Алиса Сергеевна Поршнева
к. филол. н., доцент кафедры иностранных языков
Уральскоий федеральный университет им. первого Президента России Б. Н. Ельцина
МЮНХЕН В РОМАНЕ ЛИОНА ФЕЙХТВАНГЕРА
«ИЗГНАНИЕ»
Научный журнал Мировая литература в контексте культуры
ФГБОУ ВПО Пермский государственный национальный исследовательский университет 2012. Выпуск 1(7)
http://www.rfp.psu.ru/archive/wlit20121.pdf
Работа поддержана грантом Президента РФ для государственной поддержки молодых российских ученых № МК-1009. 2012. 6.
«немцах двадцатого века» [Апт 1979: 192] привлекают ощутимо меньше внимания со стороны исследователей. К числу произведений данной тематики относится трилогия «Зал ожидания», включающая романы «Успех», «Семья Опперман» и «Изгнание» и охватывающая период немецкой истории от возникновения национал- социалистического движения до середины 1930-х гг.
«Изгнание» – третий роман цикла – является единственным романом Фейхтвангера об эмигрантах из национал-социалистической Германии. В нем, как и в ряде эмигрантских романов других авторов, герои решают в том числе проблему самоопределения по отношению к покинутой ими родине. Этот вопрос занимал и реальных эмигрантов (см.: [Möller 2000; Behmer 2000]), и героев произведений эмигрантской тематики: так, в романах Э. М. Ремарка нами были обнаружены различные варианты отношения героев-эмигрантов к своему родному немецкому городу – от ностальгии и навязчивого желания вернуться (Бетти Штайн, «Тени в раю») до придания городу статуса центра темного мира и средоточия сил зла (Йозеф Шварц, «Ночь в Лиссабоне»). Аналогичный вопрос о статусе родного города решают для себя герои романа Л. Фейхтвангера «Изгнание» – живущая в Париже семья Траутвайн, эмигранты из Мюнхена.
Действие романа происходит в парижской эмиграции, соответственно, Мюнхен нигде прямо в романе не фигурирует: он задается через многочисленные воспоминания героев, которые в основном укладываются в несколько основных мотивов. Первый из них – мюнхенская кухня: «сытные баварские блюда», «жареная колбаса», «мартовское пиво» (В дальнейшем текст романа цитируется по этому изданию с указанием номера страницы в тексте статьи) [Feuchtwanger 1976: 30; 671] (Здесь и далее перевод мой. – А. П.). Второй мотив – вода. Мюнхен расположен на реке Изар, и воспоминания Зеппа Траутвайна о Мюнхене в основном тоже связаны с водой: «Его все сильнее донимала тоска по родине. <…> Он грезил о видах Изара, об озерах Верхней Баварии…» [642]. Третьим мотивом является земля: по наблюдению одного из героев, Зепп «сорок пять лет кормился зерном и мясом земли Верхней Баварии» [654]. Земля в древних верованиях выступала в роли супруги небесного божества – «оплодотворяясь им, Земля чреватеет, порождает из своих недр обильные, роскошные плоды» («зерно и мясо» в случае Зеппа) и «питает все на ней сущее» [Афанасьев 1982: 57]. Она связана с космическим и телесным низом, амбивалентна, являясь «поглощающим началом (могила, чрево) и началом рождающим, возрождающим (материнское лоно)» [Бахтин 1990: 27]. Что касается воды, то она также связана с амбивалентным женским началом и, «с одной стороны, оживляет и несет плодородие, с другой – таит угрозу потопления и гибели» [Бидерманн 1996: 42]. Г. Бидерманн выделяет единое «смысловое поле представлений: вода – земля – плодородие – счастье – богатство» [Бидерманн 1996: 43, 42]. Блюда мюнхенской кухни дополняют это смысловое поле рождения, плодородия и изобилия, образованное землей Баварии и водой Изара и маркирующее Мюнхен как город-«женщину».
В течение двух лет эмиграции Зепп Траутвайн не теряет надежды на возвращение в родной город; об этом свидетельствуют его внутренние монологи: о «въезде через Триумфальную арку» [Exil 179] – именно такую форму принимает для Траутвайна желаемое возвращение в Мюнхен. В моменты отчаяния он говорит себе: «Никогда не вернусь я в Мюнхен, никогда я не въеду через Триумфальную арку» [185], которая символизирует для проезжающего сквозь нее победителя возвращение в материнскую плоть родного города. Д. Д. Зелов отмечает, что «триумфальное шествие обладало глубоким символическим значением: проход под воротами нес сакральные функции, ибо освящал победу. <…> Вход во внутреннее пространство означал защиту и кров того помещения, куда преступал входящий» [Зелов: электрон. ресурс]. Поэтому Мюнхен является не просто городом с выраженным женским началом: это город-мать, он соответствует изначальному символическому значению города, который «в древности воспринимался как символ матери» [Альбедиль 2002: 297]. В эту материнскую плоть, означающую «защиту и кров» [Зелов: электрон. ресурс], герой желает вернуться, поскольку жизнь в эмиграции, вне утробы города-матери доставляет ему страдания.
Члены семьи Траутвайн – Зепп, его жена Анна и сын Ганс – демонстрируют различные варианты отношения к Мюнхену. Наиболее выраженное желание вернуться туда присуще Анне, которая, по ее словам, «не принадлежит к тому, что здесь, она принадлежит к Германии» [532]. Сравнение парижской жизни с мюнхенской происходит у нее всегда в пользу последней. Когда Анна готовится к первому публичному прослушиванию радиопостановки оратории Зеппа «Персы», она «снова вынуждена была болезненно ощутить разницу между ее настоящим и ее прошлым. Как серьезно и в то же время с каким комфортом могла бы она организовать такой вечер в своем берлинском или мюнхенском доме. Но здесь, в Париже, нет никакого дома. <…> Здесь все расплывалось в смутной безличности» [366]. Удаление от Мюнхена воспринимается героиней исключительно в аспекте упадка и разрушения ее отношений с Зеппом и всей жизни: «Это эмиграция положила конец их любви» [532]. Для Анны вынужденный отъезд из Мюнхена – однозначное зло, жизнь в эмиграции оказывается ей не по силам: «Она продержалась два года. Каждый день был хуже другого, она превратилась за эти два года в пародию на прежнюю Анну, но она не позволяла себе уйти, она держалась. <…> Ее энергия рушится» [533- 534]. Незадолго до смерти Анна видит сон, в котором «она была в Германии. Она шла к своей матери, с Зеппом. Мать терпеть не могла Зеппа, да и она уже давно была мертва» [528]. Этот сон отражает желание Анны вернуться к матери и в материнское пространство Мюнхена вместе с Зеппом. Утратив силы выживать в эмиграции (то есть, в символическом смысле, вне материнской утробы города-матери), она совершает самоубийство и в момент отказа от жизни чувствует себя «счастливой» [536]. Смерть – это возвращение в лоно земли (могилу) и к умершей матери; поэтому самоубийство становится для Анны попыткой возвращения в материнское пространство.
«ужасно томился по Мюнхену, по горам, по своим товарищам, по своей яхте на Аммерзее…» [139] – то есть, опять же, по земле и воде Баварии. Однако позже Ганс принимает решение уехать в Советский Союз, работать там архитектором, чтобы «строить вместе с теми, которые воздвигали этот новый мир, в буквальном смысле строить вместе с ними, планировать вместе с ними, конструировать города» [140]. Такое решение дает ему «уверенность» [139] и сопровождается сменой многих ценностей и привязанностей, важных для его прошлой жизни. Так, например, символами прошлой жизни являются для Ганса яхта на Аммерзее и микроскоп. Но, получив от отца микроскоп в подарок на 18-летие (со стороны Зеппа это была попытка компенсировать сыну лишения эмигрантской жизни), он продает его и покупает книги, необходимые для сдачи экзамена по русскому языку [163]. Тем самым Ганс символически приносит в жертву свое мюнхенское прошлое ради того, чтобы начать новую жизнь в новом пространстве, организованном не вокруг Мюнхена, а вокруг Москвы.
Символический отрыв Ганса от материнской плоти Мюнхена, его психологическое рождение сопровождаются и отдалением от его реальной матери: «В последнее время они перестали понимать друг друга по-настоящему, он и мать» [548]. Анна отмечает, что сын «стал ей совсем чужим, он совсем от нее отделился» (т. е. родился, разорвал связь с плотью матери) [537; курсив мой. – А. П.]. Тесная связь матери- Анны и города-матери Мюнхена (с которым постоянно соотносит себя Анна) проявляется в том, что «отделение» Ганса от материнского пространства Мюнхена и от Анны – единый процесс, в рамках которого герой психологически рождается и начинает строить свою жизнь вне пространства материнской утробы.
Случай Анны и случай Ганса – прямо противоположные варианты отношения к городу-матери Мюнхену. Что касается Зеппа Траутвайна, то он, как уже отмечалось выше, хочет вернуться в Мюнхен, пройдя через Триумфальную арку, и снова поесть блюда баварской кухни. С другой стороны, по мере разворачивания сюжета Траутвайн в своем отношении к Мюнхену и прошлому постепенно сближается с Гансом.
Еще в начале второй книги романа констатируется, что «для Траутвайна прошлое действительно было мертвым» [266]. В глазах другого героя-эмигранта, Оскара Чернига, эмиграция и удаление от Мюнхена становятся для Зеппа благом: «Благоприятные условия были налицо, они оттеснили в Зеппе плохое и освободили хорошее. <…> Вот уже два года он дополняет и заменяет то, что он поедает от своего тела, зерном, и мясом, и вином, и плодами французской почвы. <…> И точно так же его сильный, но медленный мюнхенский дух постепенно привык принимать в себя что-то чуждое, мятежное» [654].
«Мятежный» Зепп освобождается от материнской власти над ним Мюнхена, и с этим связано изменение его отношений с Анной – человеком, с которым его связывает в большей степени мюнхенское прошлое, чем парижское настоящее. В глазах Зеппа это выглядит следующим образом: «Он больше не мальчик, ему не нужна гувернантка, он уехал из Германии ради своей самостоятельности и свободы» [434]. Отъезд из Германии «ради самостоятельности и свободы» приравнивает для Зеппа расставание с Мюнхеном к психологическому рождению. Герой и сам все чаще говорит о благе, которым стала для него эмиграция. Он называет себя самого (такого, каким привыкла видеть его Анна) «этой прежней сущностью Зеппа Траутвайна» [540], поясняя, что в этой сущности «намешано много темных и, возможно, опасных маний и небольшое число отдельных правильных мыслей, намешан осадок опыта многих мюнхенских поколений» [Там же]. Зепп дистанцируется от своей «прежней сущности», «опыт многих мюнхенских поколений» перестает составлять его новую «сущность» – этот процесс можно квалифициро- вать как психологическое рождение и взросление. Логичным его следствием становится, как и у Ганса, отдаление от Анны – женщины, персонифицирующей Мюнхен и частично выполняющей по отношению к Зеппу материнские функции (она руководит им в различных повседневных делах и ведет себя, по его замечанию, как «гувернантка»). Его «почти радовало то, что Анна в эмиграции не могла больше по-настоящему принимать участие в его работе» [547]. Отдаление от Анны и отказ от возвращения в материнскую утробу Мюнхена – два «измерения» одного и того же процесса.
– Парижа, где семья Траутвайнов живет в течение двух лет в бедном отеле «Аранхуэс». Ганс – уже после смерти Анны и незадолго до отъезда в СССР – находит для Зеппа новую квартиру, которая имеет «великолепный вид на реку» [663] и может, «если он будет немного благосклонен, напоминать ему Мюнхен» [Там же]. Фактически Ганс тем самым предлагает отцу некую замену: увидеть сходство с утраченным городом-матерью в другом городе, точно так же организованном вокруг реки и имеющем в силу этого женское начало. «Материнская» река Изар заменяется другой рекой – Сеной: «Он смотрел на реку Сену, которая струилась там, свежая, дружелюбная, зеленая, и он не мог бы быть счастливее, даже если бы это была река Изар» [672]. Герой, вышедший из материнской плоти Мюнхена, символически соединяется с другим городом-женщиной – Парижем, «прекрасным городом» [665], что является следующим этапом его «взросления».
Отрыв Зеппа от города-матери и соединение с другим городом- женщиной – Парижем – окончательно осуществляются в 13-й главе третьей книги романа, в день получения героем известия о выдаче швейцарским властям журналиста Беньямина, за освобождение которого Траутвайн боролся несколько месяцев. Идя по Парижу, герой поворачивает свое радостное лицо к реке, «свежей, дружелюбной, зеленой» [672] – средоточию женского начала города. «Шатаясь, шел он, блаженный, сияющий, сквозь мягкий сентябрьский день. Он сел на веранде какого-то кафе. Ему было хорошо чувствовать себя окруженным таким количеством кишащих, деловитых людей, они были – хотели они того или нет – радостными украшениями для его увешанной флагами души» [671]. В этом фрагменте присутствует ряд важных моментов, характеризующих изменение мироощущения героя по сравнению с предыдущим, ориентированным на возвращение в Мюнхен периодом его жизни. Во- первых, Зепп чувствует себя единым целым уже с городом Парижем, а не с Мюнхеном, и окружающие его парижане становятся «радостными украшениями», проекцией вовне его душевного состояния. Во-вторых, появление вокруг героя такого большого количества людей, подчеркнутое многолюдие Парижа (в противоположность, например, «пустым улицам и площадям города Парижа» [671] за несколько недель до того) – это прямое следствие «союза города-девы (невесты) с женихом», который «связан с пресуществлением крепости-целомудрия города-девы в полноту богатства, в обилие… в частности, в многолюдие» [Топоров 1987: 127]. В-третьих, символическая свадьба Зеппа с Парижем, которая увенчивается «рождением» многолюдия, происходит в день триумфа героя, когда его усилия по освобождению Беньямина увенчались успехом. Свадьба, как отмечает О. М. Фрейденберг, – это «обряд, тождественный триумфу и венчанию на царство, и его приурочение совершенно специфично. Свадьба являет собой не соединяющуюся по любви или рассудку пару: это действо победы над смертью, в котором жених и невеста – царствующие боги, и действо, происходящее в день поединка дня и ночи, или жизни и смерти» [Фрейденберг 1997: 75]. В силу этого символический смысл блужданий Зеппа по Парижу в день получения известия о выдаче Беньямина заключается в следующем: герой одерживает победу в борьбе со своим главным противником, получает в награду женщину (город с выраженным женским началом), соединяется с ней, и она рождает большое количество людей. Таким поступком Зепп окончательно дистанцируется от материнского пространства Мюнхена.
Строго говоря, Зепп Траутвайн и после этого не отказывается от своих планов вернуться в Мюнхен: «“Настанет день”, – напевал он про себя, как тогда. Он пройдет вдоль набережных Изара, увидит башни Фрауэнкирхе, будет есть жареную колбасу и пить мартовское пиво» [671]. Однако теперь его намерения вернуться сопряжены с другим желанием – «пережить такую Германию, в которой он мог бы быть дома, он и Ганс» [785]; то есть речь идет не о возвращении в Мюнхен как в материнскую утробу, а о желании Зеппа преобразовать это пространство и создать там «новый мир» наподобие того, какой намерен выстроить его сын – новый «дом» взамен утраченного материнского пространства.
Мюнхен, таким образом, выступает в романе «Изгнание» в роли пространства материнской утробы. Все члены семьи Траутвайн вынуждены так или иначе определиться по отношению к этому материнскому пространству. У Анны, не способной жить вне этого пространства, желание вернуться туда в конце концов выливается в добровольный уход из жизни. Зепп и Ганс, напротив, переживают психологическое рождение и могут жить вне своего города-матери; при этом у Ганса психологический отрыв от материнской плоти города выражается том, что он приносит в жертву свое мюнхенское прошлое и максимально удаляется от Мюнхена в пространственном отношении, в то время как Зепп символически сочетается браком с другим городом- женщиной (Парижем) и формулирует свое новое отношение к Мюнхену как желание преобразовать его и сделать частью «нового мира».
– вопреки мнению о том, что Фейхтвангер «почти всегда предпочитал непосредственное, неметафоричное повествование» [Хильшер 1979: 178], – имеют полновесное символическое измерение.
Альбедиль М. Ф. В магическом круге мифов. Миф. История. Жизнь. СПб.: Паритет, 2002. 336 с.
Апт С. Послесловие // Хильшер Э. Поэтические картины мира. М., 1979. С. 190–194.
–60.
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Худож. лит.,1990. 543 с.
–44.
Зелов Д. Д. Триумфальные ворота Петропавловской крепости: (К вопросу о пропаганде петровских преобразований) // Ломоносов: ин- тернет-журнал [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=1154108&s=121302030 (дата об- ращения: 14. 03. 2009).
–334.
Топоров В. Н. Текст города-девы и города-блудницы в мифологиче- ском аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 121–132. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. 448с.
“Der Tag danach”: Eine Exildebatte um Deutschlands Zukunft // Behmer M. (Hrsg.). Deutsche Publizistik im Exil 1933 bis 1945: Personen – Positionen – Perspektiven; Festschrift für Ursula E. Koch. Münster; Hamburg; L.: LIT-Verlag, 2000. S. 223–244.
Möller H. Die Emigration aus dem nationalsozialistischen Deutschland: Ursachen, Phasen und Formen // Ibid. S. 46–57.