Приглашаем посетить сайт

Прокопович С.: О Сардинии с любовью. Предисловие к изданию «Элиаса Портолу»

С. Прокопович

О Сардинии с любовью. Предисловие к изданию «Элиаса Портолу»

http: //noblit.ru/node/1379
 

Одним из первых лауреатов Нобелевской премии в области литературы стал в 1906 г., как известно, итальянский поэт Джозуэ Кардуччи. В 1926 году вопреки всем прогнозам эту премию получила итальянская писательница Грация Деледда.

открыла бутылку доброго вина, чтобы отпраздновать столь радостное событие вместе со своими домочадцами — мужем Пальмиро Мадезани и сыновьями Сардусом и Францискусом. Журналистам Деледда заявила, что теперь дескать ей непременно придется купить себе шубу, чтобы не замерзнуть зимой в Стокгольме, куда она должна отправиться за премией. На торжественной церемонии ее вручения писательница ограничилась несколькими словами благодарности и традиционной речи не произносила.

Шведская академия присудила итальянской писательнице премию единодушно. К тому времени ее романы выходят во Франции, других странах, она приобретает европейскую известность. Но в Италии критики относились к творчеству Деледды по-разному. Бенедетто Кроче вообще его игнорирует в своем многотомном обзоре «Литература Новой Италии» (вобравшем в себя его статьи и рецензии в журнале «Ла Критика» с 1902 по 1914 год), хотя тепло отзывается о современнице Грации Деледды писательнице Матильде Серао, о других женщинах-литераторах. Джузеппе Антонио Борджезе обозвал произведения писательницы «местечковой эпопеей», памятуя, надо полагать, о том большом месте, которое в творчестве Деледды занимает ее родной остров Сардиния. Среди почитателей творчества Деледды имена не менее знаковые для итальянской культуры, чем Бенедетто Кроче. Это Луиджи Капуана, Федерико Тоцци, Аттилио Момильяно, Антонио Балдини и другие.

Творческое наследие писательницы не может не впечатлять. Она автор четырехсот новелл, тридцати пяти романов, пятнадцати пьес, пятидесяти стихотворений и пятидесяти критических статей. Главной темой ее творчества стала Сардиния, земля, где она родилась и которую она сумела заставить своих читателей полюбить, как заставил своим творчеством полюбить Сицилию ее старший современник — Джованни Верга. Герой новеллы Деледды «Студент и сборщик вереска», разглядывая собирающего вереск старика, размышляет: «Будь я художником-символистом, я бы нарисовал старика так, как он теперь стоит, — между двумя кустами вереска у кроваво-красной скалы на фоне бледного неба — и назвал бы картину «Сардиния». В восприятии земли своих предков у Грации Деледды есть и глубокая, искренняя любовь, и сострадание, сопереживание, и в то же самое время некая отстраненность, ирония и самоирония. Все эти качества придают необыкновенный гуманистический пафос ее творчеству, сообщают ему общечеловеческое звучание, все те качества, которые, безусловно, сыграли далеко не последнюю роль в решении присудить писательнице Нобелевскую премию по литературе.

К литераторам-женщинам в то время относились, как правило, снисходительно. Их творчество считалось зачастую литературой второсортной, «дамской». В жанре «дамского романа» с успехом выступали во времена Грации Деледды Каролина Инверницио и Лиала. Женщины писали и более серьезную литературу. Критики отмечали новеллы Катерины Перкото, признавали достоинство поэзии Ады Негри, романов и очерков Матильды Серао.

Трудно складывается в XIX веке путь женщины в литературе. Общество по большей части всегда неодобрительно взирало на любые проявления социальной активности «слабого пола». Так, считалось, что женщина-писательница не может быть ни хорошей женой, ни примерной матерью детей. Но женщины меньше всего были склонны с этим мириться, чему примером может служить, прежде всего, сама Грация Деледда.

— 1871, а не 1875. Возможно, все объясняется простой опиской, но писательница так и не захотела ее исправить, даже в официальной биографии, опубликованной в 1926 году в связи с присуждением ей Нобелевской премии.

Литературные интересы будущей писательницы проявились довольно рано. В возрасте семнадцати лет на страницах римского иллюстрированного журнала «Ультима мода» («Новинки моды») появляется первый рассказ Грации Деледды «Сардинская кровь» (1888) — история тайной страсти, неразделенной любви и убийства. Журнал издавал некто Эпаминонда Провальо, мужчина, подписывавшийся женским псевдонимом «Графиня Монтедуро». Юная писательница из Сардинии была какое-то время настолько уверена, что издатель — женщина, что даже поведала ему о своих первых любовных страданиях.

Романтические истории — предмет первых произведений Грации Деледды связаны во многом с традицией исторического романа. Этот жанр, сложившийся в основных чертах в эпоху романтизма и явившийся выражением пробуждающегося национального самосознания, в Италии восходит, прежде всего, к Мандзони и его роману «Обрученные». Исторические романы писали и другие литераторы-современники Мандзони: Никколо Томмазео (1802 — 1874), Франческо Доменико Гуэрацци (1804— 1873). В этом жанре во второй половине XIX века выступает, в частности, Федерико Де Роберто (1861–1926), старший современник Грации Деледды.

Интерес к истории не обошел стороной и драматургию, о чем свидетельствуют, в частности, пьесы Дж. Б. Никколини (1782 — 1861) "Антонио Фоскарини«(1827), «Джованни да Прочила» (1830), «Лодовико Сфорца» (1834), «Арнальд Брешианский» (1843), «Филиппе Строцци» (1847).

Представление о месте исторического романа в панораме литературной Италии рубежа веков будет неполным, если не учесть еще одного обстоятельства. С ростом грамотности в обществе увеличилось число периодических изданий, литература становится предметом потребления. Появляются так называемые романы с продолжениями, «дамские», «сентиментальные», но также и «исторические», то есть произведения с историческим антуражем, но, по сути дела, ничем не отличающиеся от прочего бульварного чтива, ориентированного на массового читателя, не обладавшего тонким вкусом. Не случайно в период зрелого творчества Грация Деледда дистанцируется от своих первых литературных опытов, связанных в том числе и с традицией «сардинского исторического романа».

«позитивным» знанием не только природы, мира, но и человека. Осмыслить новые явления была призвана философия позитивизма, которая не скрывала своего неприятия всего того, что представлялось химерическим, сомнительным, смутным, всего, что «неизбежно приводит к сбивчивым мнениям» (О. Конт). Истинными и одновременно полезными провозглашались лишь те знания, которые опираются на наблюдения и открывают для человека перспективы неограниченной власти над внешним миром.

В новых условиях искусство должно было стремиться к одной только правде, быть исключительно научным. Резко возрастает интерес в обществе к научно-популярной литературе. Так, в России во второй половине XIX века зачитываются книгой философа-позитивиста и физиолога-дарвиниста Джорджа Льюиса «Физиология обыденной жизни», вышедшей в русском переводе в 1861 году. В Италии примерно в тот же период физиолог-дарвинист, автор научно-популярных книг Паоло Мантегацца вместе с Луиджи Капуана, Чезаре Тронкони, Джованни Верга и другими дают начало новому литературному направлению, получившему название «веризм» (от слова «vero» — «правдивый»). Оно развивалось под сильным влиянием французского натурализма (большое значение имели для веристов статьи Эмиля Золя), что не лишало веризм национальных особенностей и позволило ему занять видное место в итальянской культуре своего времени.

В натурализме и его итальянском варианте — веризме — особое значение приобретает изображение среды, в которой живут герои литературных произведений, ибо, как считалось, именно она в первую очередь формирует характер человека, определяет его привычки, взгляды и поступки, в конечном итоге его судьбу. Среда, в которой действуют литературные персонажи, существует как некая объективная реальность. Суть творчества сводится во многом к ее анализу. Автор должен — объективности ради — полностью устраниться из своего произведения, он повествует о событиях с точки зрения их участника, героя или беспристрастного наблюдателя. Читатель сам должен понять характер персонажей, их образ мыслей, поступки и т. д., взглянуть на мир как бы глазами литературного героя. Поэтому литератор прибегает, в частности, к такому стилистическому приему, как несобственная прямая речь — когда рассказ о событиях как бы со стороны перемежается впечатлениями, которые они производят на героя. В стремлении добиться максимальной объективности повествования писатели-веристы большое внимание уделяют изображению бытовых подробностей, традиций, обрядов, среды в самом широком смысле слова, в том числе языку, на котором говорят литературные герои, языку простых людей. Это придает всему повествованию выразительность, является средством, при помощи которого персонажи не только обретают свою человеческую индивидуальность, но и выступают представителями того или иного класса, сословия, региона Италии.

Вместе с тем в новом литературном направлении зачастую весьма прямолинейно трактуют зависимость эмоций, особенностей внутреннего мира человека от внешней среды, наследственности, прочих обстоятельств. Как неизменна природа, рассуждали приверженцы нового направления, так неизменен и мир социальных отношений, в который человек от рождения оказывается включенным. Окружающий мир не терпит революционных перемен, ибо природа в своей основе является вечной и неизменной субстанцией. События в жизни того или иного человека, как правило, не затрагивают глубинных основ бытия, а попытка изменить собственную природу, переделать собственную жизнь или, скажем, изменить социальный статус неизменно заканчивается для героя катастрофой.

Одним из жанров новой литературы был «боццетти». Термин «боццетти» был заимствован литераторами из живописи и означал зарисовку с натуры [1]. Он означал, что литератор пишет свои истории с натуры, как художник — свои этюды. С «боццетти» начинали литераторы-веристы старшего поколения, в частности, Матильда Серао, чей первый сборник рассказов назывался «С натуры» (1879).

«В горах Сардинии», «Рождество, сардинские зарисовки», в 1893 году — «Сардинские легенды», «Народные традиции Нуоро». Эти книги были зарисовками с натуры характеров, обычаев, поверий и преданий, представляли собой самые настоящие «жизненные документы».

Влияние этого жанра ощущается и в сборниках рассказов из народной жизни, главное место в которых уделено родине писательницы: «Сардинские рассказы» (1894), «Искушения» (1898), «Игры жизни» (1905), «Светотень» (1912) и т. д. Сардиния — главная тема творчества писательницы.

Постепенно набросок-новелла обрастает подробностями, второстепенными персонажами, основное действие подкрепляется дополнительными эпизодами. Примерно так появляется, в частности, роман «Честные души» (1895), в котором Грация Деледда изображает судьбу большой патриархальной семьи.

Интерес литераторов к патриархальному, деревенскому укладу жизни не случаен. Здесь, конечно, следует учитывать традицию, идущую от веризма, тяготевшего к изображению деревенского быта, ибо эта среда менее всего подвержена радикальным изменениям, более консервативна по своей природе. Но нельзя забывать и о сентиментализме, провозглашавшем, что именно среди крестьян («поселян», как их называли), пастухов, простолюдинов чувства и движения души проявляются в наиболее чистом, незамутненном виде, ибо они ближе остальных стоят к природе. Но и в этой среде человека одолевают страсти, которые нередко становятся причиной его несчастья или гибели. Этот конфликт ярко представлен, в частности, в весьма характерном для творчества Грации Деледды романе «Элиас Портолу», который увидел свет в 1900 году на страницах журнала «Нуова Антолоджия» (Новая антология). Отдельной книгой произведение было напечатано впервые в 1903 году.

дядюшки Портолу, отца семейства, который хвалится перед гостями, что у них только одного сыра на сто скуди. Если учесть, что одно скуди равнялось 5 лирам, то речь идет о сумме весьма значительной, ибо в то время на 1,5–2 лиры можно было купить 4–5 кг хлеба, а с 1882 года имущественный ценз для участия в парламентских выборах составлял всего лишь 19 лир, то есть примерно 4 скуди.

сама признается Элиасу, что его любит, но он не в силах встать на пути счастья брата. Элиас, по сути дела, самоустраняется и, как человек внутренне слабый, предпочитает плыть по течению. Он более тонко чувствует и более развит, менее простодушен и наивен, чем его братья. Но все эти достоинства делают его более уязвимым, менее подготовленным к жизни, чем остальные, лишают его решимости и целеустремленности, он внутренне нуждается в наставнике, в моральной поддержке человека, обладающего безусловным авторитетом. Таких наставников у него целых два, что ставит его перед нелегким выбором. Один из них, дядюшка Мартину, живет в лесу, вдали от людей. Для него законы природы являются высшим нравственным императивом, и он не мыслит себе иной жизни. Он, по сути дела, наотрез отказывается воспринимать всерьез любовные страдания Элиаса и предлагает ему честно объявить родным и близким о своей любви к Магдалине, сказать им, что его любовь взаимная, и самому жениться на девушке. Но герою не хватает решимости на смелый поступок, и он тем самым обрекает на страдания и себя и влюбленную в него Магдалину.

Другим наперсником Элиаса можно считать священника Поркедду. Ему тоже герой раскрывает свою душу, особенно когда решает, что, приняв сан священника, он сможет наконец обрести долгожданный душевный покой. Поркедду в отличие от дядюшки Мартину толкает его в прямо противоположную сторону: он говорит о греховности любви к Магдалине и призывает Элиаса примириться со своей судьбой.

Если Элиас во власти охватившего его чувства мечется и никак не может принять окончательного решения, то Магдалина, в отличие от него, — натура более целостная и сильная. Она не знает колебаний и до конца испивает уготованную ей чашу страданий; человек, которого она по-настоящему любит, ее сторонится, она вынуждена жить с нелюбимым мужем, ребенок, которого она зачала от Элиаса, то есть, по понятиям людей, ее окружавших, и с точки зрения религиозной морали — в грехе, в конце концов умирает.

В соответствии с законами жанра главный герой должен непременно выделяться из толпы себе подобных. Поэтому с самого начала романа Грация Деледда всячески подчеркивает, что Элиас Портолу не такой, как все. От других его отличает прежде всего внешность: он белокожий, как девица, тогда как тела других героев-пастухов и крестьян побурели под палящим солнцем Сардинии, и глаза у него особые, зеленоватого цвета. Но это далеко не единственное его отличие от остальных. Так, по словам матери Элиаса, в детстве он больше походил на девочку, чем на парня. Он более образован, чем другие, знает даже латынь, что свидетельствует по меньшей мере о том, что его образование не ограничилось, как в лучшем случае для подавляющего большинства его земляков, лишь начальной школой. Кроме того, в характеристике Элиаса важен и язык, на котором он говорит по возвращении домой с континента, ибо и здесь тоже проявляется его инаковость.

Разобщенная политически Италия стала единым государством за десять лет до рождения Грации Деледды. Культурная разобщенность страны была преодолена гораздо позже. На рубеже веков в Италии жители каждой мало-мальски значимой провинции, области говорили на своем диалекте, весьма значительно отличавшемся от литературного языка, который насаждался через систему школьного образования. Если бы персонажи Грации Деледды заговорили на своем родном наречии, то книги писательницы едва ли кто-нибудь прочитал за пределами ее родного острова. Но специфика языковой ситуации все-таки отразилась в романе «Элиас Портолу», придавая ему по-своему достоверность и реализм.

итальянского языка с сардинским, что еще раз подчеркивает его обособленное положение среди остальных персонажей. Это впечатление дополняется чувством усталости, внутреннего надлома, которое сквозит в поведении Элиаса, хотя он всячески старается скрыть свои истинные чувства, хорохорится на людях: «Больше всего веселился сам Элиас, оттого что вернулся наконец домой, но смех его был усталым и надломленным, а голос — слабым», — таким герой предстает в первый вечер у себя дома в окружении родных и близких.

Коллизия, в которую попадает герой, могла возникнуть только в условиях патриархального, сельского уклада жизни, пронизанного искренним религиозным чувством. С христианской моралью сверяют герои свои мысли, поступки, устремления, в религии ищут они забвения от своих бед, утешение и помощь в решении всех жизненных проблем. Важное место занимает в романе описание паломничества к церкви Святого Франциска. Писательница наделяет отдельных персонажей библейскими именами, в их речи возникают реминисценции из Священного писания, а подчас и прямые цитаты. Так, Элиас становится любовником Магдалины, что поколебало его решимость стать священником. Преподобный Поркедду призывает его покаяться и выговаривает ему словами апостола Павла из Послания к Галатам: «Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление; а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (6: 8). Библейские тексты помогают герою осмыслить происходящее, разобраться в самом себе. Наступает очередной нравственный кризис в жизни Элиаса, и вновь он ищет утешение и наставление в Священном писании, в Послании апостола Павла к Римлянам [2]. Тетушка Аннедда обращается к матери Магдалины со словами: «Попробуй-ка ты, Аррита Скада, встать на край моря и пересчитать до последней песчинки, сколько там песка. Если ты всех их пересчитаешь, то поймешь, что их количество ничто в сравнении с годами вечности». Образ моря, песка и вечности восходит, в частности, к Библии: «Я положил песок границею морю, вечным пределом...» (Иер. 5: 22). Слова матери Элиаса о Магдалине: «Да, смугла она, но мила. К тому же еще и рассудительная» — напоминают библейскую Книгу Песни Песней Соломона: «Дщери Иерусалимские! черна я, но красива» (1: 4). Своего сына Элиаса тетушка Аннедда поучает, пересказывая весьма близко к тексту слова Послания апостола Павла к Ко-лоссянам: «Сказал же Бог «Человек должен питать лишь три чувства — любовь, милосердие и кротость». Следует признать знаковым и слово «голубица», которое рефреном звучит в речи дядюшки Портолу, когда он обращается к женщинам, и которое невольно вызывает в памяти слова из «Песни Песней»: «возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя!» (5: 2).

Вместе с тем перекличка со Священным писанием не приводит к библеизации повествования, не превращает роман в некое нравственное поучение на все времена, лишенное связи с конкретными фактами. Этому способствует, в частности, «хоральность» художественного мира романа, в котором большое место занимает диалог, несобственно-прямая речь, которому присущи ирония и самоирония, что едва ли совместимо с пафосом поучения, назидания, в первую очередь присущим Библии.

Так, едва ли кто усомнится, что Элиас истово, а главное — искренне верит в Бога. Вместе с тем Грация Деледда, вольно или невольно, дает читателю почувствовать, что в желании Элиаса стать священником есть и эгоистическая подоплека. Нельзя забывать, что это означало для него изменение социального статуса и стабильный достаток, и он таким образом невольно становился выше остальных односельчан. Мало общего с христианским смирением и любовью к ближнему можно обнаружить в сказанных Элиасом в запальчивости словах, во время паломничества, что он станет священником и не просто переживет, но и похоронит всех остальных, родных и близких, даже Магдалину, которую любит больше всех на свете. «Согрешив» с Магдалиной, он начинает каяться, а когда обнаруживает, что его возлюбленная отнюдь не озабочена спасением души, отдаляется от нее. Религия, таким образом, для главного героя романа «Элиас Портолу» становится неким прибежищем от забот и даже некоей палочкой-выручалочкой на все случаи жизни. Все это мало чем отличается от панибратского отношения с Богом и святыми его односельчан, которые считают, что за определенную «мзду»: пожертвования, строительство храма, паломничество и так далее — можно заручиться помощью Святых Угодников в решении чисто земных проблем.

Особенности нравственного мира романа определяются двумя нравственными векторами, которые присутствуют в ткани повествования, наглядно воплощены в образах наперсников Элиаса, и, как мы уже упоминали, далеко не во всем совпадают друг с другом. Благодаря им образ героя вырисовывается многогранным и емким. И то, что Элиас никак не может сделать свой выбор, и что окончательное решение оказывается глубоко выстраданным, и что за него герой заплатил смертью сына, лишь делает его фигуру глубокой, яркой, психологически достоверной: это одно из несомненных художественных достижений сардинской писательницы в этом романе.

«Падре Топес» (появившийся в сборнике новелл 1905 года «Игра жизни»). Здесь тоже речь идет о столкновении двух нравственных векторов в судьбе человека, причем цена конфликта — жизнь. Герой рассказа — монах, он «согрешил» и кончает с собой, ибо чувствует, что мирские радости притягивают его гораздо больше, чем служение Богу, требующее отказа от доступных всем остальным наслаждений.

Роман «Тростник на ветру» увидел свет в 1913 году на страницах журнала «Иллустрационе итальяна» («Итальянская иллюстрация»). В том же году он был напечатан и отдельной книгой.

Название романа глубоко символично. Оно прямо отсылает нас к евангельскому образу трости, ветром колеблемой (Мф. 11: 7). Вместе с тем тростник — это символ тяжелых испытаний, уготованных человеку во искупление грехов, ср.: «И поразит Господь Израиля, и будет он, как тростник (курсив мой. — С. П.), колеблемый в воде» (3 Цар. 14: 15); «гнет голову свою, как тростник» (курсив мой. — СП.) (Ис. 58: 5) — и в этом качестве наиболее ярко раскрывает основную тему романа — преступление и наказание, наиболее емко выражает его содержание.

В местечке Галте (Галтели) на Сардинии живут три сестры — донна Руфь, донна Эсфирь и донна Ноеминь. У них была четвертая сестра Лия, которая в молодости сбежала из дома.

Завязкой романа служит известие о приезде с материка племянника Джачинто, сына Лии. Племянник, приезд которого нарушает ровное течение жизни его теток, напоминает во многом Элиаса Портолу. Он отличается от остальных жителей прежде всего внешне — цветом кожи, волос. Как и у Элиаса Портолу, характер Джачинто по-своему неустойчив, он совершенно искренне стремится быть честным и в то же время совершает плохие поступки: подделывает подпись на векселе, обрекая своих теток на разорение. Он хочет работать, вести честную жизнь и одновременно спускает за карточной игрой последние деньги, не думая о том горе, которое он причиняет своим родным и близким. Кульминацией повествования является сцена, в которой появляется судебный исполнитель, чтобы опротестовать вексель. Не выдержав свалившегося на семью несчастья, донна Руфь умирает. Джачинто во искупление своей вины покидает дом и отправляется в Нуоро, где находит себе работу на мельнице, и в конце концов женится на бедной сироте, которой пообещал в свое время жениться, хотя сам влачит нищенское существование. Младшая из хозяек донна Ноеминь выходит замуж за богатого, но незнатного родственника.

«Тростник на ветру» — образ старого слуги Эфикса. Писательница рисует нам его как самого настоящего праведника; он беззаветно служит своим хозяйкам, принимает все их проблемы близко к сердцу, как если бы они были его собственными, и при этом не получает за свою верную службу ни гроша, а лишь насмешки окружающих. Выясняется, однако, что именно он помог одной из сестер бежать из дома, тем самым приняв на себя в известной степени вину за позор, которым беглянка покрыло все семейство. Более того, он случайно убивает хозяина. Чувство вины неотступно преследует Эфикса, и он судит себя судом совести гораздо строже, чем суд людской. Он остается в доме убитого и тяжким трудом стремится искупить причиненное семейству зло.

Под пером Грации Деледды Эфикс на протяжении романа все больше и больше напоминает библейского праведника. Его жизненная история постепенно приобретает характер нравственной притчи и одновременно почти полностью утрачивает яркость, индивидуальность, ценность «человеческого документа», все то, что было в известном смысле краеугольным камнем веристской поэтики, из которой вышло творчество Грации Деледды.

Если в романе «Тростник на ветру» писательница довольно далеко уходит от веризма, то затем она вновь возвращается в своем творчестве к некоторым его ключевым принципам. В этом смысле интересно увидеть, как некоторые элементы веристской поэтики, в частности, положение о власти среды над человеком, своеобразно переплетутся с близкой сердцу Грации Деледды темой преступления и наказания в романе «Марианна Сирка», который вышел в свет в Милане в 1915 году.

Маленькой девочкой Марианну отдают в дом дяди-священника, после которого она наследует состояние. Героиня случайно встречает и влюбляется в Симоне Соле, который прежде был у них в услужении, а затем ушел из дома и стал бандитом. Любовь эта взаимна, но не может иметь счастливого конца. Во-первых, избранник Марианны — преступник, то есть человек, враждующий с законом. Но главное — он ей не ровня и по имущественному положению, и по возрасту, ибо она старше Симоне Соле.

С самых первых страниц романа в характеристике Марианны ощущается некая двойственность (и в этом она в чем-то напоминает Элиаса Портолу). С одной стороны, она послушно принимает советы, наставления, поступает так, как ей советуют родные и близкие, и не случайно в характеристике ее поведения особое место занимает слово «obbedire» — подчиняться, повиноваться. С другой стороны, Марианна — натура гордая, самостоятельная и независимая, напоминающая женских героинь некоторых новелл Деледды (Агату из «Юго-западного ветра», Пауледду из «Трех братьев», Аустину из «Хозяйки и слуг» и т. д.) и, как и они, желающая сама распоряжаться своей судьбой. Но при всей своей решимости, даже упрямстве пойти до конца против мнения родных и близких, считающих, что бандит ей не пара, Марианна не может. Среда так сильно влияет на нее, что любовь в какой-то миг начинает казаться ей дьявольским наваждением, как Элиасу Портолу его чувство к Магдалине. Власть среды в неменьшей степени, чем Марианна, ощущает на себе и ее возлюбленный — бандит Симоне Соле. Другие бандиты не только не одобряют его желания сдаться властям, жениться, но и усматривают в том проявление позорной слабости. Власть среды, к которой принадлежат герои, предопределяет и судьбу каждого из них. В конце концов родственник героини убивает ее дружка, а сама она, погоревав, выходит замуж за человека, который по всем канонам считается в ее среде достойной партией.

«Марианна Сирка» и герой, в чем-то похожий и на старого слугу, вступающегося за честь хозяйки ценой собственной жизни («Хозяйка и слуги»), в чем-то напоминающий слугу Эфикса из книги «Тростник на ветру». Это отец Марианны: он отдал маленькую дочь в дом богатого брата-священника, чтобы в дальнейшем устроить ее жизнь, но тем самым совершил грех, переложив заботы о своем ребенке на плечи другого, сделав дочь раньше времени сиротой; искупая свой грех, он безоговорочно отдает себя в услужение дочери, унаследовавшей состояние дяди — его брата. Но образ отца Марианны относится к числу персонажей второго плана и лишь способствует созданию определенной атмосферы, фона, на котором протекает все остальное действие.

Герои романов Грации Деледды способны глубоко чувствовать и переживать, совершать решительные поступки или так и не совершить ни одного и продемонстрировать таким образом свою нерешительность и в чем-то даже трусость. Наиболее ярко эти качества проявляются, в частности, в любви, которая зачастую изображается как некая роковая страсть, которой одержим человек и которая становится причиной его несчастий. Но главное для писательницы — не механизм страсти, предмет исключительного интереса некоторых ее предшественников и современников на литературном поприще, а изображение того, как герой, оказавшийся на распутье, мучительно стремится обрести некий нравственный стержень, который помог бы ему сделать единственно возможный для себя выбор в жизни, даже если за него приходится заплатить высокую, подчас непомерно высокую цену, и этим герои сардинской писательницы интересны и близки нам и сегодня.

Уже после получения Нобелевской премии Грация Деледда публикует роман «Одинокая церковь» (1936), в котором поднимает те же самые проблемы, что и в предыдущих произведениях: одиночество, личная свобода, непонимание окружающих и так далее. О том же она пишет и в автобиографическом романе «Козима», вышедшем уже после ее смерти в 1936 году. В нем создан образ талантливой, одинокой, непонятой окружающими девушки, которая борется за свой путь в жизни и искусстве.

сердцу читателя другой страны и национальной культуры. Но в каждую эпоху находятся выдающиеся литераторы, в творчестве которых в равной мере представлены как начало национальное, «специфическое», так и начало интернациональное, общечеловеческое. Особенно когда, говоря словами Н. Г. Чернышевского, речь идет об авторе, в котором природа или жизнь соединила с талантом живое сердце, когда, если продолжить нашу предыдущую мысль, от конкретной, национальной тематики автор способен подняться к обобщениям, не оставляющим в равнодушии и читателя в других странах тоже. Все это в полной мере относится к произведениям лауреата Нобелевской премии 1926 года Грации Деледды и подтверждается всплеском неподдельного интереса к творчеству писательницы в Италии на рубеже XXI века.

1. Можно провести параллель с жанром очерка, в частности, «физиологического очерка», существовавшим в русской литературе в 40-х годах XIX века. Очерк не претендовал, как известно, на глубокие обобщения, он был скорее фотографией действительности.

— стилистический прием, который Грация Деледда использует и в других произведениях, в частности, в рассказе «Хозяйка и слуги».

Деледда Г. Элиас Портолу. Унсет С. Йенни. М.: Панорама, 2000 (Библиотека «Лауреаты Нобелевской премии»)