Ольга Александровна Овчаренко
ГЕТЕРОНИМИЯ ФЕРНАНДУ ПЕССОА КАК СПОСОБ
САМОИНИЦИАЦИИ
http: //www.falar.ru/
«Послание [Куадруш б. г., 1991], он, несмотря на свою популярность, был менее интересен профессиональным исследователям. Нам также доводилось относительно подробно освещать проблему гетеронимии.[Овчаренко 2005, 294-326]. Кроме того, на эту тему написано серьезное исследование И. А. Хохловой «Поэтические маски Фернандо Пессоа» (СПб, 2003). В данной статье предлагается новый взгляд на проблему гетеронимии, хотя, учитывая не очень большую известность Пессоа в нашей стране, вначале вкратце придется напомнить суть самой проблемы.
Значительная часть творчества, и прежде всего лирики Пессоа, написана от имени гетеронимов – вымышленных авторов, которых Пессоа, с большим или меньшим успехом, пытался наделить индивидуальной биографией и поэтической судьбой. Самыми знаменитыми из них были авторы лирических стихов Алберту Каэйру, Рикарду Рейш и Алвару де Кампуш, и именно их имена выбиты на памятнике Пессоа во внутреннем дворике лиссабонского Монастыря иеронимитов, куда был перенесен его прах, ныне покоящийся неподалеку от захоронений Камоэнса и Васко да Гамы. Но еще в творчестве Пессоа были и другие гетеронимы, «полугетеронимы» и псевдонимы, чье общее количество оценивается в 27 «штук».
Так, например, Алберту Каэйру «родился в 1889 и умер в 1915 г.; он родился в Лиссабоне, но прожил большую часть жизни на природе. У него нет специальности и почти нет образования» [Куадруш б. г., 43].
Творчество Каэйру, как писал в предисловии к его произведениям Рикарду Рейш (Пессоа часто прибегал к подобным мистификациям), «представляет собой целостную реконструкцию язычества, в его абсолютной сущности, чего не могли сделать ни греки, ни римляне, ибо они жили в атмосфере язычества» [Пессоа 1986,III, 706]. Пессоа считал Каэйру «сенсационистом» (от слова “sensação” – ощущение), то есть человеком, доверяющим только собственным ощущениям. Наиболее значительный цикл стихов Каэйру называется «Хранитель стад» (1911-1912) и открывается словами: “Eu nunca guardei rebanhos” (Я никогда не охранял стада).
В V cтихотворении цикла сказано:
Что думаю я о мире?
Откуда мне знать, что думаю я о нем?
Если бы я заболел, я бы стал о нем думать.
Что думаю я обо всем?
Что передумал о душе, и Боге,
И сотворении мира?
Не знаю. Для меня думать об этом значит закрыть глаза
И не думать.
«в языческом вкусе». И он подумал о человеке, который мог бы написать нечто подобное. «Я не знал, что родился Рикарду Рейш» [Пессоа,1986, II,341]. Два года спустя Пессоа постарался «изобрести» «буколического поэта» и связать его с реальностью. Несколько дней у него ничего не получалось. «В тот день, когда я, наконец, решил отказаться от этого – 8 марта 1914 г. – я облокотился о конторку и, взяв бумагу, начал писать стоя – я всегда, когда удается, пишу стоя. И сразу написал 33 стихотворения, находясь в экстазе, природу которого я не могу определить. Это был триумфальный день в моей жизни, другого такого не будет. Я назвал этот цикл «Хранитель стад». И вслед за этим во мне появился некто, кого я тут же назвал Алберту Каэйру. Извините за абсурдность этой фразы: во мне появился мой учитель. Это я немедленно ощутил. И, едва написав эти тридцать три стихотворения, я сразу же схватил другой лист бумаги и так же, не отрываясь от него, написал шесть стихотворений цикла «Косой дождь» Фернанду Пессоа. Немедленно и полностью… Фернанду Пессоа… Алберту Каэйру вновь стал просто Фернанду Пессоа».[Пессоа, 1986, II,341].
После этого, как говорил сам Пессоа, он стал искать Каэйру учеников. В это время он уже «видит» Рикарду Рейша и дает ему характеристику от имени его брата Фредерику. «Вся философия произведений Рикарду Рейша сводится к печальному эпикурейству. Каждый из нас, - считает поэт, - должен прожить свою собственную жизнь в изоляции от других, ища с трезвомыслием индивидуалиста только то, что ему приятно и нравится.. Ограничиваясь минимумом боли,… человек должен обрести, прежде всего, мир и покой, воздерживаясь от усилий и полезной деятельности.
Эту доктрину поэт считает временной. Пока продолжается владычество варваров (христиан), позиция язычников должна быть такой. Когда же империя варваров исчезнет (если исчезнет), отношение к миру может стать иным…
Мы должны внушить самим себе чувство спокойствия, свободы и счастья - вещей недостижимых, ибо, что касается свободы, то ее нет и у самих богов, над коими тяготеет Рок; счастье недоступно тому, кто отлучен от своей веры и той среды, где должна обитать его душа; что до спокойствия – тот, кто все время живет в обстановке сегодняшней тоски, с трудом может притворяться спокойным. Творчество Рикарду Рейша, глубоко проникнутое печалью, - это разумная и дисциплинированная попытка добиться хоть какого-то спокойствия» [Пессоа 1986, I, 805].
Рукой разворошил я
Моя рука для них – десница божья,
Хоть для себя, конечно, я не бог.
Ведь олимпийцы тоже
Не боги для себя.
Мы, слабые, обожествляем их.
И если будет случай
Поверить, что мы боги,
Не будем слепо отдаваться вере
(Пер. Л. Цывьяна)
А потом, как рассказывает все в том же письме Ф. Пессоа, «в направлении, противоположном тому, что представляет Рикарду Рейш, возник передо мной еще один индивидуум. В едином порыве, за пишущей машинкой, была создана «Триумфальная ода»Алвару де Кампуша.» [Пессоа 1986,II,341]. Кампуш ориентировался на футуризм, а сам Пессоа называл его «Уитменом, заключающим внутри себя греческого поэта» [Пессоа 1986, II,84]. Поскольку всем гетеронимам были придуманы биографии и словесные портреты, составлены гороскопы, то Кампуш был объявлен учившимся в Глазго морским инженером, находящимся в бездействии в Лиссабоне.
В стихотворении «Дактилография» он писал:
У нас у всех по две жизни:
И продолжаем, словно в тумане, грезить взрослыми;
И фальшивая, где мы сосуществуем со всеми остальными.
Практичная и утилитарная, она в конце концов доводит нас до гроба.
В первой нет ни гроба, ни смерти,
Большие разноцветные книги – их разглядывают, а не читают;
Большие многокрасочные страницы – их вспоминаешь позднее.
В этой жизни мы-это мы,
В этой жизни мы живем;
В данную минуту, как мне ни тошно, - я в первой жизни.
(Пер. Б. Слуцкого)
Продолжая сотворение Кампуша не только как поэта, но и как теоретика новых течений в литературе, Пессоа заставляет своего гетеронима выступить с «Заметками о не-Аристотелевой эстетике», опубликованными в 1924-25 гг. в журнале «Афина» и содержащими в себе полемику с Рикарду Рейшем как представителем «Аристотелева» искусства, считающим его целью красоту, разумность и единство. Кампуш пытается сформулировать эстетику, основанную на идее «силы», энергии и полного доверия собственным ощущениям (sensibilidade). При этом он заявляет, что единство «Аристотелева» искусства было «заданным, неорганичным», а единство нового искусства должно быть «спонтанным, органичным, естественным».
Помимо этих трех, наиболее известных своих гетеронимов, Пессоа явился создателем полугетеронима Бернарду Суареша, автора удивительной «Книги смятения». Пессоа считал, что Бернарду Суареш не до конца «отделился» от личности своего творца, он «приходит всегда, когда я устаю или хочу спать» [Пессоа 1986, II,1153] и, хотя Б. Суареш считался помощником бухгалтера, Пессоа в равной с ним мере несет ответственность за его творения.
Биографии их также недостаточно развернуты, и в них ощущается та же недоговоренность, которая есть в образах многих лирических героев – ибо никогда этот образ не совпадает до конца с образом автора, даже если он стремится поведать читателю именно о своей жизни и духовном опыте (вспомним «Божественную комедию» Данте).
Почти все исследователи творчества Ф. Пессоа при интерпретации такого явления, как гетеронимия, чуть ли не с удовольствием пытались трактовать этот феномен с психиатрической точки зрения, тем более что все в том же знаменитом письме А. Казайшу Мунтейру сам Пессоа заявлял: «Происхождение моих гетеронимов связано с глубоким элементом истерии, таящимся во мне. Я не знаю, являюсь ли я просто истериком или же истеро-неврастеником. Я склоняюсь к этой второй гипотезе, ибо во мне есть элементы безволия, не входящие в число истерических симптомов.
Так или иначе, умственное происхождение моих гетеронимов связано с органически мне присущей и постоянной для меня тенденции к деперсонализации и симуляции»[ Пессоа 1986, I, 339-340].
Это письмо, да еще и черновик неотправленного письма Пессоа к французским психиатрам Гектору и Анри Дюрвилям с просьбой разъяснить ему проблему магнетизма и аналогичной характеристикой собственной личности»[Пессоа 1986, II,229] одно время присутствовали чуть ли не во всех исследованиях о его гетеронимии, достигнув кульминации в статье немецкого португалиста Георга Рудольфа Линда «Фернанду Пессоа и безумие»[Линд 1981, 459-482]( к чести нашей исследовательницы И. А. Хохловой следует заметить, что она никогда в эту область не соскальзывала).
Сводная сестра Пессоа Энрикета Мадалена Роза Диаш говорила: «Он всегда боялся безумия… Фернанду на протяжении всей своей жизни боялся сойти с ума, как бабка, или умереть от туберкулеза, как отец» [Пессоа, 1986, III, 1309].
Кроме того, с детства, после преждевременной смерти отца, второго брака матери и переезда семьи в Южную Африку, в Дурбан, где будущий поэт учился в английской школе, он трагически ощущал свое одиночество. В тех же воспоминаниях сестра Пессоа говорит: «Мы все были персонажами истории, которую он постоянно сочинял… Я была французским лейтенантом, мой брат еще кем-то… Реальность постоянно преображалась, а мы были героями его rêverie”. Дона Энрикета Мадалена сообщает, что и гетеронимию она восприняла « как продолжение наших детских игр». Уже после смерти Пессоа сестра его выразила сожаление о том, как мало внимания родные уделяли поэту («Мы сделали мало для него, не понимали значительности его творчества»)[ Пессоа, 1986 III, 1317] . Поэт почти всегда влачил полубездомный образ жизни, снимая комнаты, которые правильнее было бы назвать углами – работал он в разных фирмах инокорреспондентом на условиях неполной занятости, чтобы оставить себе время для творчества. Около двух лет первый поэт Португалии жил в каморке при молочном магазине. Так что одиночество, безусловно, явилось одной из причин создания Пессоа вокруг себя целого мира персонажей. Выдающийся португальский литературовед Жуан Гашпар Симоэнш, лично знавший Пессоа, подробно разобрав всю его психиатрическую подноготную, тем не менее выдвинул разумную теорию «драмы в лицах». «Сложнейшее разнообразие характера Шекспира, - пишет он, - объединилось в различных персонажах, наполняющих его драмы, комедии и трагедии; Достоевский соединил противоположные черты своего характера в персонажах своих романов и повестей. Почему же таким образом, воплощаясь в персонажей драм или комедий, романов или повестей, не произошла унификация разных сторон сложного характера Фернанду Пессоа? Ответом на это, с одной стороны, являются внутренние особенности национальной литературы – на наш взгляд, субъективной и лирической, а с другой – интеллектуальная природа гения Фернанду Пессоа» [Гашпар Симоэнш 1981, 165].
Нам уже доводилось писать, что в создании гетеронимов была и еще одна цель – стремление моделировать литературный процесс, казавшийся Пессоа обедненным; что касается «особенностей национальной литературы», то это вызывает сомнения, потому что в какой-то мере аналогичные явления, как нам уже доводилось писать, происходили в творчестве Кьеркегора, В. Брюсова, Антонио Мачадо.
Представляется, что была и еще одна, главная причина прохождения творческой личности Пессоа через три основных гетеронима – Каэйру, Рейша и Кампуша.
Дело в том, что идейные взгляды Пессоа частично вырабатывались под влиянием саудосизма (от португальского слова saudade – тоска, непонятное, необъяснимое томление духа, считающееся непременным атрибутом национальной психологии) и его лидера Тейшейры де Пашкуайша. У Пессоа осталось немало набросков, посвященных специфике португальской национальной психологии и проблеме ее возрождения. Заглавия этим наброскам были даны, чаще всего, их публикаторами: «Исконный тип португальца и надежда на его возвращение», «Избыток воображения», «Недостаток культурных людей», «Поклонение перед иностранным», «К решению национальной проблемы», «Португалия – Родина и государство», «Недооценка португальского народа за рубежом»[Пессоа 1986, III, 541-598]. Фернанду Пессоа ставил перед собой задачу стать «супер-Камоэнсом» и воссоздать тот национальный дух, который влек португальцев в неведомые земли и страны, заставлял их совершать подвиги во имя Родины, которую они любили и которой гордились. Пессоа мечтал сам стать этим «супер-Камоэнсом»[Гашпар Симоэнш 1981, 165], и его «Послание», первое стихотворение которого- «Дон Фернанду, инфант португальский» - было написано еще в 1913 г., - это «Лузиады» с поправкой на эпоху – сокращенные до дайджеста, использующие современный поэтический язык, но воскрешающие и делающие ближе к современному читателю многие образы, известные по творчеству Камоэнса.
оккультные интересы Пессоа с появлением в его творчестве гетеронимов. В написанной в 1935 г. «Биографической заметке» поэт сообщает о себе следующее:
Религиозные взгляды. Христианин-гностик, совершенно не приемлющий все организованные церкви и, прежде всего, римскую. Верный, по причинам, которые будут разъяснены дальше, Тайной Традиции Христианства, тесно связанной с Тайной Традицией Израиля (святой Каббалой) и оккультной сущностью масонства.
Позиция в отношении инициации. Посвящен путем прямого общения Учителя с Учеником в три низшие степени (вроде бы уничтоженного) Ордена Тамплиеров в Португалии[Пессоа 1981, III, 1428-1429].
Следует обратить внимание на слова «прямое общение Учителя с Учеником» и «три низшие степени».
Дело в том, что при всей неоспоримой связи творчества Пессоа с масонской символикой не удалось обнаружить ни одного свидетельства о его вступлении в какую бы то ни было ложу[ Матуш, 1987, 121-164], хотя факт его знакомства со знаменитым английским оккультистом Алиестером Кроули не вызывает сомнений. Известна и его статья в защиту закрываемых Салазаром масонских организаций (газета «Диариу де Нутисиаш» от 4 февраля 1935 г.) Но думается, что ключ к тайне инициации Пессоа таится в следующих словах: «Есть, наконец, инициация от Бога… она превосходит все другие и исходит от Того, кого мы называем Богом. Высший тип этой инициации – Иисус… Посвященным от Бога является, например, Шекспир. Этот тип инициации обычно называют гениальностью» [ Пессоа 1986,III, 434].
«супер-Камоэнса, Пессоа сам решил провести себя через процесс инициации. Нам уже доводилось писать об особом, истинно масонском отношении Пессоа к Богу [Овчаренко 2005, 327-344], которое вкратце можно выразить словами из цикла сонетов «У гробницы Кристиана Розенкрейца» (1935) -Deus é o Homem de outro Deus maior - «Бог – это человек по отношению к другому Богу, более великому».
Решение о том, что через инициацию можно пройти и самостоятельно, могло прийти в голову поэту, потому что он считал себя медиумом (см. его знаменитое письмо к тете Анике от 24 июня 1916 г.)[Пессоа 1986, II 212-216]; к тому же, он обладал и своеобразной телепатией: когда его друг поэт Са-Карнейру покончил с собой в Париже, ничего не знавший об этом Пессоа испытал «внезапную депрессию» в Лиссабоне. Уже в этом письме Пессоа упоминал , что «неизвестный учитель» таким образом его посвящает. В набросках «Очерка об инициации» Пессоа выделяет три ее типа: 1) символический, или высший; 2) интеллектуальный и 3) пожизненный (внутренний). «При пожизненной инициации, - пишет он, - которая усиливает эмоции и приводит к алхимии как средству их реализации, кандидат проживает все, что знает и чувствует»[ Пессоа 1986, III,445]
Хотя масонство включает в себя много степеней, Пессоа все время упоминал о трех: неофита, адепта и мастера. «Каким бы ни было количество степеней в восхождении к Правде, их можно свести к трем – Неофита, Адепта и Мастера….
Неофит… это, в основном, ученик… Адепт проходит через соединение знания с верой. Мастер должен разрушить это единение во имя единения более высокого…
Предположим, что целью инициации является создание великой поэзии. Степень неофита соответствует приобретению элементарных знаний… 0) грамматики, 1) общей культуры, 2) литературной культуры…
… 7) умение писать медитативную или философскую лирику, например, оды.
Состояние Мастера подразумевает: 8 ) создание эпической поэзии; 9) создание драматической поэзии; 10) слияние всех видов поэзии, лирической, эпической и драматической в нечто, все эти виды превосходящее»[ Пессоа 1986, III, 448-449].
Прежде чем перейти к результату инициации Фернанду Пессоа, в процессе которой он познавал самого себя и лучший свой стихотворный цикл – «Послание»- сделал ортонимным, то есть подписал своим подлинным именем и фамилией, сошлемся на любезно предоставленную нам рукопись Т. А. Касаткиной «Учебное пособие по курсу «Религия, Культура, Искусство», некоторые рассуждения которого тесно соприкасаются с нашей темой.
«В целом ряде религиозных систем мы встретимся с восприятием человека как конгломерата душ с разной посмертной судьбой. Древние египтяне, например, насчитывали у человека не менее шести «душ» - «жизненных сил»: Рен, Ах, Шуит, Ка, Ба, Сах…Рен – истинное имя человека, таимое, скрываемое в жизни за именами-кличками (то есть – данными, чтобы «кликать», окликать, звать человека и не имеющими отношения к его истинной сущности) Истинное имя, как уже говорилось, давало знающему его беспредельную власть над тем, кому оно принадлежало; знающий истинное имя мог убить его носителя, овладеть его волей, исцелить от смертельной болезни». Интересно, что Пессоа, переводивший и исследовавший масонскую и теософскую литературу, мог знать о египетских традициях, но переосмыслить их по-своему.
Думается, что три основных гетеронима Пессоа соответствуют трем степеням инициации.
«сенсационист», «видящий вещи только глазами, а не умом» и почти всю жизнь проживший в деревне. Одним словом – «ученик». Впрочем, нельзя сказать, что он полностью избегает сложных материй, ведь Пессоа задумал его язычником, а скорее – «воинствующим безбожником»:
Однажды, когда Бог-отец уснул,
А Дух Святой парил в небесной сини
Из ящика чудес похитил он три чуда.
И первым сделал он, чтобы никто не ведал
При помощи второго чуда стал он
Навечно человеком и ребенком.
А третьим чудом сотворил Христа,
Который на кресте пребудет вечно,
Служа моделью для своих подобий.
Затем бегом пустился к солнцу
И по его лучу спустился наземь.
(Пер. Ю. Левитанского)
– Рикарду Рейш, который должен был соответствовать степени адепта, действительно писал в чем-то более «сложную», стилизированную под античную, лирику, которую Пессоа называл одами. Как неоднократно отмечали исследователи, «Рейш также происходит из культурного англо-саксонского климата XIX в. (особенно от Мариуса Эпикурейца Уолтера Пейтера)»[ Ланкаштре 1986, 45]. Если, по замыслу Ф. Пессоа, А. Каэйру должен был ограничиться одним созерцанием, то его ученик Рейш был призван осмыслить мир в духе стоицизма и эпикурейства. Боги, по мысли Рейша, подчинены фатуму и так же мало знают о судьбах мироздания, как и люди. Философия его трагична, и в этом трагизме звучит голос самого Пессоа.
Вероятно, самыми значительными из гетеронимных стихов Пессоа были произведения Алвару де Кампуша. «Ни в одном из гетеронимных циклов не ощущается такого дыхания современности, как в стихах Кампуша» [Хохлова 2003, 135] ,достойного звания мастера. К сожалению, лучшие его стихотворения не переведены на русский язык, но маленькие поэмы «Курильщик опиума», «Триумфальная ода», «Морская ода», «Приветствие Уолту Уитмену», «Ход времени», «Табачная лавка» представляют собой знаменательное явление португальской литературы. Конечно, на этой стадии Пессоа еще не добился цели, поставленной перед степенью мастера – «слияния всех видов поэзии», хотя стремился к этому, когда, например, вводил в «Морскую оду» куплеты из старинных португальских романсов, английских песен, звукоподражательные строки. Однако думается, что прохождение через гетеронимную лирику, эксперименты в разных стилях действительно помогли Пессоа достичь того уровня мастерства , которое могло бы соответствовать идее «супер-Камоэнса». Попытка создать «Лузиады» ХХ века заставила поэта пожертвовать многим, в том числе и своей единственной любовью к Офелии Кейрош, которой он признавался: «Моя судьба принадлежит другому Закону, о существовании которого вы, Офелинья, и не подозреваете, и каждый раз она все больше подчиняется Учителям, которые ничего не позволяют и не прощают».
Свое лучшее произведение Пессоа сделал ортонимным (как сказали бы древние египтяне, вернул свой Рен), вынеся на суд Божий и человеческий («Послание» участвовало в поэтическом конкурсе) результаты своей самоинициации.
Как показало время, созидание «супер-Камоэнса», связанное с длительной «самоподготовкой» поэта, действительно было задачей общенациональной важности. Эта «самоподготовка» заключалась не только в написании гетеронимной лирики. Строгий критик, открывающий то, что с большой условностью можно назвать собраниями сочинений писателя (поскольку значительная часть его наследия не была напечатана, а сундук Пессоа весьма напоминал знаменитую наволочку Хле6никова, то исследователи до сих пор издают столь сложного автора без комментариев), может сказать, что этот человек слишком за многое брался и слишком немногое довел до конца. Но конец был, ибо в «Послании» преломились все философско-эстетические искания португальского поэта.
Как бы предчувствуя наши дни, когда над Португалией нависла реальная угроза раствориться в нахлынувшем на нее потоке эмиграции, исследованием национальной психологии занялись такие течения философской мысли, как лузитанский интегрализм и саудосизм. В очерке «Рыбная ловля в Эшпиньу» друг Тейшейры де Пашкуайша испанский писатель Мигель де Унамуно, описывая Португалию, говорил: «И как грустно, восстановив мысленно блистательную историю этой славной морской державы, родины величайших мореплавателей, глядеть на маленьких, жалких и непокорных светлошкурых волов, которые тянут по берегу сети, склонив свои рогатые головы под тяжестью ярм, на которых красуется герб, некогда блистательный и славный герб Португалии!»[ Унамуно 1981, 2, 271]. Можно вспомнить, что Тейшейра де Пашкуайш выдвигался на Нобелевскую премию, причем не португальцами, а группой иностранной интеллигенции[Куадруш б. г., 37].
«Послании» он косвенно оскорбил величайшего поэта Португалии, назвав «императором родного языка» не его, а падре Антониу Виэйру, но Пессоа чутко уловил тенденцию времени, в наше время становящуюся все более очевидной: португальцы постепенно перестают читать «Лузиады». Если Салазар еще железной рукой пытался сохранить традиции классического португальского образования, ориентированного, прежде всего, на изучение романских языков и литератур, то теперь они изучают, главным образом, американскую культуру, а в связи с постигшей страну глобализацией, мощным потоком иммиграции и экономическим кризисом, многие обитатели Португалии вообще не получают среднего образования.
Поэтому стремление Пессоа несколько «осовременить» Камоэнсовы образы и изложить его идеи «на языке родных осин» в данный момент заслуживает еще большей поддержки, чем во времена создания «Послания». Интересно, что Пессоа подавал свой сборник на конкурс патриотической поэзии, но получил только вторую премию, ибо «Послание» было меньше по объему, чем полагалось по условиям ристалища. Но примечательно, что, решившись на создание современной народной книги, Пессоа вынужден был изменить свое отношение к Богу. В стихотворении «Молитва» он пишет:
О Боже, обрати к нам ясный взор,
Затепли жар познанья в человеке.
И снова завоюем мы простор
– но теперь навеки.
Присутствующая в «Послании» тамплиерско-масонская символика отступает на второй план, ее же место занимает популярный в Португалии и Бразилии себаштианизм – миф о том, что погибший в 1578 г. португальский король дон Себаштиан еще вернется в трудный для Родины момент («Миф – ничто, но в мифе скрыто все», - писал Пессоа). Во времена Камоэнса этого мифа, естественно, не было, ибо король дон Себаштиан был еще жив и ему были посвящены «Лузиады», а вот народный пророк Бандарра и падре Антониу Виэйра действительно надеялись на воплощение очередного спасителя Португалии.
Хотя, как говорилось, у Пессоа было много замыслов, но, по-видимому, с сочинением «Послания» он стал считать свою главную миссию выполненной. Он стал все больше пить, болеть. 28 ноября 1936 г. в тяжелом состоянии его отвезли во французскую больницу святого Людовика, где он и скончался. Последними его словами были: «Дайте мне очки».
Гетеронимия, в той форме, в какой она сложилась в творчестве Фернанду Пессоа, представляет собой уникальное явление в мировой литературе, ибо ни Кьеркегор, ни Мачадо не пытались наделить своих псевдонимов особой биографией и тем более не проводили их через всю свою творческую жизнь. Но наступает момент, когда «кончается искусство и начинается судьба», и воистину судьбоносное для португальской литературы и общественной жизни произведение Фернанду Пессоа подписал своим именем и фамилией.
Есть мнение, что гетеронимия – это будущее литературы. Рассказывая о книге гватемальца Аугусто Монтерросо «Дальнейшее – молчанье (Жизнь и творчество Эдуардо Торреса)», Б. В. Дубин говорит, что «ее фиктивный протагонист (мнимые труды которого Монтероссо публиковал прежде как «подлинные» в прессе, в изданиях университета Мехико, где преподает), пародирует самого автора и вместе с тем – клишированного героя нации, «гения в веках»
– ср. множество авторских «я» со своими характерами, «жизнью» и «творчеством» у Кьеркегора и А. Мачадо, Пессоа и Гари. [Дубин 1991,12].
Думается, что проблема гетеронимии Пессоа никогда не будет разгадана до конца; но тем она и интересна.
Гашпар Симоэнш 1981 – Gaspar Simões João. Vida e Obra de Fernando Pessoa. Amadora,1981.
Дубин 2001 – Дубин Б. В. Биография. Репутация. Анкета (О формах интеграции опыта в письменной культуре)///М., НЛО, 2001. С. 100-119. -htpp: //www.ec.dejavu.net/b-2/Biography.html
Куадруш, б. г. – Quadros António. Nota Editorial// Obra Poética de Fernando Pessoa. Poesia-I. 1902-1929. Mira-Sintra,s. a.
– Lancastre Maria José de. O Essencial sobre Fernando Pessoa. – Lisboa, 1986.
Линд 1981 – Lind Georg Rudolf. Fernando Pessoa e a loucura// Lind Georg Rudolf. Estudos sobre Fernando Pessoa. Lisboa,1981.
Матуш 1987 – Matos Jorge de. O Pensamento Maçónico de Fernando Pessoa. - Lisboa,1987.
Овчаренко 2005. –Овчаренко О. А. Проблема авторства и гетеронимии в лирике
Фернанду Пессоа// Овчаренко О. А. Португальская литература. Историко-теоретические очерки. М., 2005.
–Pessoa Fernando. Obra Poética e em Prosa. Porto, 1986. - Volume I.
Пессоа 1986, II- Pessoa Fernando. Obra Poética e em Prosa. Porto,1986. - Volume 2.
Пессоа 1986,III –Pessoa Fernando. Obr Poética e em Prosa. Porto, 1986. - Volume 3.
Хохлова 2003 –Хохлова И. А. Поэтические масаки Фернандо Пессоа. СПб, 2003.
Автор: Овчаренко О. А.