Владислав Абдулов
Фернандо Пессоа и царство святого духа
http: //www.promegalit.ru/publics.php?id=12316
Хоть час неведом, скоро он пробьёт…
«Послание», 2, XI1
В современном мире область эсхатологических и мессианских ожиданий по большей части отдана на откуп склонному к сенсациям массовому сознанию. Здесь и откровенно спекулятивные толкования пророчеств Нострадамуса, и суета вокруг «особых дат», и сопутствующая всему этому голливудская «апокалиптика». Однако не следует забывать о серьёзных религиозных, культурных и политических феноменах, напрямую связанных с данной областью. Речь идёт о национальном мессианизме, примеры которого, в общем-то, широко известны. Тысячелетний путь русской духовности, идеи американского «града на холме», избранного Богом в качестве некоего эталона для остального человечества, наконец, мессианские чаяния иудаизма говорят сами за себя. О них написаны горы книг, о них постоянно говорят на страницах газет и с экранов телевизоров. Но есть и ещё один, далеко не тривиальный пример — мироощущение португальцев, народа, уже несколько столетий пребывающего на задворках европейской и мировой истории.
Если взглянуть на карту Европы, легко можно увидеть, что Россия и Португалия являют собой географическую противоположность. Контраст поистине огромен (сравним необозримые пространства континентальной России и маленькую морскую страну, занимающую западную оконечность Иберийского полуострова). Тем не менее, как для России всегда была важна тема освоения, собирания земель, так и для Португалии значимым было стремление к покорению моря. Такое противопоставление обещает много интересного при сравнении культур и национальных идеологий, наиболее чутко отражающих дихотомию архетипов Моря и Суши, лежащих в самых глубинных слоях национального сознания.
Человеком, воплотившим в своём творчестве дух и чаяния своего народа, был замечательный португальский поэт Фернандо Пессоа. Имя его почти не известно в России, хотя он заслуживает упоминания в одном ряду с У. Б. Йейтсом, Р. -М. Рильке, Ф. Гарсия Лоркой, Т. С. Элиотом и другими, определившими в XX веке лицо европейской поэзии2. Подобная безвестность кажется ещё более несправедливой, если учесть некоторые особенности его творческого пути, без преувеличения выводящие Пессоа на собственное, уникальное место в мировой культуре.
Фернандо Антонио Ногейра Пессоа3 родился в Лиссабоне 13 июня 1888 года в семье чиновника средней руки. Безмятежное детство его оказалось недолгим — когда мальчику было четыре года, от тяжелой формы туберкулёза умер его отец, и мать вскоре вышла замуж вторично, за португальского дипломата. Детство и юность будущий поэт провел вдали от родины, в южноафриканском Дурбане, а потом в Кейптауне. Получив там классическое английское образование, Пессоа в совершенстве овладел языком Шекспира и Мильтона, который стал для него вторым родным. Многие его стихотворения написаны на английском — редкий в литературе пример двуязычного поэта. Однако творческая судьба Пессоа, становление его поэзии неразрывно связаны с Португалией.
По достижении совершеннолетия Пессоа в одиночестве (мать и отчим остаются в Кейптауне) уезжает на родину. Жизнь не балует его — с самого начала приходится самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Он работает коммерческим агентом, переводчиком в торговых фирмах, перебивается случайными заработками. В этих бесприютных скитаниях по всяким углам (стабильности и преуспеяния Пессоа так и не добился до самого конца жизни), в жарких спорах о литературе с такими же, как и он сам, молодыми поэтами и художниками, в вечерних путешествиях по лиссабонским кафе рождается его неповторимый поэтический мир.
Уникальность Пессоа как поэта коренится в его творческом методе — в так называемой «гетеронимии». Речь идёт о творчестве от лица многих вымышленных авторов, каждый из которых, в отличие от простого псевдонима, представляет собой как бы настоящую автономную личность, со своим поэтическим стилем, своими размышлениями, темами и даже со своей духовной судьбой. При всей склонности Пессоа к мистификациям, надо отметить, что истоки этой гетеронимии находятся прежде всего в самом складе его личности и имеют не литературную, а глубоко внутреннюю, психологическую природу. «Я больше чувствую себя своими созданиями, чем собой», — писал он, и, читая его гетеронимов — Рикардо Рейса, Альваро де Кампоса, Альберто Каэйро и других — этому поневоле начинаешь верить. Более того, допустимо счесть маской-гетеронимом и самого Фернандо Пессоа. На протяжении всей своей жизни Пессоа искал своё подлинное, настоящее «Я», и тот театр масок, который он завещал своим читателям, есть отражение этих поисков. Этим же объясняется и устойчивое внимание поэта к оккультизму, его глубокие увлечения масонством, каббалой и магическими практиками. В частности, известна его дружба со знаменитым английским магом Алистером Кроули, посещавшим в 1930 году Португалию4, — обстоятельство немаловажное для характеристики его внутреннего мира.
Своеобразный «роман с оккультизмом», длившийся практически всю сознательную жизнь Пессоа, не представляет собой исключения в истории европейской поэзии. Другой великий поэт XX века, ирландец У. Б. Йейтс, как известно, не только интересовался оккультной экзотикой, но даже возглавлял одно время самый знаменитый магический орден Запада «Golden Down» («Золотая Заря»). Однако Пессоа удалось соединить свое глубоко оригинальное видение таинственного с изображением собственных внутренних исканий и с выражением национального чувства португальцев, что дало удивительный сплав, продолжающий волновать уже не первое поколение его читателей и исследователей.
Главный труд своей жизни — поэму «Послание» — Пессоа писал на протяжении более двадцати лет. По иронии судьбы, «Послание» оказалось единственным его творением, удостоенным официального внимания профашистского салазаровского режима, который поэт презирал и едко высмеивал в своих стихах. Вряд ли литературные чиновники, давшие ему вторую премию Секретариата национальной пропаганды, даже поверхностно пытались вникнуть в сложный символический мир поэмы, как-то оценить её многогранность и глубину. Всё решил идеологический подход, в то время как на самом деле «Послание» далеко выходит за рамки узкого национализма и, ни много ни мало, претендует на осмысление национального португальского мифа, истоков, будущего и смысла существования Португалии.
Здесь необходимо сделать историческое отступление. Португальская история изобилует «знаковыми» моментами. Так, мало кому известно, что разгромленный в начале XIV века орден рыцарей-тамплиеров именно здесь нашел себе надежное пристанище. Выдающийся португальский король и поэт дон Диниш создал в 1319 году на базе португальских храмовников «Орден Христа», который столетием позже возглавил другой великий исторический деятель – инфант Генрих Мореплаватель5. Богатства Ордена пошли на финансирование географических открытий, благодаря которым Португалия стала мощнейшей мировой державой. Но потом разразилась катастрофа.
В 1578 году молодой португальский король дон Себастьян (Себаштьян) I во главе сильной армии высадился на побережье Северной Африки с целью завоевания Марокко. Это была не первая попытка европейцев вступить в борьбу с исламским югом но, как и все предыдущие, весьма неудачная. В сражении под Алькасер-Кибиром португальская армия была разбита, а сам дон Себастьян погиб. Следствием этого трагического события стало прерывание правящей Ависской династии, утрата Португалией национальной независимости и её переход под власть испанской короны. Внезапный крах блестящей империи, шестидесятилетнее господство испанцев, практически полная потеря политического и экономического влияния страны в мире — на этом фоне в португальском народе создается легенда о Сокрытом Короле.
Он не вернулся. У каких брегов
Сквозь кровь и мрак?6
В известном цикле средневековых легенд король Артур — повелитель сакральной Империи (вспомним, что по преданию он был коронован в Риме как Король Запада) – не погибает в битве и не умирает, а переносится на волшебный остров Авалон, где пребывает в ожидании того часа, когда он вновь понадобится своей родине. Тема «Сокрытого Короля», тесно смыкающаяся с мифологией сакрального Центра, удивительным образом свойственна практически всем традициям, как на Западе, так и на Востоке7, и является своего рода инвариантом культуры. Однако возникновение аналогичных себастьянистских легенд, органично вошедших в бытие португальского народа, выразивших его чаяния и надежды, представляется событием уникальным, прежде всего потому, что оно произошло в историческое, «хорошо документированное» время и с реальным историческим лицом — королем доном Себастьяном. Согласно этим легендам, он вовсе не погиб, а был взят неведомыми силами на Острова Блаженных, чем и объясняется отсутствие на поле боя его мёртвого тела (которое действительно не было найдено). Наступит время, и король вернётся, чтобы восстановить величие своей родины.
— превзойти Камоэнса8 и дать португальскому народу новую цель существования.
Хоть час неведом, скоро он пробьёт.
Всплывёт могучий челн над царством вод,
Раз в это верю я.
Увидит лучезарный океан
Штандарт империи.9
В этих программных строчках из «Послания» речь идёт вовсе не о реставрации в том или ином виде старой португальской империи, что было бы странно и даже нелепо. Идея Пессоа гораздо шире, она всечеловечна. Возвращение дона Себастьяна знаменует собой начало новой эпохи — Пятой империи, той, что «грезилась Христу»10. По периодизации поэта, до сих пор было четыре великие духовные общности людей, пятая же только грядёт:
Сказки Европы — обман.
Все унеслось, как туман,
Все затерялось в пространстве.
Правду, любовь, постоянство
11
Контуры её Пессоа представлял себе довольно смутно, но за всеми его определениями вроде «империализма поэтов», «вселенского братства» и т. д. хорошо прослеживается одна из самых великих европейских утопий — Царство Святого Духа.
на протяжении всего Средневековья и значительной части Нового времени. Близкие этому воззрения проповедовал великий итальянский мистик, калабрийский аббат Джоаккино да Фьоре (Иоахим Флорский) (ок. 1132–1202). Его идея «трёх Заветов» была построена на сопоставлении каждому священному Завету определенного лица христианской Троицы (Ветхий — Бог-Отец, эпоха Закона; Новый — Бог-Сын, эпоха Благодати; грядущий «Третий Завет» — Бог-Святой Дух, эпоха Любви). Кроме этой, так сказать, «книжной» философии, существовала ещё и простонародная вера в будущий Золотой век, которая является, судя по всему, одной из неизменных черт всякой традиционной цивилизации12. Многочисленные европейские карнавалы, ведущие свою родословную от древнеримских сатурналий, народный португальский праздник Святого Духа — всё это представляет пример одного и того же: ожидания Царства.
О Боже, обрати к нам ясный взор,
И снова завоюем мы простор
Земли иль неба — но теперь навеки.13
Так что же Португалия? Согласно мысли Пессоа, именно португальский народ, имеющий огромный опыт первооткрывательства, способен возглавить движение к Царству, но для этого ему нужно открыть «Новую Индию» — Индию Духа. Для Пессоа этот путь был неразрывно связан с реализацией в человеке личностного начала, развитием потенций, заложенных в культуру и психологию народа ренессансным мироощущением14. В этой перспективе Сокрытый Король дон Себастьян выступает не только как преобразователь, вершитель новой эпохи, но и как совершенный человек, новый Христос. На наш взгляд, подобная акцентировка выдает существенные отличия модели Пессоа не только от православного понимания идеального мироустройства (в рамках уже заявленного нами сравнения Восток-Запад, Суша-Море), но и от собственно традиционных представлений, свойственных Западу. У Иоахима Флорского, например, Царство Святого Духа является апофеозом веры и не связано с пришествием пророка или царя, речь идет скорее о монашеском христианском Ордене15.
«Во мне дух атлантический живёт…» — писал Пессоа. Насколько можно судить по имеющимся данным, определения «атлантизма» он не давал, однако, попробуем вспомнить некоторые детали из его стихотворений, которые в значительной степени конкретизируют мифологическую систему координат, свойственную «Посланию». Так, например, из стихотворения «Абсурдный час» («Hora Absurda») мы узнаем, что чаемые Острова Блаженных находятся на юге — явная авторская новация, т. к. народная мифология всегда помещала их на западе. Тема Юга вообще чрезвычайно важна для Пессоа, она теснейшим образом увязана с чувством бесконечной, трансцендентной печали, пронизывающей не только это стихотворение, но и многие другие его работы.
Ah, como esta hora é velha!... E todas as naus partiram!
Na praia só um cabo morto e uns restos de vela falam
Do Longe, das horas do Sul, de onde os nossos sonhos tiram
Aquela angústia de sonhar mais que até para si calam...
Обрывки снастей и куски парусины одни
Вдоль берега шепчутся… Где-то на Юге, когда-то,
Нам сны примерещились, — о, как печальны они…16
Однако Юг с точки зрения традиционных представлений — страна лишённости, смешения и разложения17
Но то, что гнетёт, нарастая,
И плачет, всему вопреки,
Почти за пределом тоски.18
«Я погружаюсь в опий и бреду // Искать Восток к востоку от Востока» и тут же: «Коль скоро Индия во мне живёт, // То в Индии реальной много ль проку?»19. Грешит этим и сам Пессоа, «автор авторов». Ничего удивительного в этом нет, так как он воспринимал восточные традиции сквозь призму парамасонских и оккультных интерпретаций, зачастую далеких от реальности. Отсюда и выраженный европоцентризм мифологии Пессоа, и его неприятие христианства. Поэт считал, что поклоняется некоему «Высшему Богу», не имеющему ничего общего с тем демиургом, который создал наш мир.
Таким образом, уже вырисовываются некоторые черты своеобразного «атлантистского» мироощущения Пессоа. По всей видимости, речь идет о гностически-масонской версии ренессансного гуманизма, о примате человеческого знания и саморазвития над традиционной верой. И значительная доля мистицизма только подчеркивает эту направленность.
Фернандо Пессоа так и не стал «Сверх-Камоэнсом». Но, будучи одним из самых талантливых европейских поэтов XX века, он все-таки дал яркую интерпретацию национальной мессианской утопии. В нем воплотился свободный дух его народа, дух Васко да Гамы и Магеллана. «Послание» изучается в португальских школах, а многие строчки из него стали пословицами. И даже сейчас многие португальцы ждут возвращения того Короля, в которого верил их национальный поэт.
Разумеется, «Пятая Империя» Пессоа чрезвычайно далека от либерал-глобалистской модели, ставшей на современном Западе основной. Она воплощает в себе извечную мечту человека о земном счастье, радость познания, открытия новых горизонтов. Но при всём том она остается преимущественно западной утопией, и более того, утопией в значительной мере десакрализованной и гуманистической, так как намеренно обходит вопрос о религиозном содержании грядущей эпохи, и в центре её стоит совершенный человек — сокрытый до времени король дон Себастьян Желанный.
«Послания» даны в переводе О. Овчаренко по изд.: Пессоа Ф. Послание. – М.: Фонд им. Сытина, 1997. – 48 с.
2 Не лишним будет добавить, что к творчеству Пессоа в разное время обращались такие замечательные переводчики, как А. Гелескул, Б. Дубин, Е. Витковский, Л. Цывьян, Г. Зельдович и другие.
3 Другая транслитерация имени (Фернанду Антониу Нугейра) ближе к португальскому произношению, однако мы идем вслед за Б. Дубиным, А. Гелескулом и большинством других переводчиков (Пессоа Ф. Лирика. — М.: Художественная литература, 1978. — 222 с.; Пессоа Ф. Лирика. — М.: Художественная литература, 1989. — 303 с.; Дубин Б. От составителя. Портрет в зеркалах: Фернандо Пессоа // Иностранная литература. — 1997. — №9. — С. 203 и сл.)
4 См.: Symonds J. The Great Beast: The life of Aleister Crowley. — London: Rider, 1951. – P. 273 f.
5 См.: Овчаренко О. Фауст в отсутствие Мефистофеля: Фернанду Пессоа и традиция оккультизма в Португалии // Литературное обозрение. – 1992. – №2. – С. 58.
«Послание», 2, XI.
7 См., напр.: Генон Р. Царь мира // Вопросы философии. – 1993. – № 3. – С. 97-133.
8 Луис де Камоэнс (Камоинш) (1524/25-1580) — классик португальской литературы, поэт, автор знаменитой поэмы «Лузиады», в которой воспевается мужество португальских мореходов.
9 «Послание», 2, XI.
10 «Послание», 3, II.
«Послание», 3, I.
12 См., напр.: Элиаде М. Мефистофель и андрогин / в кн.: Элиаде М. Азиатская алхимия. — М.: Янус-К, 1998. — С. 431 и сл.
13 «Послание», 2, XII.
14 Овчаренко О. Фернанду Пессоа и его послание в вечность / в кн.: Пессоа Ф. Послание. — М.: Фонд им. Сытина, 1997. — С. 5-6.
— М.: БРЭ, 1993. — Т. 1. — С. 634.
«Абсурдный час» (пер. Е. Витковского) / в кн.: Пессоа Ф. Лирика. — М., 1989. — С. 26. Оригинальный текст приводится по интернет-источникам.
17 См., напр.: Дугин А. От сакральной географии к геополитике // Элементы. — №4. — С. 41.
18 «Растаяла дымка сквозная…» (пер. А. Гелескула) / в кн.: Пессоа Ф. Лирика. — М., 1989. — С. 84.
19 «Курильщик опиума» (пер. Е. Витковского) / в кн.: Пессоа Ф. Лирика. — М., 1978. — С. 169.