инес Инситорис (Томас), которая почти буквально повторила слова из записной книжки 1902 года: «Когда я слышу слово «темпераментный», меня охватывает страх и тревога»[115].

В отношении Томаса к Паулю все сильнее ощущается двойственность: с одной стороны, погруженному в напряженную духовную жизнь писателю по душе счастливая непосредственность, наивная простота его друга, который весь в реальной жизни. Противопоставление «духовности» и «реальной жизни» всегда тревожило Томаса Манна, и он был искренно признателен Паулю за то, что тому удавалось наводить мосты через эту пропасть. Но, с другой стороны, «святая простота» часто не в состоянии понять то, что волнует и мучает его интеллектуального товарища.

В письме Хильде Дистель от 14 марта 1902 года Томас подводит определенный итог интенсивной дружбы с Паулем: «Я сделал его немного литературнее, а он меня – немного человечнее. И то, и другое необходимо»[116].

Относительно духовного развития Пауля у Томаса никогда не было сомнений. В новелле «Тонио Крёгер» Пауль выведен в образе Ганса Гансена, красавчика, в которого влюблен герой произведения. Ганс не читает серьезных книг, ограничиваясь картинками в книжках про лошадей. Пауль тоже рисует лошадей, и ему так же далеки философские проблемы, над которыми ломает голову его друг. Пауль не просто их не понимает, он о них даже не задумывается.

В «Докторе Фаустусе» Руди, списанный с Пауля, «по своему обыкновению, в подобных случаях, когда моя точка зрения оказывалась ему совершенно новой, сверлил своими голубыми глазами попеременно то мой правый, то левый глаз, при этом обезоруживающе надувал губки»[117].

примеряет на себя образ Гамлета.

Эту сцену Томас Манн занес в записную книжку и использовал потом в новелле «Тонио Крёгер». В Гамлете писатель чувствует коллегу – «литератора до мозга костей»[118]:

«"Гамлет – его воодушевленные слабости, сверхчувствительность его совести, его болезненное самокопание, его пылкая фантазия и его отказ признавать действительность, его пессимизм, его отвращение к познанию (будь то Офелия, женщины, придворные, все его существование). (Ему достаточно вглядеться во что-нибудь, чтобы начать испытывать к нему отвращение). – ecce ego[119]!"

Пауль отвечает не без важности:

″Да, это правда... Прямо, как будто в зеркало взглянул! ″

»[120]

Беркович Е.: Работа над ошибками. Заметки на полях автобиографии Томаса Манна. «Центральное сердечное переживание»

Томас Манн за рабочим столом, 1903 г.

Возвращаясь мысленно к постоянным изменам Пауля, Томас Манн даже пытается оправдать своего легкомысленного друга: «В ссорах из-за флирта я стою разумом, несмотря на свою сердечную боль, на его стороне. <...> Такой свободный и целомудренный человек, не подверженный никаким порокам, который не курит и не пьет, которому не нужны никакие возбудители, – как ему обойтись без невинного наркотика флирта!»[121].

Но и разум не спасал чувства, и привязанность медленно, но верно шла на убыль. Летом 1902 года друзья обменялись еще парой шутливых писем, в основном о новостях культуры. Прежней теплоты и близости в них уже не чувствуется.

Последним свидетельством прежней близости стало письмо Томаса Манна Паулю от 19 июня 1903 года. В письмо была вложена фотография писателя и посвящение в стихах. Подпись: «моему дорогому Паулю Эренбергу. Мюнхен, июнь 1903»[122].

«Я люблю Тебя, о боже… я люблю Тебя!» – см. прим. 85), в нем уже нет. В стихотворении 1903 года дается портрет не объекта любви, а самого автора. Любовь превратилась в литературу. Писатель внутренне уже готов круто изменить свою не вполне благопристойную в глазах общества личную жизнь и стать «нормальным» мужем и отцом семейства.

Уже через пару месяцев Томас Манн сообщает своему доверенному другу Отто Граухофу о встрече с Катей Прингсхайм, с которой он свяжет потом всю свою жизнь.

«Докторе Фаустусе», когда Адриан Леверкюн сообщает другу Руди Швердтфегеру, что намерен жениться. Потрясенный Руди говорит, что слово «человечный» не пристало употреблять такому человеку, как Адриан. На что Леверкюн отвечает: «То, что я с «человечностью» не имею ничего общего, что я не могу с ней ничего общего иметь, говорит мне тот, который меня с поразительным терпением склонил к человечности, обратил на «ты», тот, при котором я первый раз в жизни ощутил человеческое тепло»[123].

Вскоре после этого друзья разошлись окончательно, Пауль женился на художнице с выразительным именем Лилли Тойфель[124]. Встречи Томаса и Пауля стали редкими, случайными, письма холодными, формальными, вроде поздравительного письма Пауля в сентябре 1919 года по случаю присвоения Томасу Манну звания почетного доктора Боннского университета[125].

Через тридцать с лишним лет после событий 1899-1903 годов сам писатель без «углублений и преувеличений» назвал свои отношения с Паулем Эренбергом «центральным сердечным переживанием» его первых двадцати пяти лет. В дневниковой записи, сделанной в воскресенье 6 мая 1934 года, пятидесятидевятилетний писатель признается: «Искал в старых записных книжках <...> и углубился в заметки, которые я делал тогда в связи с замыслом романа ″Возлюбленные″ о моих отношениях с П. Э. Страсть и меланхолическое психологизирующее чувство того отзвучавшего времени заговорили со мной доверительно и с жизненной печалью. Тридцать лет и даже больше прошло с тех пор. <…> Я уже возвращался к заметкам о страсти того времени, описывая страдания Мут-эм-энет, чью беспомощную одержимость я отчасти благодаря этому сумел воссоздать. <…>

<...> это было все-таки лишь однажды в моей жизни — как, пожалуй, и должно быть. Ранние переживания с А. М[127]. и В. Т.[128] отступают далеко в отроческое, а то, с К. Х., хотя и было поздним счастьем, носившим характер жизнеблагого исполнения, — все же в нем отсутствовала юношеская интенсивность чувства, то возвышенно-ликующее и глубоко потрясенное, что определяло центральное сердечное переживание[129] моих 25-ти лет»[130].