Глава вторая
ВАРНАВА
События в ней разворачиваются таким образом, что — казалось бы, волшебным образом — исполняются все ожидания главного героя. Все, кроме одного: ему заявлено, что никогда он не получит разрешения явиться в Замок. Правда, в первой главе К. пытался уже отправиться в Замок, но не сумел — опять-таки волшебным образом — даже приблизиться к нему. Герой отнес это на счет уловок улиц и снежных заносов, но теперь ему уже недвусмысленно заявлено по телефону: «Никогда!» ««Хорошо», — сказал К. и повесил трубку».
«хорошо» — казалось бы — покорность, но при всем том звучит оно так же как: «Хорошо же», как несмиренное полуобещание-полуугроза. И дальнейшие события подтверждают это — К. ожидал борьбы, К. к ней готов.
«судьба играет человеком» — к этому мы привыкли и словно бы даже пропускаем мимо своего сознания, фактически воспринимая эту игру вполне серьезно — на бытовом уровне. Вот и К. включается (вынужден включиться) в игру, тем более что начинается она на условиях, им же предложенных — с помощников. Он пообещал прибытие помощников, и вот они — здесь. Правда, они — неизвестные ему люди, а других он и ожидать бы не мог. Ему не за что глазом зацепиться на них, они ускользают от его разумения «как змеи». Эти помощники — эманация Замка, таким способом Замок приближает его к себе, одновременно выдавая ему идею посредничества, а для того, чтобы никаких сомнений у К. не оставалось, ему дарован и курьер — простой деревенский парнишка.
«В письме кишмя-кишели: предложение работы, служба, начальство, условия работы, оплата, отчетность, ответственность и даже, кроме всего прочего, даже нечто личное выражалось тоже с той же точки зрения. Пожелай К. стать работником, он может им стать, но — К. представил себе во всей ужасающей серьезности — безо всяких перспектив в любом другом месте. К. знал, что действительное принуждение ему не угрожает и не боялся его, по крайней мере, здесь, но давление окружающей среды, привычка к разочарованиям, незаметное, но настойчивое влияние каждого неудачного мгновения — этого он, конечно, опасался, но, несмотря на этот риск, он вынужден отважиться на борьбу, письмо даже не умолчало о том, что К., прежде чем начать эту борьбу, должен на нее отважиться; высказано это было с тонким расчетом, и только беспокойная совесть — беспокойная, а не нечистая! — могла это заметить; это были три слова «как Вы знаете» — относительно его приема на работу; К. представился и с этого мгновения знал, как обозначено в письме, что принят».
Призвание — вот о чем идет речь с моей точки зрения, причем призвание не Божественное, а чисто человеческого, земного плана; пока, во всяком случае, речи о Божественном промысле не идет.
«представляется», а не предоставляется — даже на натоптанной дорожке нас нет до поры до времени, и от нас зависит не только наша собственная участь, но и участь этой самой натоптанной дорожки, кою возможно изукрасить и колеями, и придорожным садом.
— неразборчивая подпись и объяснение ее: «начальник Н-ской канцелярии». Зная тончайший юмор Кафки, можно было бы подсластить пилюлю Максу Броду и расшифровать это так — «Все Начальник Небесной Канцелярии». Сколь необыденно это выражение, обозначающее для нас покорность, но и вызов Судьбе нам также не следует оставить его вне поля нашего зрения, если мы не собираемся пропустить что либо из сказанного автором.
— «Некто землемер», для которого к тому же в деревне нет никакой работы, ни в коем случае не должно нас обманывать: скорее, если судить по поведению обывателей деревни, то толпящихся вокруг К., то прячущих от него свои лица, речь идет именно о писателе. А учитывая характер профессии Кафки К, конечно, мог представиться и юристом, и тогда интерес крестьян к нему, и страх перед ним также вполне обоснованный
Юрист в писателе Франце Кафке усиливал именно его писательскую сторону. Логика построения почти всех его произведений носит чаше всего юридический оттенок: право и вина. Закон и ответственность перед ним... А так как герои Кафки являются или не являются носителями этого Закона в своей душе (или хотя бы — отражения его), они дефилируют перед нами не в качестве примера Правосудия, а в качестве примера признания права на Правосудие, зарабатываемого своей (а также — чужой) жизнью. Но если в первом случае это — жизненная стезя героя, то во втором — жизненные обстоятельства сопутствующих герою персонажей, которые он — вольно или невольно — ставит себе на службу.
— обоюдозависимы и обоюдоостры. Но — давайте вспомним! — в предыдущих двух романах (»Америка» и «Процесс») вовлеченные в орбиту действий главного героя персонажи до встречи и после встречи с героем не претерпевают никаких изменений, словно автор ратует за чистоту эксперимента и старается исключить из романов множество побочных сюжетных линий, могущих отвлечь читателя от главного. Главного — чего?
Карл Россман в юные свои годы затерялся в пространствах Америки. Тридцатилетний Йозеф К. бросается навстречу судебной опасности. Еще более повзрослевший К. проделывает долгий-долгий путь, причем — не сразу из родного городка, а изрядно поколесив по чужим местностям, чтобы попытаться подступить к Замку, и оказывается остановлен (кем же?) на этих подступах.
всего-навсего воспоминание из юности, когда он наконец-то взобрался на высокую стену соседнего с храмом кладбища (на самом деле бывшего вблизи дома семейства Германа Кафки в Старом городе Праги) и «не было никого его величественнее». «Чувство этой победы, казалось, стало ему опорой на всю жизнь, и не так уж это безрассудно, так как теперь, через много лет, пусть он и ухватился за Варнаву, оно пришло ему на помощь».
— ассоциации с кладбищем вряд ли были безобидны (тем более для смертельно больного автора). Нет и не может быть проходных деталей для писателя, старавшегося докопаться «до самых темных глубин».