Глава восьмая
В ОЖИДАНИИ КЛАММА
Читатель вместе с героем романа еще так мало знает о Замке и его сути, и наконец-то в главе восьмой представлено ощущение К. загадки Замка.
Замок стоял в молчании, как всегда; его контуры уже таяли; еще ни разу К. не видел там ни малейшего признака жизни; может быть, и нельзя было ничего разглядеть из такой дали, и все же он жаждал что-то увидеть, невыносима была эта тишина. Когда К. смотрел на Замок, ему иногда казалось, будто он наблюдает за кем-то, а тот сидит спокойно, глядя перед собой, и не то чтобы он настолько ушел в свои мысли, что отключился от всего, — вернее, он чувствовал себя свободным и безмятежным, словно остался один на свете и никто за ним не наблюдает, и хотя он и замечает, что за ним все-таки наблюдают, но это ни в малейшей степени не нарушает его покоя; и действительно, было ли это причиной или следствием, но взгляд наблюдателя никак не мог задержаться на Замке и соскальзывал вниз. И сегодня, в ранних сумерках, это впечатление усиливалось: чем пристальнее К. всматривался туда, тем меньше видел и тем глубже все тонуло в темноте.... Запах был такой сладкий, такой привлекательный, словно кто-то любимый похвалил тебя, приласкал добрым словом, а ты даже и не знаешь, о чем, в сущности, идет речь, да и знать не хочешь и только счастлив от одного сознания, что именно так с тобой говорят.
... И тут К. показалось, словно с ним порвали всякую связь, и хотя он теперь свободнее, чем прежде, и может тут, в запретном для него месте, ждать сколько ему угодно, да и завоевал он себе эту свободу, как никто не сумел бы завоевать, и теперь его не могли тронуть или прогнать, но в то же время он с такой же силой ощущал, что не могло быть ничего бессмысленнее, ничего отчаяннее, чем эта свобода, это ожидание, эта неуязвимость.
«малейшего признака жизни», словно Дарующий Жизнь сам к этой жизни не имеет ни малейшего отношения, да и иметь не хочет. Писатель предполагает, что сами жизненные проявления и восприятие этих проявлений — вполне достаточный элемент общения с Верховным Существом, и человеческие чувствилища полноправны на празднике жизни. Это — праздник, зафиксированный Ведами, Торой и Библией, праздник, еще не завершившийся строительством и обрушением Вавилонской башни — в попытке достичь Верховного Существа в его лишенных человеческого элемента пределах и постичь Его.
Оказывается, даже подступы к Замку запретны для К. И, завоевав себе «свободу, которую никто не смог бы завоевать» — свободу воли, он обнаруживает в этой свободе бессмысленность и отчаяние наряду с ожиданием и неуязвимостью
К. одержим идеей достичь Замка, и на этом пути всплески энергии частично гасит отсутствие «обратной связи», хотя и односторонняя связь весьма сомнительна, так как осуществляется она с помощью посланцев, довольствующихся своими неосознанными действиями и причастностью к тем или иным графским инстанциям
Ясность и определенность — вот чего добивается К. Свобода и ожидание — вот что оставляет на его долю Замок, да еще — бессмыслицу жизни и отчаяние.