Глава третья
КАК УДАЛИТЬ СЕКСУАЛЬНУЮ ТАТУИРОВКУ
Давайте будем более точны и правдивы: все мы — родом из секса. Другое дело — если секс обнаруживается на пограничье с детством, в крайнем случае — с юностью.
«Америка» служит повод сексуальный: Карла Россмана соблазнила-совратила служанка. Напомним: ему -16 лет, а у него уже есть ребенок.
«В юности я был так неискушен и равнодушен в сексуальном отношении (и очень долго оставался бы таким, если бы меня насильно не толкнули в область сексуального), как сегодня, скажем, в отношении теории относительности. Меня удивляли только мелочи — и то лишь после долгого обучения, например, что именно те женщины, которые на улице казались мне самыми красивыми и самыми нарядными, непременно должны быть дурными» (пер. Е. Кацевой). Данное признание имеет непосредственное отношение к роману, мало того — совпадаемость реалий, вымышленных, литературных и упоминаемых в дневнике, заставляют нас внимательнее относиться к ним. Франц Кафка — не тот человек и не тот писатель, который открещивается от своего жизненного опыта, хотя таковая попытка — на первый взгляд — именно присутствует в романе. Но — будем последовательны.
Итак, совращение — соблазнение. Макс Брод свидетельствует призрачно-прозрачно о некоем любовном опыте 16-летнего Франца Кафки с француженкой-гувернанткой. Однако, приверженный искренности писатель в письме к Фелиции Бауэр, своей дважды невесте, упоминает о сцене, разыгравшейся в семействе, когда в его присутствии родители выговаривали их служанке за «неподобающее» поведение». И хотя Карл Россман отправляет этот случай — после единственного воспоминания, причем по чужой инициативе, на периферию сознания, как видим, Кафке даже перед смертью, за два года до нее, не удается отделаться от юношеского сексуального опыта.
— уж не напоминание ли это «первой ночи» и юной продавщицы, выпавшее к нему из 1903 года?
— совсем иное. Дружба с этой деловой, работящей девушкой напоминает, пожалуй, до определенного момента достаточно платонические отношения со своей дважды невестой.
«Я нарочно хожу по улицам, где есть проститутки. Когда я прохожу мимо них, меня возбуждает эта далекая, но тем не менее существующая возможность пойти с одной из них. Это вульгарно? Но я не знаю ничего лучшего, и такой поступок кажется мне в сущности невинным и почти не заставляет меня каяться. Только хочу я толстых, пожилых, в поношенных, но благодаря разным накидкам кажущихся пышными платьях. Одна из них, по-видимому, знает меня. Я встретил ее сегодня после обеда, она была еще не в профессиональном наряде, непричесанная, без шляпы, в простой рабочей блузе, как кухарка, и несла большой сверток, вероятно, белье к прачке. Ни один человек, кроме меня, не нашел бы в ней ничего соблазнительного. Мы мельком посмотрели друг на друга. Теперь, вечером, когда стало прохладно, я увидел ее на противоположной стороне узкого, ответвлявшегося от Цельнергассе переулка, где она обычно поджидала клиентов; она была в облегающем, желто-коричневом платье. Я дважды оглянулся на нее, она ответила на мой взгляд, но я прямо-таки сбежал от нее» (пер. Е. Кацевой).
«Америка» появляются: пышная пожилая «фрау старшая кухарка» и «роскошная» неряшливая Брунельда, которую герой «сдает», как в ломбард, в «заведение» — вся эта сцена исполнена столь достоверно и насмешливо, что вполне можно представить грустную улыбку Франца Кафки, таким образом избавлявшегося от своих сексуальных порывов.