ГОЛУБКОВ СЕРГЕЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ
РОМАНЫ СЭМЮЭЛЯ БЕККЕТА
Специальность 10. 01. 03 – литература народов стран зарубежья
(литература Франции и Ирландии)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
http: //www.referat.ru/referat/romany-semyuelya-bekketa-13394
Защита состоится "_23 "_января_ 2003 года в _16_ час. на заседании Диссертационного совета К 212. 232. 04 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу:
199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11, филологический факультет, ауд._25_.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Наследие Сэмюэля Беккета (1906-1989), являющегося, вне сомнения, одним из самых значительных писателей ХХ века, представляет собой объемный и недостаточно изученный комплекс произведений разных жанров. Им было создано множество пьес для театра, радио и телевидения, романов, рассказов, стихотворений, эссе, а также написан киносценарий. В ряде случаев однозначное определение жанра текстов этого автора едва ли возможно. Да и по вопросу о том, к какой литературе (ирландской (англоязычной) или французской) следует относить его произведения, существуют различные мнения. Многие произведения, первоначально написанные на английском языке, Беккет впоследствии сам переводит на французский. Точно так же и у книг, впервые написанных на французском, появляется английский двойник. При этом часто тексты первоначального варианта и его авторского перевода существенно друг от друга отличаются.
Творчество Беккета оставило заметный след не только в современных литературе, театре и кинематографе, но и в таких гуманитарных отраслях знания, как философия и психоанализ. Многие современные западные мыслители, как, например, Ж. Делез, М. Фуко и Ц. Тодоров не избежали “влияния” Беккета. Первый из них написал ряд работ непосредственно посвященных беккетовскому мировосприятию, второй неоднократно ссылался на Беккета в своих исследованиях безумия, насилия и сексуальности.
Предметом данного диссертационного исследования являются, прежде всего, романы Беккета, а также небольшая группа других крупных прозаических произведений, работа над которыми проходила зачастую одновременно с написанием романов. Мы обращаем внимание, что из поля нашего внимания сознательно исключается драматургия Беккета, а также произведения, созданные после 1961 года (время публикации последнего романа С. Беккета – “Как это”). Таким образом, материалом данного исследования являются романы: “Мерфи” (1938), “Уотт” (1953), “Мерсье и Камье” (1970), “Моллой” (1950), “Мэлон умирает” (1951), “Безымянный” (1953), “Как есть” (1961); а также сборник рассказов “Больше замахов чем ударов” (1934); “Никчемные тексты” (1955); рассказы “Вознесение” (1929), “Один случай из тысячи” (1934), “Конец” (1955), “Изгнанник” (1955), “Успокоительное” (1955), “Первая любовь” (1970). Из перечисленных произведений лишь роман “Мерсье и Камье” и рассказ “Первая любовь”, написанные в середине сороковых годов, были опубликованы после 1961 года.
Тот факт, что в центре нашего внимания оказывается лишь проза Беккета, объясняется тем, что романы и другие прозаические произведения ирландского / французского драматурга и прозаика остаются наименее изученными. Это можно объяснить тем, что в отечественной истории зарубежных литератур Беккет до последнего времени чаще всего рассматривался как представитель “театра абсурда”.
Состояние исследования проблемы. Первые работы, посвященные творчеству Беккета, появились в тридцатые годы, но лишь в пятидесятые годы в англо- и франко- язычном мире появляются не отдельные статьи, а серьезные и обстоятельные монографии, посвященные как жизни, так и отдельным аспектам творчества Беккета. Одними из первых исследователей, по достоинству оценивших талант писателя, были Р. Кон, Х. Кеннер, Р. Федерман, Дж. Флетчер. Затем на протяжении всего ΧΧ века в западноевропейском и американском литературоведении интерес к творчеству этого автора лишь увеличивается.
В российском литературоведении творчество Беккета, при всей его важности для современной мировой литературы, до настоящего времени остается практически неизученным. Его произведениям были посвящены лишь отдельные статьи И. Дюшена, С. Исаева и М. М. Кореневой и Д. В. Токарева. Мало того, Беккет не только не изучался, но и не переводился. Знакомство российского читателя с творчеством Беккета, по сути дела, началось сравнительно недавно, в конце 80-ых годов, когда один за другим появились первые переводы на русский язык драматических, прозаических и лирических текстов Беккета. На настоящий день ряд важных произведений писателя еще остаются непереведенными. До последнего времени в России не было ни одной монографии, посвященной творчеству этого всемирно известного писателя и драматурга. И только в 2002 году появляется книга Д. В. Токарева, в которой дается анализ, сравнение и сопоставление творчества российской школы обэриутов и С. Беккета. Эти обстоятельства и определили выбор предмета диссертационного исследования.
Цель – максимально полный анализ беккетовского взгляда на человека и его существование. Основной проблемой исследования является анализ картины человеческого существования в произведениях Беккета, основанный на оппозициях “Я” / Другой, “реальное” / “воображаемое”, “реальное” / “символическое”, тело / дух, господство / подчинение, голос / молчание, Эрос / Танатос, разумное / безумное.
В связи с этим мы ставим перед собой следующие задачи исследования:
Трудности, с которыми сталкивается всякий читатель и исследователь произведений Беккета, связаны с тем, что повествователи его книг говорят не о том, что им хорошо известно, а о недопонятом, “недовиденном” или “недослышанном”. По этой причине они часто вынуждены поправляться, признаваться в некомпетентности и лжи, прибегать к произвольным словесным “манипуляциям”. На достоверность изложения повествователями материала своей “реальной” и / или “воображаемой” жизни в текстах Беккета рассчитывать не приходится. Повествователи его романов не знают себя так же, как всякий реальный человек себя не знает. Их “знание” возникает из их незнания.
Тексты Беккета в силу своей сложности, непонятности, парадоксальности, неоднозначности, переполненности смыслом, требуют чрезвычайно внимательного и кропотливого “вчитывания”.
Традиционный подход к его прозе вряд ли позволит в полной мере оценить оригинальность, определить ее уникальное место в современной культуре. Правда, в беккетовском наследии несложно отыскать целый ворох аксиом, хорошо известных из истории западной философии и теологии, – аксиом, отнесенных в свое время Хайдеггером в сферу так называемой классической онтотеологии, то есть теологии, насквозь пронизанной метафизическими эквивалентами. Но если вспомнить теоретическое кредо Беккета, становится ясным, что все эти очевидности – не более чем литературный прием.
Поэтому в данном исследовании мы решили исходить из философских и психоаналитических концепций, которые могли быть неизвестны Беккету или даже не могли быть ему известны, но которые помогают расшифровывать его тексты; понять, каким образом эти тексты могли возникнуть в голове его повествователя; определить, что в эти тексты привнес сам повествователь, что является воспроизведением услышанных голосов или языковых клише.
Интерпретация текстов Беккета при помощи идей Лакана, Фуко, Делеза, Нанси, Мерло-Понти, Деррида и других современных философов и психоаналитиков, по нашему мнению, поможет избежать поверхностного анализа, покажет, как возникает, трансформируется и исчезает человеческое “я”. “Я”, которое традиционно было объектом исследования психологов, психоаналитиков и философов, в романах Беккета становится литературным персонажем (оно заявляет в полный голос о себе, его ищут, пытаются описать, от него отказываются), а потому, чтобы правильно понять героев, необходимо обратиться к современным Беккету и новейшим психологическим, психоаналитическим и философским концепциям.
В произведениях писателя центральное место отводится проблемам самоидентификации, сексуальности и коммуникации, причем рассматриваются эти вопросы несколько иначе, чем в теории психоанализа, завоевавшей в настоящее время всемирную популярность в психотерапии. Что такое “я”, как оно возникает и исчезает и дано ли человеку прекратить навязанное ему существование, возможна ли коммуникация между людьми, почему так велика тяга к любви и физической близости – важнейшие проблемы, волнующие писателя. К ним он возвращается от произведения к произведению.
Теоретико-методологическая основа исследования определяется, таким образом, в спектре пересечения неопозитивистской, экзистенциалистской и постмодернистской философии, феноменологии и деконструктивистской эстетики. Интерпретация текстов осуществлена с помощью концепций, предложенных в работах Ж. Делеза, Ф. Гваттари, М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. -Л. Нанси и Ж. Бодрийяра.
Научная новизна диссертации связана с выбором в качестве предмета исследования романов и ряда других прозаических текстов Беккета, которым в отечественном литературоведении до сих пор почти не уделялось внимания. Данная работа представляет собой первое в отечественном литературоведении исследование, посвященное анализу человеческого существования с точки зрения крупнейшего прозаика ХХ века, Сэмюэля Беккета. Это исследование опирается, прежде всего, на предложенные французским психоаналитиком Ж. Лаканом понятия “реального”, “воображаемого” и “символического” и на сформулированные М. Фуко понятия сексуальности, безумия и системы господства / подчинения.
исследования. Данные диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке учебных пособий, методических разработок, спецкурсов, а также при подготовке лекций и семинарских занятий по современной зарубежной литературе, антропологии, психологии и философии.
Апробация данной работы осуществлялась в ходе обсуждения отдельных аспектов диссертации на аспирантских семинарах кафедры истории зарубежных литератур в Санкт-Петербургском Государственном Университете, при обсуждении докладов, прочитанных автором на международных научных конференциях в Санкт-Петербурге и Ярославле.
Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы (наименований).
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении определяются актуальность темы и научная новизна диссертационного исследования, формулируется его цель, рассматриваются методологические основы работы, а также описывается ситуация, сложившаяся в российском и зарубежном беккетоведении на современном этапе.
Первая глава ("Краткий обзор творчества С. Беккета") носит вступительный характер и посвящена творческому пути знаменитого ирландца. В ней дан краткий анализ романов и ряда других наиболее значительных прозаических и драматургических произведений Беккета (1906-1989).
Особое внимание в главе отводится взаимоотношениям автора с Джеймсом Джойсом, оказавшим значительное влияние как на формирование мировоззрения молодого писателя, так и на его стиль письма. Кроме “Улисса” и “Поминок по Финегану” Джойса предметом особого восхищения Беккета были романы Марселя Пруста, с удивительной точностью воссоздающие мир, в котором переплетаются реальность и воспоминания. Творчество Беккета, пытающегося максимально точно и адекватно воссоздать существование человека во всей его сложности, по нашему мнению, является прямым продолжением традиции Пруста и Джойса.
Во второй главе, озаглавленной “Проблема существования”, рассматривается мировосприятие персонажей Беккета.
В первом параграфе этой главы “Реальное, воображаемое и символическое пространства существования человека” трактуются понятия “реального”, “воображаемого” и “символического” пространств существования человека, предложенные известным французским психоаналитиком Жаком Лаканом.
С самого начала мы разграничиваем как принципиально автономные мир тела и мир духа, мир протяженный, чувственно воспринимаемый и мир, мыслимый, воображаемый нами. Анализ показывает, что мир, воспринимаемый автором напрямую или “с помощью” повествователей, - это мир духа, а не тела, мир, продолжающий существовать после физической смерти тела.
Если “реальное” пространство человеческого существования – это протяженное, населенное другими пространство, где человек существует физически, то “воображаемое” пространство - это область представлений и фантазий, в котором его тело, как и всякое другое, - не что иное, как персонаж, объект наблюдения со стороны духа. В “воображаемом” пространстве царит хаос, можно существовать одновременно и здесь и где-то в другом месте, сейчас и когда-то еще.
Кроме “реального” и “воображаемого” пространств, существование персонажей Беккета происходит и в “символическом” пространстве порождаемого ими и порождающего их текста. Герои подвергаются нашествию знаков извне (речь других людей) и изнутри (внутренние голоса), кроме того, они сами производят это пространство, ведь текст – это не что иное, как пространство, наполненное знаками, смысл которых предстоит познать.
По словам Мориса Надо, действительность, которую писатель стремится показать, едва ли может быть выражена при помощи языка, в ней много смутного и неясного, много путаницы и неосознанной лжи. Герои Беккета не живы и не мертвы; они существуют лишь в “воображаемом” и “символическом” пространствах, порожденные неведомым им рассказчиком, которому неведома грань, разделяющая “реальное” пространство протяженного мира и “воображаемое” и “символическое” пространства создаваемого им и создающего его текста.
Во втором параграфе “Пространствование человека. Дуализм тела и духа. Самоидентификация” особое внимание уделяется тому, какое значение “реальное”, “воображаемое” и “символическое” пространства приобретают в жизни персонажей Беккета, в каких из них и почему они чувствуют себя более комфортно. Основная особенность романов Беккета – в том, что в центре внимания находятся не события “внешней” жизни, а внутренний мир человека. Герои его книг (в первую очередь это касается трилогии, романов “Уотт”, “Как есть”, “Никчемных текстов” и послевоенных рассказов) сталкиваются с проблемой самоидентификации.
“я”, происходящее во времени и свидетельствующее о том, что этот человек еще жив, что время продолжает осуществлять свой разрушительный процесс, меняя как его физический облик, так и его место в существующем независимо от него и враждебном ему мире. Всякое “я”, как показывает Беккет в своих произведениях, - это множество “я”, всякий индивид – это последовательность индивидов, пытающихся внушить человеку, что он – это они. Всякий раз создаваемая повествователями индивидуальность грозит рассыпаться в другие местоимения (он, они, мы), из которых он создает свое “я”. Беккет наглядно показывает, что так называемая индивидуальность (или “я”) достается человеку от других, существующих вне и внутри его сознания и подсознания, и является на самом деле индивидуальностью воображаемого двойника. Герои романов Беккета стремятся подражать этому двойнику, установившему контроль над их сознанием, стремятся им стать, но никогда не становится, потому что всякий раз, когда они приближаются к своему подлинному “я”, оно удаляется, ускользает от них, становится другим. Повествователи романов Беккета (особенно отчетливо это прослеживается в трилогии) создают истории о себе как о ком-то другом, и о другом, как о себе. Они теряют индивидуальность, перестают отличать себя от других и, как люди, лишенные своего “я”, вынуждены создавать свое “я” как произведение искусства.
Изречения, возникающие в героях рассказов сороковых годов, романов трилогии и “Никчемных текстов” и оглашаемые ими, создают их самих, не мыслящих свое существование за пределами языка, речи, письма. Важным становится не то, что они делают, помнят или воображают, а то, каким образом их поступки, воспоминания, фантазмы перевоплощаются в “символическое” пространство их историй, в пределах которого все становится другим, неузнаваемым, непознаваемым еще только находящимся в состоянии рождения, становления, выдумывания. Для Моллоя и Морана главное - говорить или писать; то же, что говорится или пишется, имеет значение не само по себе, а лишь в качестве некой истории, не важно о чем и не важно кем и как, рассказанной. В их историях повторяется одно и то же, но всякий раз по-другому, бесконечно, навязчиво.
Третий параграф, озаглавленный “Я и Другие”, посвящен проблеме общения, в процессе которого происходит “скольжение” человеческого “я”. Каждый отдельный герой Беккета противопоставляет себя всем другим и всему другому.
Рассказывая истории о других, повествователи текстов Беккета приписывают другим свои собственные истории; рассказывая о себе и боясь быть узнанными, подмешивают к своим чужие истории, постоянно сочиняют, выдумывают, обманывают своих слушателей, признаются, что надули, потому как история не может обойтись без надувательства, потому как всякая история сочиняется, а не воспроизводит рассказываемое буквально. Повествователи Беккета только этим и заняты: созданием историй о себе, как о ком-то другом, и о другом, как о себе. Им хочется доказать, что они существуют или хотя бы существовали или могли существовать, но всякий раз перед ними встают вопросы:
“Я” человека, по мнению писателя, постоянно меняется, “голоса извне и изнутри”, манипулирующие человеком, нашептывающие ему его желания, подчиняющие его своей воле, меняются, меняется и влияние этих голосов на сознание человека, модифицирующего под влиянием этих голосов представление о себе и обо всем Другом. “Я” существует, пока существуют другие, которым оно в ходе дискурса противопоставляет себя. Но другие, как демонстрирует Беккет, окружают “я” не только в “реальном” пространстве, но и в “воображаемом”. “Я” не однородно, его заполняют голоса других, из которых это “я” всякий раз воссоздает себя. Сознание и Бессознательное персонажей Беккета не однородны, “населены” голосами, борющимися за право говорить от первого лица, за право называть себя “я” и диктовать всем другим свою волю. “Я” существует, воспринимая себя как Другого по отношению ко всем Другим, и существует лишь постольку, поскольку “я” – это изначально Другой.
Воспринимая других, “я” вырабатывает к ним какое-то отношение: симпатию или антипатию, любовь или ненависть. Оно может и оставаться безучастным по отношению к другим, если оно не нуждается в них, и они ему не мешают. “Я” постоянно оценивает не только окружающих его живых существ, но и вещи. Воспринимая “реальное” пространство окружающего мира, персонажи Беккета вступают в общение как с живыми существами, так и с предметами, пытаются дать вещам имена, сосчитать их, предсказать их дальнейшую судьбу, открыть тайну их существования в ожидании того момента, когда эти вещи станут их собственностью, а, значит, и частью их тела.
Желание повествователей Беккета разобраться в себе и других, узнать себя и других заставляет их говорить и / или писать. Они убеждаются в том, что “я” - это один из персонажей “воображаемого” ими пространства, о котором они пытаются рассказать здесь и сейчас, поместив его в “символическое” пространство языка, доставшееся им от других. “Я” - это то, каким человек “здесь и сейчас” воображает себя, непостоянное и капризное создание, прислушивающееся к голосам вне и внутри себя и из этих голосов создающее свою собственную историю как историю кого-то Другого.
Беккет не пытается дать некую определенную интерпретацию человеческого существования вообще – он показывает бытие во всей сложности, многогранности, хаотичности, бессистемности, насколько позволяют возможности деконструируемого им языка.
Четвертый параграф “Пространство господства / подчинения” посвящен проблеме коммуникации, властных отношений, влияний извне, которые испытывает каждый индивид, и влияний “вовне”, которые он оказывает на окружающих.
Каждое тело означает что-то для другого тела: зависит от этого тела или влияет на него. Каждое тело занимает свое место в парадигме властных отношений и воспринимается другим телом, прежде всего, как желаемое им и / или желающее его.
Отношения господства / подчинения доминируют в поведении не только обитателей “реального” и “воображаемого” пространств рассказываемых повествователями Беккета историй, они превалируют и в “символическом” пространстве самого текста (власть повествователя над подчиненными ему в “символическом” пространстве персонажами).
Существовать в пространстве (занимать место) означает испытывать на себе влияние других и подчинять их своему влиянию. Если другие не желают участвовать в навязываемых героем отношениях господства / подчинения, то он, как, например, умирающий Мэлон, имеет возможность стать “господином” или “рабом” вещей. В этом случае вещи становятся как бы нерасторжимой частью тела, без них герой теряет ощущение целостности.
Глубокое исследование отношений господства / подчинения, прочно укоренившихся не только в обществе, но и в человеческой психике (садомазохистский синдром) характерно для всего творчества Беккета. По мнению писателя, человек изначально одинок и всю свою жизнь проводит в безуспешных попытках выбраться из своего одиночества, а потому как представителей одного, так и разных поколений связывает одновременно желание и невозможность коммуникации. В этом параграфе мы выделяем следующие случаи проявления властных отношений со стороны и по отношению к “я”:
“Реальное” пространство существования героев Беккета организовано таким образом, что всегда они находятся под чьим-то надзором, всегда кто-то контролирует их, указывает им, что, где, когда и каким образом они должны совершить, что, впрочем, не означает отсутствия свободы. Только разве можно сопоставить узко ограниченный выбор возможностей существования в “реальном” пространстве с абсолютной свободой или произволом существования в “воображаемом” пространстве, в котором не ты подчиняешься другим, а другие - тебе, ты же волен поступить с ними, как тебе заблагорассудится.
“реального” и “воображаемого” пространств рассказываемых историй, они превалируют и в “символическом” пространстве самого текста (власть повествователя над подчиненными ему в “символическом” пространстве персонажами).
Герой имеет право на выбор: хочет ли он господствовать над другими (садизм) или подчиняться (мазохизм). Этот выбор зависит от его самооценки. Но какой бы ни сделал выбор герой Беккета, в “удовольствии” ему не будет отказано. Он сам организует “воображаемое” пространство своего существования и сам решает, суждено ли ему получать “удовольствие” от господства или подчинения. Он может добровольно сделать свой выбор в пользу подчинения другому, что, в свою очередь, может оказаться завуалированной формой господства над ним.
Персонажи Беккета, подобно героям Захер-Мазоха, находятся в состоянии ожидания. Что-то должно с ними произойти. Но это что-то или не происходит, или происходит незаметно для них. Они продолжают существовать даже после физической смерти, составляя фантазмы о собственном существовании в неком месте, удивительно похожем на могилу. Они лишены воли к действию, находятся в гипнотическом состоянии, повинуются неким “внутренним” голосам. “Реальное” подвергается не отрицанию, но своего рода отклонению, которое препровождает его в фантазм. “Подвешивание” выполняет ту же функцию по отношению к идеалу, помещая его в фантазм. Само ожидание есть единство идеального и реального, форма или темпоральность фантазма.
Существовать (занимать место) в художественном пространстве Беккета означает испытывать на себе влияние других и подчинять их своему влиянию. Если другие не желают участвовать в навязываемых тобою отношениях господства / подчинения, то ты, подобно умирающему Мэлону, можешь стать “господином” или “рабом” вещей.
Вещи становятся как бы неотторжимой частью тела, ибо без них герои теряют ощущение целостности. Без палки они не могут двигаться или достать еду, без шляпы не могут думать. И все же наступает определенный момент, когда герои Беккета добровольно или по принуждению расстаются со старыми вещами ради новой или продолжают их держать при себе, если симпатия к ним оказывается достаточно устойчивой. Так старая, исчерпавшая свои возможности привязанность уступает дорогу новой. Персонажи страдают, когда их лишают привычной и провонявшей всяческими нечистотами одежды, выгоняют из дома, где их никто не любил, одевают в другую одежду, помещают в другой дом. Все это для них чужое и незнакомое. Они испытывают страх перед переменами, им хотелось бы, чтобы их жизнь остановилась, чтобы они вечно переживали одно и то же. Вот, наверное, почему их так притягивают привычные предметы быта, как необходимые для их существования, так и совершенно излишние.
В третьей главе "Формирование и деформирование “я” Другими” рассматривается роль других (прежде всего, семьи и общественных институтов) в процессе формирования / деформирования “я”.
Темы общения и воспитания имеют немаловажное значение в творчестве Беккета, причем последнее понимается как насилие над индивидом, вызванное желанием не передать какие-то знания, а “вдолбить” их, сделать так, чтобы все вели себя и думали одинаково.
В первом параграфе “Воспитание” в центре внимания оказывается проблема формирования “я”, которое происходит не произвольно, в силу накопления собственного жизненного опыта, а под воздействием со стороны Других: семьи, окружающих, наставников и общества в целом.
Персонажи Беккета, как мог бы сказать Мишель Фуко, обитают в различных пространствах (пространствах дома, школы, больницы), являющихся коррелятами вполне определенных процедур власти. Находясь в этих пространствах, они подвергаются воздействию Других. Это воздействие оказывается в форме непосредственного применения силы или власти, прямого убеждения, рассказывания историй, прочно укореняющихся в памяти и т. д.
Находясь среди других, “я” меняется, становится другим “я”. Это происходит по собственной воле или по принуждению. Человек, как констатируют повествователи Беккета, подвергается внушениям извне и изнутри, принимает или отвергает их, участвует в дискурсе с другими, узнает от других многие вещи, часть которых автоматически принимает на веру.
Система разрешений и запретов, существующая в “реальном” пространстве жизни и “символическом” пространстве языка, распространяется и на “воображаемое” пространство, пространство интерпретации воспринимаемых сообщений. Говоря на языке других, становишься таким, как они. Чтобы отстоять свое “я”, нужно, по мнению Беккета и его героев, выработать свой собственный язык, свою собственную систему оценки и интерпретации означаемого материала.
Во втором параграфе главы (“Психиатрия”) мы рассматриваем проблемы безумия или неупорядоченности, хаоса во внутреннем мире человека, отклонений от общепризнанных стандартов мышления и поведения.
Тема безумия в той или иной степени актуальна для всех романов Беккета. Безумие, как показывает Беккет, возникает из невозможности утвердить свое воображаемое “я” и желания во что бы то ни стало отстоять его в борьбе с реальностью, принуждающей согласиться с уготованной тебе участью.
Повествователи романов Беккета ставят под сомнение существующую систему ценностей, общепринятые догмы и стереотипы поведения. Либо они сами изолируются от общества (совершают прогулки на кладбища, поселяются в лесной глуши, пещере, отправляются в мир мертвых), погружаются в себя, выдумывают истории о других с целью забыть о своем собственном существовании, либо общество изолирует их, помещая в психиатрические лечебницы, дома престарелых, выбрасывая на улицу. Безумие говорит с ними чужими и их собственными устами (слуховые галлюцинации Уотта, история любви Моллоя к женщине (или мужчине) по имени Руфь или Юдифь). С точки зрения героев, безумными являются не они, а само общество. Беккет, подобно ряду психологов, психоаналитиков и психопатологов ставит под вопрос существование психических заболеваний (возможно, что сумасшедшие видят, слышат, чувствуют, говорят то, что другие не замечают или стараются не замечать).
В четвертой главе "Сексуальность в романах Беккета” предлагается комплексный разбор темы сексуальности, значения и роли секса и любви в человеческой жизни, с точки зрения писателя.
Первый параграф главы “Сексуальность, секс, любовь… Место Эроса в существовании персонажей Беккета” посвящен роли сексуальности в существовании персонажей романов Беккета. Здесь же анализируется проявление сформулированного Фрейдом принципа удовольствия. В этой связи в центре нашего внимания становится восприятие героями Беккета своей и чужой сексуальности, их интерпретация любви и секса.
В начале параграфа мы останавливаемся на понятии сексуальности и, поскольку дать единственное точное определение сексуальности едва ли возможно, исходим из фрейдовского понимания сексуальности, изложенного в лекциях по общей теории неврозов 1916-1917гг.
Фрейд, хотя его имя нигде не упоминается, имплицитно присутствует в текстах Беккета, которые не столько демонстрируют правильность изложенного немецким психоаналитиком подхода, сколько полемизируют с ним, расшатывая фундамент и показывая как недостаточную основательность, так и надуманность (“фиктивность”) фрейдовского и всякого другого взгляда на сексуальность.
правдоподобной, лживой, противоречивой, сбивчивой – такой, какой она является в фазе своего становления, в фазе своего “домысливания”. Сексуальность, в ее широком значении понимаемая как существование, еще только складывается; она и есть только тогда, когда еще не сложилась, не воплотилась в слова, не стала объектом дискурса других людей.
Эрос с его одержимостью удовольствием и Танатос, влекущий к разрушению, в романах Беккета оказываются дискредитированными. Как счастье близости с другим, так и тотальное безмолвие небытия оказываются недостижимыми в “реальном” пространстве человеческого существования.
С темой сексуальности непосредственно связана еще одна очень важная для обитателей Вселенной Беккета тема. Это тема привязанности ко всему живому и неживому. Любовь, понимаемая всеми по-разному, по мнению Беккета - одно из множества великих заблуждений, необходимых человечеству, чтобы хоть в какой-то степени уверить себя в возможности достижения полного согласия и взаимопонимания между отдельными индивидами, преодоления страха одиночества, это миф, необходимый человеку для того, чтобы скрыть от себя правду о собственном существовании. “Любовь”, семейные узы, секс не помогают людям стать ближе друг другу. Телесная близость не ведет героев Беккета к духовной близости с другими людьми. Персонажи, подобно животным, удовлетворяют потребности своего организма, желающего либо извергнуть излишки собственной плоти, либо поглотить, присвоить себе чужую плоть. Не находя любви в “реальном” пространстве, повествователи романов Беккета погружаются в “воображаемое” и “символическое” пространства, в которых возобновляют свои поиски любви, не увенчавшиеся успехом в реальном мире. В их историях возникает путаница из-за того, что часто одно и то же слово “любовь” обозначает совершенно разные вещи. И заурядный секс, и обожание, доходящее до самопожертвования, и обычная симпатия вовлекаются в их понимание любви.
Наряду с разграничением любви по признаку наличия или отсутствия сексуальной практики (любовь-секс и бесполая любовь) Беккет дифференцирует любовь по признаку ее направленности (любовь, испытываемая мной по отношению к другим и любовь, испытываемая другим по отношению ко мне). Герои Беккета страдают не потому, что они “любят”, а потому, что “любят” их, нарушая их покой и “принуждая” заниматься сексом.
Сексуальная активность большинства персонажей зачастую сводится не к аллоэротизму (сексуальным отношениям с другими людьми), а к автоэротизму (мастурбации) и “игре-обманке”. Протагонистов романов Беккета притягивает все: живое и мертвое, органическое и неорганическое, реальное и виртуальное. Не находя удовольствия в “реальном” пространстве, персонажи Беккета вынуждены изобретать его в “воображаемом” и “символическом” пространствах собственного существования.
Во втором параграфе, озаглавленном “Танатос. Поиск героями Беккета выхода из “реального” пространства существования” речь идет о желании персонажей Беккета выбраться из навязанного им “реального” пространства существования, желании перестать быть или, на худой конец, забыть о существовании собственного тела, перестать быть собой, раствориться во Всем Другом.
Герои Беккета существуют, дают жизнь другим, не подозревая, что, получая удовольствие, они тем самым обрекают своих будущих детей на страдание, на невозможность быть собой, на вынужденное существование, в бесконечной истории, которую про них сочиняет с целью развлечь себя, забыть о собственном бессмысленном существовании некий неведомый повествователь.
Смерть для них – это свобода. Смерть освобождает от затянувшегося существования, опостылевшего за долгие годы терпения, но при этом ставит перед необходимостью выбора некоего нового существования, которое в силу привычки будет мало отличаться от прежнего и которое заставит заново придумывать себя как персонаж в новых, отличных от прежних, обстоятельствах. Существование героев Беккета не заканчивается смертью, а продолжается и после нее, так что желание героев, чтобы все поскорее закончилось, оказывается несбыточным.
Граница между жизнью и смертью настолько неопределенна, что невозможно понять, где начинается и где заканчивается существование, если оно вообще начинается и заканчивается. Многие герои Беккета не знают даже, живы они или мертвы.
Тяга героев к небытию свидетельствует о желании духа вырваться на свободу, освободиться от тела, освободиться от необходимости управлять этим телом, освободиться от необходимости при помощи этого тела рассказывать истории о себе. Но и после физической смерти духу не удается вырваться на свободу, ему мешает память, история происходившей когда-то жизни остается с ним, остается в нем, он по инерции продолжает историю, которая могла бы закончиться, если бы она всецело принадлежала ему, если бы эта история не обрела свое независимое от рассказчика существование в “символическом” пространстве созданной им истории.
“символическом” пространстве истории есть кто-то другой, некий безвестный свидетель существования Белаквы, Мерфи, Уотта, Мерсье, Камье, Моллоя, Мэлона, безымянного и других подобных им существ, одержимых желанием удовольствия, желанием умереть и продолжить, желанием созидать и уничтожать, распоряжаться подчиняющимися им и подчиняющими их себе “воображаемым” и “символическим” пространствами.
Заключение содержит в себе наиболее важные выводы из проделанной работы.
При подведении итогов диссертационного исследования, хотелось бы сказать, что, пытаясь детально показать взгляд Беккета на человеческое существование и другие непосредственно связанные с этим вопросы, мы обнаружили, что существование героев романов Беккета протекает не в каком-то конкретно заданном пространстве, а сразу в нескольких пространствах, изолированных друг от друга. Представляется необходимым выделить три основные пространства: «реальное», «воображаемое» и «символическое». «Реальное» пространство представлено главным образом «обстоятельствами» возникновения или «исходной точкой» истории, действительностью составления романа. От этого пространства романы Беккета отталкиваются, но не могут им ограничиться. «Реальное» пространство отражается в тексте романов не как таковое, а подменяется «символическим» пространством текста. Текст романа «образуют» не люди, не вещи, не события, а знаки, символы, при помощи которых всякие объекты «реального» пространства находят свое отражение в «символическом» пространстве текста. Текст романа является лишь копией или, вернее, симулякром той действительности, о которой повествователь желает заявить в тексте своего произведения. Чтобы перенести «реальное» пространство жизни в «символическое» пространство текста, повествователь нуждается в «воображаемом» пространстве, или пространстве соотнесения явлений «реального» пространства и символов. Не обладая точным или исчерпывающим знанием ни «протяженного», ни «обозначающего» пространства, повествователи Беккета соотносят феномены этих не связанных друг с другом пространств при помощи собственного воображения. Их воображение является связующим звеном между миром «вещей» и миром знаков. В этом «воображаемом» пространстве проходит существование повествователей историй Беккета, настолько поглощенных составлением историй, что «символическое» пространство текста теряет связь с «реальным» пространством их существования. Повествователи романов Беккета переходят от рассказа о «реальном» пространстве собственного существования к рассказу о пространстве не воспринимаемом ими, а «воображаемом», «мыслимом»; не подчиняющем пространстве, а подчиняемом; не порождающем и уничтожающем их пространстве, а пространстве порождаемом и уничтожаемом ими.
В «воображаемом» ими пространстве возникает аналогичная существующей в «реальном» пространстве парадигма господства / подчинения, свободы / принуждения, собственного желания и желания Другого, воцаряется едва ли не больший хаос, чем в воспринимаемом повествователями «реальном» пространстве. Первоначально контролируемое повествователями «воображаемое» пространство перестает подчиняться им, когда, рассказывая о своем «реальном» или «воображаемом» существовании, они сами становятся частью порождаемого ими «символического» пространства текста. Отныне «символическое» пространство текста властвует над ними, уличая их в некомпетентности и лжи. «Воображаемое» ими существование, как свидетельствует текст, оказывается существованием «сфабрикованным», их истории -неудачной попыткой бегства из «реального» пространства существования в пространство, мыслимое и воображаемое ими.
«воображаемом» пространстве соприкосновения духа и тела, «я» и Других. Они пытаются бежать от своего тела, бежать от Других, но тело и Другие настигают их. Их собственное существование сводится к восприятию (восприятию своего тела и тел Других, восприятию собственного духа или «я», восприятию себя как Другого и Другого как себя, восприятию Другого в себе), тщетной попытке изолировать себя ^ ^Зругих и навязать им свою систему господства / подчинения, желанию получить удовольствие от собственного существования и перестать существовать, если не совсем, то, во всяком случае, в своем прежнем, привычном качестве, исчерпанию возможностей собственного тела и духа и т. п.
Человек, по мнению Беккета, - не индивидуальность, а перетекание различных индивидуальностей, происходящее во времени и свидетельствующее о том, что этот человек еще жив, что время продолжает осуществлять свой созидательный и разрушительный процесс, меняя как физический облик человека, так и его место в существующем независимо от него и враждебном ему мире. Всякое «я», как показывает Беккет в своих произведениях, - это множество «я», всякий индивид - это последовательность индивидов, пытающихся внушить человеку, что он - это они.
Всякий раз создаваемая человеком индивидуальность может легко рассыпаться в другие местоимения (он, они, мы), из которых он создает свое «я». Беккет наглядно показывает, что так называемая индивидуальность, принадлежащая «я», достается человеку от других, извне и изнутри, является на самом деле индивидуальностью нашего двойника, существующего в нашем воображении, которому мы стремимся подражать, которым мы стремимся стать, но никогда не становимся, потому что всякий раз когда мы приближаемся к нему, пытаясь больше ему соответствовать, он удаляется, ускользает от нас, становится другим. Повествователи романов Беккета (особенно отчетливо это прослеживается в трилогии) создают истории о себе как о ком-то другом, и о другом, как о себе. Они теряют индивидуальность, перестают отличать себя от других и, как люди, лишенные своего «я», оказываются вынуждены создавать свое «я» как произведение искусства.
Романы Беккета говорят о «реальном» пространстве существования человека, как о пространстве, воспринимаемом им. Воспринимаемое человеком пространство -это не дубликат и не копия «реального» пространства, это некое новое, порождаемое человеком пространство, в котором происходит смешение «реального» и «воображаемого» пространств существования обособленных друг от друга тела и духа. Пытаясь воссоздать и деконструировать «реальное» пространство собственного существования, персонажи Беккета порождают «воображаемое» и «символическое» пространства, показывая собственное отношение ко всему, что находит отражение в их ощущениях, чувствах и мыслях. Только эти ощущения, чувства и мысли оказываются навязанными ему кем-то другим, некими голосами, то есть являются результатом восприятия не собственного «я», а Других, заключенных в нем. Ни эмпирический, ни рациональный опыт познания для героев Беккета не обладают полной достоверностью. Всякое «я», по мысли Беккета, возникает из некоего неизвестно каким образом и откуда берущегося представления человека о себе, а его достоверность даже в «реальном» пространстве кажется сомнительной. В каждом человеке совмещаются не одна, а несколько «индивидуальностей», в борьбе которых за право господства над индивидом и происходит формирование / деформирование «я», постоянно и незаметно для самого человека меняющегося с течением времени. Всякий раз создаваемая человеком индивидуальность грозит рассыпаться в манипулирующие им голоса Других, из которых он конструирует свое «я».
Повествователи романов Беккета создают свои истории, потому что они желают существовать для Других, желают быть кем-то воспринятыми, желают стать частью их сознания, превратиться в голос, к которому человек прислушивается как к своему собственному. О том, что «я» конструируется из голосов Других, свидетельствует то, что истории их собственного существования превращаются в истории о Других, и наоборот.
пытались утвердить свою власть, приучить к традиционным системам ценностей, как единственно правильным, единственно возможным.
Система воспитания, в которой у «воспитанника» сохраняется право принимать или не принимать на веру внушаемые ему понятия и ценности, дополняется системой прямого психического давления. Безумные, по мнению Беккета, считаются таковыми лишь потому, что не различают грани между «реальным», «воображаемым» и «символическим» пространствами. Сумасшедший создает свое собственное, понятное ему одному, «символическое» пространство, в котором ему позволяется быть таким, каким он себя хочет видеть. Он, подобно герою романа «Мерфи», Эндону, сам устанавливает «правила игры».
Повествователи Беккета рассказывают свои истории потому, что они недовольны тем, что происходит с ними в «реальном» пространстве. Они создают «символическое» пространство истории, чтобы изменить структуру властных отношений и забыть о том, какими им приходится быть в «реальном» пространстве существования. Они любят и ненавидят Других, любят и ненавидят себя. Их любовь и ненависть, привязанность и неприязнь ко всем другим и всему другому возникают и по какой-то конкретной причине, и безо всяких причин.
Система разрешений и запретов, существующая в «реальном» пространстве жизни и «символическом» пространстве языка, на котором происходит общение между людьми, распространяется и на «воображаемое» пространство, пространство интерпретации воспринимаемых сообщений. Говоря на языке других, становишься таким, как они. Чтобы отстоять свое «я», нужно выработать свой собственный язык, свою собственную систему оценки и интерпретации означаемого материала.
Тема безумия в той или иной степени актуальна во всех романах Беккета. Безумие, как показьюает Беккет, возникает из невозможности осуществить свое воображаемое «я», из желания во что бы то ни стало отстоять свое воображаемое «я» в борьбе с реальностью, принуждающей согласиться с уготованной тебе участью.
и неизвестно когда ими начатого пути. Они продолжают существовать, пока их воспринимает кто-то Другой, пока они воспринимают Других, пока продолжаются поиски ими своего «я», пока существует «символическое» пространство текста. Попадая в «символическое» пространство текста, персонажи Беккета существуют в качестве обозначаемого и обозначающего, «кочуют» из одного текста в другой, натыкаясь на персонажей других текстов Беккета.
Сексуальность с ее одержимостью удовольствием и разрушением в романах Беккета оказывается дискредитированной. Как счастье близости с другим, так и тотальное безмолвие небытия оказываются недостижимыми в «реальном» пространстве человеческого существования.
Протагонистов романов Беккета притягивает все: живое и мертвое, органическое и неорганическое, реальное и виртуальное. Они продолжают существовать и воспринимать все происходящее в их теле и сознании. Не находя удовольствия в «реальном» пространстве, персонажи Беккета вынуждены изобретать его в «воображаемом» и «символическом» пространствах собственного существования.
Персонажи Беккета находятся на некой маргинальной территории, в промежуточном пространстве между страданием и удовольствием, жизнью и смертью, существуют, пока длится их история, пока в «символическом» пространстве творимой им истории есть кто-то другой, некий безызвестный свидетель их существования, существования внутри них других подобных им существ, как и они одержимых желанием любви, желанием конца и продолжения, желанием созидания и уничтожения, желанием господства и подчинения, желанием общения и одиночества.
По выражению Юлии Кристевой, всякий текст составляется как мозаика цитат, всякий текст - поглощение и трансформация другого текста. В «символическом» пространстве романа, да и литературы в целом все существует в состоянии языка, в одновременности, которая отменяет историю; в синхронии, нейтрализирующей диахронию. Интертекстуальность позволяет Беккету и его повествователям вступить в дискурс с другими персонажами, писателями и мыслителями по определенным проблемам, когда-либо интересовавшим человечество, осветить «старые» вопросы по-новому, вскрыть «надуманность» каких бы то ни было формулировок, объяснений, взглядов, показать, что нет безошибочного видения, ибо всякий раз в поле зрения оказывается только часть целого, остальное же, невидимое и почти не существующее для нас, ускользает от мысли и языка.
«уклониться» от него, то есть одновременно и высказать и приостановить его. Обозначение некоторого смысла с последующим отклонением от него, уничтожением его - отличительная черта романов Беккета.
Романы Беккета не поддаются однозначной трактовке, можно лишь попытаться исчерпать их многозначность, обозначить другие смыслы, другие прочтения как возможные. Изучение творчества Беккета - чрезвычайно трудоемкий процесс, и предпринятое исследование - лишь очередной этап, очередная ступенька к пониманию сложности того невообразимого хаоса, в котором, по мнению Беккета, проходит существование человека.
Список научной литературы
1. Beckett S. AU that Fall. New York, 1957.
2. Beckett S. Assez. Paris, 1966.
4. Beckett S. Company. London, 1980.
5. Beckett S. En Attendant Godot. Paris, 1952.
6. Beckett S. Endgame. New York, 1954.
7. Beckett S. Film. New York, 1969.
9. Beckett S. Fizzles. New York, 1976.
10. Beckett S. Four Novellas. London, 1977.
11. Beckett S. How It Is. New York, 1964.
12. Beckett S. Ill Seen 111 Said. London, 1982.
& Other Dramatic Pieces. New York, 1960.
14. Beckett S. LTnnomable. Paris, 1953.
15. Beckett S. Le Dépeupleur. Paris, 1971.
16. Beckett S. Mal vu mal dit. Paris, 1981.
17. Beckett S. Malone Dies. New York, 1956.
19. Beckett S. Mercier et Gamier. Paris, 1970
20. Beckett S. Mercier and Camier. London, 1974.
21. Beckett S. Molloy. Paris, 1951.
22. Beckett S. & Bowles P. Molloy. New York, 1955.
24. Beckett S. Murphy. London, 1938.
25. Beckett S. No's knife. London, 1967.
26. Beckett S. Nouvelles et Textes pour rien. Paris, 1955.
27. Beckett S. & others. Our Exagmination Round his Factification for Incamination of Work in Progress. Northampton, 1972.
29. Beckett S. & Seaver R. Stories & Texts for Nothing. New York, 1967.
30. Beckett S. That Time. London, 1976.
31. Beckett S. The Critical Heritage. London and Boston, 1979. •
32. Beckett S. The Unnamable. New York, 1958.
34. Beckett S. Three Dialogues with Georges Duthuit. London, 1965.
35. Beckett S. Waiting for Godot. New York, 1954.
36. Beckett S. Watt. London, 1963.
37. Beckett S. Whoroscope. Paris, 1930.
39. Беккет С. В ожидании Годо. Москва, 1998.
40. Беккет С. Изгнанник. Москва, 1989.
41. Беккет С. Мерфи. Киев, 1999.
42. Беккет С. Моллой. Москва, 1997.
44. Беккет С. Моллой, Мэлон умирает, Безымянный: Трилогия. СПб, 1994.
45. Беккет С. Никчемные тексты. СПб, 2001.
46. Беккет С. Театр. СПб, 1999.
47. Беккет С. Театр I, Театр П, Игра, Звука шагов, Приходят и уходят, Сцена без слов I, Сцена без слов II, Развязка. // Театр парадокса. Москва, 1991.
49. Бахтин М. Эпос и роман. СПб, 2000.
50. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания 11 Бергсон А. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. М, 1992.
51. Бержере Ж. Психоаналитическая патопсихология. М., 2002.
52. Бланшо М Неописуемое сообщество. М., 1998.
54. Бланшо М. Язык будней. // Искусство кино. 10 -1995.
55. Бодрийяр Ж. О совращении // Ad Marginem '93. М., 1994.
56. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000. 57; Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург, 1998.
57. Бютор М. Роман как исследование. МГУ, 2000.
59. Волошинов В. Н. Фрейдизм // Бахтин под маской. М., 1993.
60. Гуссерль и Деррида Ж. Начала геометрии. М., 1996.
61. Делез Ж. Критика и клиника. СПб, 2002.
62. Делез Ж. Представление Захер-Мазоха (Холодное и Жестокое) // фон Захер-Мазох Л. Венера в мехах. М., 1992.
64. Деррида Ж. Письмо и различие. СПб, 2000.
65. Женетт Ж. Фигуры. Т. 1. М., 1998.
66. Кайуа Р. Мимикрия и легендарная психастения. // Новое литературное обозрение. 13 1995.
67. Капитализм и шизофрения. Беседа К. Клеман с Ж. Делезом и Ф. Гваттари // Ас1 Маг^пет '93. М., 1994.
69. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.
70. Лапланш Ж. и Понталис Ж. -Б. Словарь по психоанализу. М., 1996.
71. Мамардашвили М. Из лекций о Прусте // Ас! Ма^тет '93. М., 1994.
72. Мерло-Понти М. Око и дух. М, 1992.
74. Нанси Ж. -Л. Согрга. М„ 1999.
75. Нанси Ж. -Л. Сегодня. // Ас1 Маг^пет '93. М., 1994.
76. Рикер П. Герменевтика и психоанализ: Религия и вера. М., 1996.
77. Платон. Филеб // Платон. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 4. М., 1994.
79. Фрейд 3. Введение в психоанализ. М., 1991.
80. Фуко М. Воля к истине. М., 1996.
81. Фуко M. История безумия в классическую эпоху, СПб, 1997.
82. Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М., 1999,
84. Цирюльник Б. Инцест и кровосмешение. М., 2000,
85. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Собрание сочинений в пяти томах, Т. 1. М., 1992.
86. Юнг К. Г. Шизофрения // Юнг К. Г. Избранное. Минск, 1998.
87. Юнг К. Г. Психологические типы. Минск, 1998.
Œvres complètes. Paris, 1980.
89. Artaud A. L'ombilic des limbes. Paris, 1995.
90. Balasc C. Désir de rien. Paris, 1990.
91. Bataille G. L'expérience intérieure. Paris, 1986.
92. Bergeret J. Personnalité normale et pathologique. Paris, 1974.
éraire. Paris, 1994.
94. Burgess A. The Novel Now. N. Y., 1967.
95. Descartes R. Méditations métaphysiuques. Paris, 1992.
96. Deleuze G. & Guattari F. Capitalisme et schizophrénie. Paris, 1976.
97. Deleuze J. Cinema 1: L'image-mouvement. Paris, 1983.
99. Deleuze G. L'épuisé. // Beckett, Samuel. Quad et autres pièces pour la télévision. Paris, 1992.
100. Deleuze G. Présentation de Sacher-Masoch. Paris, 1967.
101. Dreyfus H. et Rabinow P. Michel Foucault // Un parcours philosophique. Gallimard, 1984.
102. Fontaine D. La Poétique. Paris, 1993.
éologie de savoire. Paris, 1969.
104. Foucault M. Histoire de sexualité: Lesouci de soi. Paris, 1984.
105. Fromm E. To have or to be? London, 1984,
106. Freud S. Pour introduire le narcissisme // La vie sexuelle. Paris, 1969.
107. Holy Bible. Nashville, 1984.
109. Minkowski E. Le problème du temps en psychopathologie: Recherches philosophiques, Paris, 1932-1933.
110. Minkowski E. Le temps vécu. Etudes phénoménologiques et psychopathologiques. Paris, 1933.
111. Merleau-Ponty M Le primat de le perception. Paris, 1996.
112. Mondrian P. Plastic Art and Pure Plastic Art. N. Y., 1945.
çais depuis la guerre. Paris, 1963.
114. Pearce R. Enter the Frame // Surfïction: Fiction Now and Tomorrow. Chicago, 1975.
115. Riffaterre M. Text Production. N. Y., 1983.
116. Stirling J. D.& Hellewell J. S. E. Psychopathology. N. Y. & London, 1999.
117. Todorov T. Les morales de l'histoire. Paris, 1991.
119. Wolfson L. Le schizo et les langues. Paris, 1970.
120. Делез Ж. Опустошенный. // Беккет С. В ожидании Годо. Москва, 1998.
121. Делез Ж. Самый великий ирландский фильм («Фильм» Беккета) // Делез Ж. Критика и клиника. СПб, 2002.
122. Исаев С. Длинные вещи жизни. // Беккет С. В ожидании Годо. Москва, 1998.
124. Коренева М. М Сэмюэль Беккет. // Французская литература 1945-1990гг. Москва, 1995.
125. Токарев Д. В. Курс на худшее: абсурд как категория текста у Даниила Хармса и Сэмюэля Беккета. Москва, 2002.
126. Токарев Д. В. Воображение мертво воображайте: Французская проза Сэмюэля Беккета. // Беккет С. Никчемные тексты. СПб, 2001.
127. Abbott H. P. King Laugh: Beckett's Early Fiction // Samuel Beckett: A Collection of Criticism. McGrawHill, 1975.
129. Anzieu D. Le théâtre d'echo dans les récits de Beckett // Revue d'esthétique: Samuel Beckett. Paris, 1990.
130. Astro A. Understanding Samuel Beckett. University of South Carolina Press, 1990.
131. Bair D. Samuel Beckett. London, 1980.
132. Bair D. Samuel Beckett: A Biography. New York, 1978.
134. Barrault J. -L. Artaud, Blin, Beckett. // Revue d'esthétique: Samuel Beckett. Paris, 1990.
135. Barthes R. «Godot» adulte // Barthes R. Oeuvres complètes. T. 1. Paris, 1993.
136. Bataille G. Le silence de Molloy. Critique OC XII, 85.
137. Bemold A. L'amitié de Beckett. Paris, 1992.
139. Boyle K. All Mankind Is Us // Samuel Beckett: A Collection of Criticism. McGraw Hill, 1975.
140. Brater E. Beckett at 80: Beckett in Context. New York & Oxford, 1986.
141. Brater E. Beyond Minimalism: Beckett's Late Style in the Theatre. Oxford University Press, 1987.
142. Brater E. The Drama in the Text: Beckett's Late Fiction. Oxford, 1994.
144. Breuer L. Un théâtre narratif// Revue d'Esthetique: Samuel Beckett. Paris, 1990.
145. Coe R. N. Samuel Beckett. Oliver, 1964.
146. Cohn R. Inexhaustible Beckett: An Introduction // Samuel Beckett: A Collection of Criticism. McGraw Hill, 1975.
147. Cohn R. Wanning Up for My Last Soliloquy 11 The Art of Rhetoric: Symposium on Samuel Beckett. University of North Carolina, 1976.
149. Didier-Weill A. Beckett: La deuxième mort // Revue d'esthétique: Samuel Beckett. Paris, 1990.
150. Elovaara R. The Problem of Identity in Samuel Beckett's Prose: An Approach from Philosophies of Existence. Suomaiainen Tiedeakatemia, 1976.
151. Esslin M. Ed.. Samuel Beckett: A Collection of Critical Essays. Macmillan General Reference, 1965,
152. Esslin M. Ed. J. The Theatre of the Absurd. N. Y., 1961.
& Fletcher J. Samuel Beckett: His Works and His Critics, University of California Press, 1970.
154. Federman R. Journey to Chaos: Samuel Beckett's Early Fiction. University of California Press, 1965.
155. Federman R. Samuel Beckett: The Liar's Paradox // The Art of Rhetoric. Symposium on Samuel Beckett. University of North Carolina, 1976.
156. Fletcher J. In Search of Beckett // Beckett at 60: A Festschrift. Calder and Boyars, 1967.
157. Fletcher J. Given To Birth To Into Death // 20-th Century Interpretations of Molloy, Malone Dies and the Unnamable. Englewood Cliffs, 1970.
159. Friedman M. J. et al.. Samuel Beckett Now: Critical Approaches to His Novels, Poetry and Plays. University of Chicago Press, 1970.
160. Frye N. The nightmare Life in Death // 20-th Century Interpretations of Molloy, Malone Dies and the Unnamable. Englewood Cliffs, 1970.
161. Gontarsky S. E. From Unabandoned Works: Samuel Beckett's Short Prose. // Beckett S. The Complete Short Prose. N. Y., 1995.
162. Hassan I. The Literature of Silence: Henry Miller and Samuel Beckett. Knopf, 1967.
164. Hesla D. H. Being, Thinking, Telling and Loving: The Couple in Beckett's Fiction // The Art of Rhetoric: Symposium on Samuel Beckett. University of North Carolina, 1976.
165. Hesla D. The Shape of Chaos: An Interpretation of the Art of Samuel Beckett Minneapolis: University of Minnesota press, 1971.
166. Hoffman F. J. Samuel Beckett: The Language of Self. Carbondale, 1962.
167. Hoffman F. J. Samuel Beckett. New York, 1964.
étique: Samuel Beckett, Paris, 1990.
169. Jacquart E. C. Le Théâtre de dérision: Beckett, Ionesco, Adamov. Gallimard, 1974.
170. Janvier L. Place of Narration // Samuel Beckett: A Collection of Criticism. McGraw Hill, 1975.
171. Jolas E. The Revolution of Language and James Joyce. // Beckett S. and others. Our Exagmination Round his Factification for Incamination of Work in Progress. L., 1972.
172. Juliet C. Rencontres avec Samuel Beckett. Paris, 1999.
174. Karàtson A. Décevoir une autorité fictive // Alluin B. et Baudelle Y. La Nouvelle II. Lille, 1992.
175. Kenner H. Samuel Beckett: A Critical Study. Grove, 1962.
176. Kenner H. Samuel Beckett. Berkeley, 1968.
177. Kenner H. & Davenport G. The Stoic Comedians: Flaubert, Joyce and Beckett. University of California Press, 1974.
179. Knowlson J. Damned to Fame: The Life of Samuel Beckett. New York, 1996.
180. Knowlson J. & Pilling, J. Frescoes of the Skull: The Later Prose and Drama of Samuel Beckett. Grove, 1980.
181. Morot S. E. Samuel Beckett and Cartesian Emblems // The Art of Rhetoric: Symposium on Samuel Beckett. University of North Carolina, 1976.
182. Morrison K. Canters and Chronicles: The Use of Narrative in the Plays of Samuel Beckett and Harold Pinter. University of Chicago Press, 1983.
184. O'Hara J. (ed.) 20 Century Interpretations of «Molloy», «Malone Dies», «The Unnamable»: A Collection of Critical Essays. Englewood Cliffs, 1970.
185. Oppenheim L. Directing Beckett. University of Michigan Press, 1994.
186. Pinget R. My Dear Sam 11 Beckett at 60: A Festschrift. Calder and Boyars, 1967.
187. Rabinovitz R The Development of Samuel Beckett's Fiction. Urbana & Chicago, 1984.
189. Renaud M. Beckett the Magnificent // Beckett at 60: A Festschrift. Calder and Boyars, 1967.
190. Robinson M. The Long Sonata of the Dead: A Study of Samuel Beckett. Hart Davis, 1969.
191. Schneider A. Waiting for Beckett // Beckett at 60: A Festschrift. Calder and Boyars, 1967.
192. Schneider A. Working with Beckett // The Art of Rhetoric: Symposium on Samuel Beckett. University of North Carolina, 1976.
194. Simpson A. Samuel Beckett // Beckett at 60: A Festschrift. Calder and Boyars, 1967.
195. Stevenson R. The British Novel since the Thirties. Worcester, 1987.
196. Todorov T. L'espoir chez Beckett // Revue d'esthétique: Samuel Beckett, Paris, 1990.
197. Webb E. Samuel Beckett: A Study of his Novels. London, 1970.
>. http: //www.leeds. ac. uk/theatre/beckett202. http: //www.levity.com/corduroy/beckett203. http: //www.luberon-news. fr/samuel-beckett