«Врата выбирают входящего. Не человек».
Глава первая.
ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС
Кафка и подумать не мог, что читатель использует его — скажем так — творческий прием против него же, в результате чего писатель окажется в Зазеркалье своих произведений. Случается так, что при безысходных поисках опоры в прозе Кафки читатель, часто — следом за критиком, выворачивает ее наизнанку на манер резиновой перчатки, и все старания и страдания писателя пропадают втуне: инерция жизни заново прячущей его открытия.
Писать следует только о несвободе, ведь и отменное здоровье не требует стольких забот, как болезнь — эту убежденность Кафка поверил своему творчеству, которое предназначал некоему гипотетическому читателю, настолько похожему на него самого, что и через три четверти века после его смерти не воспиталось это поколение читателей, хотя действительность репрессиями и концлагерями, атомной энергией и кибернетическими драконами по-своему иллюстрирует его понапрасну прочитанные страницы. Его формулировки не становятся формулами. Его законы не составляют Закона. Его последователи бесплодны.
«Из всего безграничного у него осталось одно-единственное: терпение. А все новое должно порождаться нетерпением».
Правда, имени Кафки при этом Канетти не упоминает, но написано это словно для посредственного сборника афоризмов и настолько неверно, что возникает подозрение: а того ли Франца Кафку читал Элиас Канетти? И о том ли «Другом процессе» писал он? Внимательно собирает он мозаику из писем Кафки к Филиции Бауэр — зернышко к зернышку, число к числу. Спасибо, хотя компьютер справился бы с этим не хуже. Возбужденный этой многостраничной книгой, Канетти нетерпеливо рвется к ее концу, повторяясь вслед за героем, а что может быть естественнее — один писатель разговаривает с другим. Но нет, следует поскорее явить миру открытие: «другой процесс» — прародитель «Процесса». Одной полуправдой больше, одной правдой меньше. Да не будем мы столь наивны, как:
обвинитель: Сосуд наполовину пуст.
защитник: Нет, сосуд наполовину полон.