Абгарян Н. Б.
ЕГЛУ им. В. Я. Брюсова
РОМАНТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
СТРУКТУРЕ РОМАНА Н. КАЗАНДЗАКИСА «ЖИЗНЬ И
ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛЕКСИСА ЗОРБАСА»
РОМАНТИЗМ: ИСКУССТВО. ФИЛОСОФИЯ. ЛИТЕРАТУРА
(материалы международной конференции)
Печатается по решению Ученого Совета ЕГЛУ им. В. Я. Брюсова
2006
http: //old. brusov. am/docs/Romantism-2006.pdf
Роман Никоса Казандзакиса, изданный в 1946 г. одновременно в Греции и во Франции, принадлежит эпохе пересмотра европейской культурой прежних этических и эстетических ценностей, в том числе, и созданных романтизмом. Романтизм в пространстве культуры XXв. не утратил жизнеспособности и актуальности, не превратился в хрестоматийную ветошь, едва хранящую аромат ушедших эпох. Нельзя не согласиться с Л. Г. Андреевым, который пишет: «Романтизм, «неоромантизм» -одна из основных частей современного синтеза. По мере продвижения к концу нашего века, по мере осознания всеохватности угрозы, нависшей над человечеством, сгущается и романтическое мироощущение.»87. Элементы поэтики и мотивы романтизма прорастают на почве исканий современного искусства. Романтизм и ныне остаётся живым эстетическим феноменом, источником, из которого современное искусство черпает идеи, образы, мотивы и клише.
На первый взгляд, между творчеством романтиков Новалиса, Гофмана, Тика, Шамиссо и реалиста Казандзакиса мало общего, можно говорить о принципиальном несходстве этих авторов и созданных ими произведений, принадлежащих столь разным эпохам, столь различным эстетическим системам. Однако за этим несходством просматривается преемственная связь, полемика. Автор пытается, выверяя романтические мифы об избранничестве, одиночестве, духе и духовности, отталкиваясь от эстетического опыта прошлого, вновь приблизиться к тайне человеческого предназначения и самой человеческой личности.
Основная тема романа Казандзакиса - выявление двух жизненных позиций главных героев: Зорбаса и рассказчика, от лица которого ведётся повествование и в образе которого отражаются многие черты самого Казандзакиса. Поступки этих героев, их беседы служат автору тем материалом, с помощью которого он раскрывает, в первую очередь, сущность их мировоззрений. С одной стороны-Зорбас, «первобытный», «дикий», доверяющий инстинктам, заложенным самой природой, умеющий каждый день смотреть на мир новыми глазами и открывать что-то необычное в привычных явлениях, предметах. Он наслаждается запахом цветка, вкусом хлеба и вина, красотой и неповторимостью женщины. Жить для него - это значит отдаваться работе, играть на сандури, бросаться в танец, когда не хватает слов, это, в конце концов, неукротимое желание побывать везде и всё успеть. С другой стороны-рассказчик, образованный человек, интеллектуал, почитатель Гомера, приверженец философии Бергсона и Ницше, и, в соответствии с их философскими воззрениями,- не активный участник жизни, а её созерцатель. Писатель фактически заимствует из произведений романтиков некоторые черты их образной системы, показывает два типа героев: созерцательного и активного, деятельного. Такие же два типа были определены ещё в романе Новалиса «Генрих фон Офтердинген»: « Людям, рождённым для деятельной жизни, не терпится самим... всё рассмотреть и пробудить к жизни. ... Душа их не может быть сосредоточенной в себе зрительницей; она должна быть неустанно обращена вовне и стать проворной, быстрой в решениях служанкой разума. Они герои, и вокруг них теснятся события, которые требуют, чтобы их направили и привели к разрешению. Все случайности становятся историей под их влиянием, и жизнь их - непрерывная цепь замечательных и блестящих, запутанных и необычайных событий.
необъятное зрелище того, что происходит вне их, не вызывает желания вмешаться самим, а кажется достаточно важным и удивительным для того, чтобы отдать весь свой досуг созерцанию происходящего. Потребность познать смысл событий заставляет их держаться вдали, и это предназначает их для таинственной роли души мира, между тем как люди деятельные - это его наружные органы, его внешние чувства, его проявляющиеся вовне силы.»88
Другая очевидная ассоциация: рудокоп Новалиса и рудник Казандзакиса, соединивший на какой-то момент судьбы двух совершенно различных по духу людей: Зорбаса и рассказчика. Старому рудокопу посвящен один из рассказов, составляющих композицию романа Новалиса. С явной теплотой вырисовывая этот образ, писатель воплощает свои мысли о благодатном влиянии прикосновения к природе и общения с ней на душу и облик человека: «Горное дело наверняка благословенно господом, ибо, кроме него, ни одно искусство не делает тех, кто им занят, столь же счастливыми и благородными, ни одно не укрепляет до такой степени веры в мудрость небесного промысла, ни одно так не помогает сберечь детскую невинность сердца.... Одинокий труд рудокопа таков, что большую часть жизни он проводит вдали от дневного света и общества людей. Он поэтому не проникся тупым равнодушием к вещам и возвышенно-земным, и глубоким, сохраняет детскую ясность взгляда, видящего предметы во всём их своеобразии, в их изначальной пёстрой неповторимости.»89
Следует также отметить, что символика горы и находящихся внутри пещеры, лабиринтов восходит к древнейшим мифологическим представлениям самых разных народов мира. Гора - это духовная высота и центр мира, символ превосходства, вечности, чистоты, подъёма, устремлённости. С горы Олимп правили древними греками их боги, так похожие на людей; явление Бога Моисею на горе Синай в Ветхом Завете соответствует Нагорной проповеди Христа в Новом; в средневековых легендах о Граале эликсир жизни хранился в замке на горе Салват; в Китае Гора Мира, Кинлун, была символом порядка и гармонии; Фудзияма, чьё изображение часто используют как эмблему Японии, была и остаётся священным местом для синтоистов. И, наверное, совсем не случайно герой Казандзакиса, принимая решение о столь важной для него перемене в жизни, связывет эту перемену с заброшенным рудником на оторванном от материка Крите. Это и возвращение к «пуповине, соединяющей с матерью-Землёй» парящего в высших сферах иделиста, но, в то же время, здесь можно рассмотреть и луч надежды на некое духовное перерождение посвящаемого. Зорбас, с которым сводит его судьба, ведь тоже тесно связан с недрами земли: родился он у подножия Олимпа, всю жизнь проработал на различных рудниках и в Греции, и на Балканах, и даже в России ; он хороший подрывник, разбирается в металлах, обладает необъяснимой связью с землёй: «Трудно ему упасть, потому что полностью, с головы до ног, он опирается о землю. Африканские дикари почитают змею, потому что всё её тело касается земли и оттого она знает все тайны земли. Она знает их своим брюхом, хвостом, гениталиями, головой. Касается, сливается, становится одним целым с Матерью. Такой же и Зорбас.»90 Однажды, на Крите, он спасает жизнь рабочих, предчувствуя катастрофу: «На мгновение Зорбас остановился, сделав знак рабочим, и навострил уши. Как всадник сливается с лошадью, капитан корабля - с кораблём, так и Зорбас соединился с рудником и ясно ощутил, как галереи разветвляются под землёй, подобно венам внутри него, и то, что ещё не угадали тёмные массы горы, ощутил с человеческой ясностью Зорбас.»91 В этот самый момент рассказчика, находящегося далеко, неожиданно прямо-таки тянет к руднику, словно давая ему надежду на обретение столь желанной связи с землёй: «Зорбас напрягся, прислушался; в этот самый момент появился я. Как будто у меня было плохое предчувствие, как будто меня меня кто-то подтолкнул. Подскочил с кровати, оделся, выскочил наружу, не понимая зачем и куда, но тело уже решительно направилось в сторону рудника. И добрался я туда как раз в тот момент, когда Зорбас навострил свои уши, вслушиваясь.»92
Проблема природы, её сущности и отношения к ней человека чрезвычайно занимала романтиков. Как известно, в литературе XVIII В. пейзаж служил лишь декорацией, на фоне которой разворачивалось действие. У романтиков природа и переживания героев динамичны, взаимосвязаны и взаимозависимы.
- на Крите. Природа Крита обладает своеобразным местным колоритом: « Я поднялся на какой-то холм, огляделся. Суровый, строгий пейзаж из серых камней, тёмных деревьев и белого известняка, который, видно, не под силу даже кирке; и вдруг - жёлтые, нежные лилии, пробившие панцирь этой земли и сияющие на солнце. Далеко, к югу, какой-то островок, тихий, песчаный, сверкал розово и целомудренно краснел в первых лучах солнца. Немного вглубь, подальше от берега, - оливковые деревья, рожковые, инжировые, немного виноградника; в защищённых от ветра лощинах, между двух небольших холмов, лимонные деревья и мушмула, и чуть ближе к морю, бахча. Долго, стоя на холме, я любовался мягкими переливами земли: полоска за полоской серые камни, тёмно-зелёные рожковые деревья, серебристые оливы, как будто расстилалась перед тобой волнистая полосатая шкура тигра.»93 В этом небольшом отрывке отражена особая динамика: островок краснеет, земля переливается, волнистая полосатая шкура расстилается. Следует отметить богатство красок, оттенков (жёлтые, белый, серый, серебристый и т. д.). И, в то же время, пейзаж кажется очеловеченным, уподобляется женскому лицу: « После полудня мы добрались до нашего песчаного берега. Белый, мелкий песок, ещё цветущие олеандры, смоковницы, рожковые деревья, и, чуть дальше, справа, низкий, пепельный, не покрытый растительностью холм, похожий на склонённое лицо женщины; под её подбородком, на шее, пролегали коричнево-чёрные прожилки бурого угля.»94 Вместе с тем, довольно часто встречаются и описания природы, созвучные настроению героя, природы, существующей не самостоятельно, независимо от человека, а тесно взаимодействующей с ним, образующей единое целое. В начале романа герой, исполненный новых надежд, в предчувствии перемен, которые изменят его жизнь, отплывает на Крит. И это его приподнятое настроение полностью созвучно окружающей природе: «Море, осенняя мягкость, ярко освещённые острова, прозрачное покрывало из мелкого дождя, прикрывающее бессмертную наготу Греции. Какое счастье для человека, рассуждал я, который удостоился, до того как умереть, проплыть по Эгейскому морю.
бы больше погрузила сердце человека в рай. Нигде в другом месте не переносишься так спокойно и тихо из реальности в мечту; границы расплываются и палубы даже самого дряхлого корабля пускают побеги и виноград...»95
А вот ощущение счастья, соединившееся с морем: «Я был счастлив и знал это. Когда мы переживаем счастье, нам трудно это понять: только когда оно уходит и и мы смотрим ему вслед, понимаем неожиданно - иногда ошеломлённые-, как мы были счастливы. Но я, на этом критском берегу, проживал счастливые мгновения и в то же время знал, что счастлив. ... Море по утрам пахло арбузом, в полдень бледнело..., а вечером вздыхало розовым, тёмно-красным, фиолетовым, тёмно-голубым цветом. Я наполнял свою ладонь мелким белым песком и позволял ему скользить, тёплому, мягкому сквозь мои пальцы. Моя ладонь - клепсидра, и жизнь проходит и исчезает; исчезает, а я смотрю на море, слушаю Зорбаса, и моя голова трещит от счастья.»96
«Сегодня идёт мягкий медленный дождь, небо сливается с землёй с бесконечной нежностью... Я сижу в бараке и смотрю как мутнеет мир и как пепельно-зелёным цветом блестит море. От одного края моря до другого ни человека, ни лодки, ни птицы. Только из открытой форточки доносится запах земли. Поднялся, протянул руку дождю, как нищий. И неожиданно хлынули слёзы. Какая-то скорбь, не по мне, не моя, а более глубокая, более тёмная поднялась из мокрой земли ко мне внутрь.... Попытался крикнуть, знал, что это принесло бы мне облегчение, но постеснялся. Небо становилось всё ниже.»97
Среди тем, стоявших в центре внимания деятелей романтического движения (отношения личности с миром, природой, историей и т. д.), одной из важных, конечно, была тема любви и дружбы. Любви романтики придавали огромное значение, ибо « только через любовь и сознание любви человек становится вполне и повсюду человечным и проникнутым человечеством.»98 Любовь к женщине - это частный случай любви глобальной, любви к миру, которая одна может дать возможность познать мир. Если говорить о Зорбасе, то, в отличие от романтических героев, которые всегда остаются преданными своей единственной возлюбленной, его отношения с женщинами, на первый взгляд, во многом напоминают Одиссея, который в своих странствиях встречал многих женщин. Зорбас любил женщин разных национальностей (француженка, кубанская казачка, гречанка, сербка и т. д.), принадлежащих к разным социальным группам (бывшая певичка, вдова, незамужняя девушка и т. д.), разного возраста. ( Кстати, образ старой и молодой женщины часто встречается у немецких романтиков как ступени познания мира. В сказке о Гиацинте и Розочке из повести Новалиса « Ученики в Саисе» появляются две женщины - юная Розочка, невеста Гиацинта, и пожилая женщина, которая сожжёт книгу и укажет ему путь к Матери всех вещей.) Но, в отличие от Одиссея, перед каждой женщиной Зорбас искренне преклоняется: « Женщина - это что -то особое, непонятное, это не просто человек, и все законы государства и церкви - не для них. Если бы от меня зависело создавать законы, я бы писал отдельно для мужчин и отдельно для женщин. Десять, сто, тысяча законов для мужчин - но ни одного для женщины. Потому что женщина - слабое создание.»99
«... Всё! Моё сердце раскалывается надвое, но вскоре, проклятое, снова срастается. Ты видел когда-нибудь штопаный-перештопаный парус корабля, с красными, жёлтыми, чёрными латками, пришитыми толстым шпагатом, который даже в самые сильные штормы не рвётся? Так и моё сердце. Тысячу раз разбитое, тысячу раз зашитое, вечное.»100
Ещё одна черта, свойственная образу нашего главного героя - это его неприкаянность, постоянные метания, поиски морального пристанища. Мы встречаемся с ним в Пирее, отправляемся на Крит, по его рассказам узнаём о местах и странах, где Зорбасу удалось побывать ( он объездил все Балканы, побывал в далёкой холодной России). Жажда нового, неизведанного терзает его всю жизнь, не даёт остановиться, осесть на одном месте. В конце романа он вновь уезжает уже в Скопию, где вновь начинает всё заново: работа, женщина,ребёнок. Именно здесь, в конце жизненного пути, судьба одаривает его: Зорбас находит удивительно красивый зелёный камень, такой красивый, что единственная его телеграмма к старому другу - о нём: «Нашёл зелёный камень, очень красивый. Приезжай немедленно.» Мы можем предположить, что мотив прекрасного камня восходит также к поэтике раннего немецкого романтизма, ведь в некоторых сказках йенцев (Людвик Тик) драгоценные камни являются символами внутренней, таинственной жизни самой природы.
Таким образом, в художественной ткани реалистического романа Казандзакиса присутствуют немало мотивов, восходящих по своей природе к эстетике романтизма и играющих важную роль в раскрытии характеров главных героев романа
Примечания.
«Чем же закончилась история второго тысячелетия?» (Художественный синтез и постмодернизм.) В кн. «Первые андреевские чтения.», М. 2003. стр. 5088 Новалис «Генрих фон Офтендингер», Москва, Художественная литература, под ред. А. Дмитриева стр. 254
89 ibidem,p.. 274-275
90 Ν.Καζαντζάκης, «Βίος και πολιτεία του Αλέξη Ζόρμπα», Αθήναι, 1973,
91 ibidem,138
92 ibidem, 139.
94 ibidem, 40.
95 ,Ν.Καζαντζάκης, « Βίος και πολιτεία του Αλέξη Ζόρμπα », Αθήναι, 1973, σελ. 88-89
96 ibidem, σελ. 89.
σελ. 115.
99 Ν.Καζαντζάκης, « Βίος και πολιτεία του Αλέξη Ζόρμπα », Αθήναι, 1973, σελ. 143.
100 ibidem,σελ. 143