Поршнева А. С.
ИМЯ И АНОНИМНОСТЬ В ТВОРЧЕСТВЕ Э. М. РЕМАРКА
сб. студен. науч. работ / Урал. гос. ун-т, [Филол. фак.].
— Екатеринбург, 2008. — Вып. 3. — С. 109-112.
В литературном произведении имя собственное может служить одним из средств создания художественного образа - образа человека, места или иного художественно освоенного явления действительности. Представители различных эстетических парадигм широко используют, например, такой прием, как «говорящие» имена и фамилии (Стародум, Дидерих Геслинг, Аполлон Безобразов). Однако не меньшую смысловую нагрузку может нести и анонимность героя, особенно если имя и безымянность вступают в отношения оппозиции. Э. М. Ремарк в своем творчестве использует художественные ресурсы этой оппозиции по-разному: в ранних романах - достаточно фрагментарно и, очевидно, интуитивно; в зрелых и поздних произведениях - сознательно.
В романе «На западном фонте без перемен» оппозиция имени и анонимности связана с пространственной оппозицией родного города Пауля Боймера и фронтовой зоны. Город Боймера - символический центр невоенного мира. Покидая фронтовую зону, герой вступает в другой мир, и движение поезда по направлению к родному городу становится ценностно окрашенным: «Die Namen der Stationen werden zu Begriffen, bei denen mein Herz zittert. <...> Die Ebene entfaltet sich groG, in schwachem Blau beginnt in der Ferae die Silhouette der Bergrander aufzusteigen. Ich erkenne die charakteristische Linie des Dolbenberges, diesen gezackten Kamm, der jah abbricht, wo der Scheitel des Waldes aufhort. Dahinter muss die Stadt kommen. <.. .> Der Zug rattert durch eine Kurve und noch eine - und unwirklich, verweht, dunkel stehen die Pappeln darin, weit weg, hintereinander in langer Reihe, gebildet aus Schatten, Licht und Sehnsucht» [Названия станций становятся понятиями, от которых мое сердце дрожит. <.. .> Широко разворачивается равнина, в легкой голубой дымке вдали начинает вырисовываться силуэт горной цепи. Я узнаю характерную линию горы Дольбенберг, эту зубчатую расческу, которая круто обрывается там, где кончается макушка леса. За ней должен следовать город. <...> Поезд с грохотом проезжает поворот, еще один - и там, невозможные, нереальные, темные, стоят тополя, далеко отсюда, один за другим образуя длинный ряд, они состоят из тени, света и томления1. - 1, 115]. Окружающий Боймера пейзаж обретает индивидуальность, так как он поименован: названия станций вызывают в его душе эмоциональный отклик, а гора Дольбенберг, наряду с именем собственным, имеет свою «характерную» линию. Это обусловлено тем, что город и его окрестности - это пространство домашнего типа, неповторимое, индивидуальное, наделенное позитивным микрокосмическим статусом [см.: 2, 73] - в отличие от фронта, пространства безликого и на всем своем протяжении одинакового, заполненного воронками от взрывов, окопами, пустыми полуразрушенными домами и другими следами деструктивного воздействия войны.
Сам город Боймера, однако, в тексте романа не поименован. В соответствии с логикой позднего Ремарка, город как наиболее оппозиционная фронту точка пространства обязательно должен был бы обладать именем. Однако на этапе создания романа «На западном фронте без перемен» за именем и анонимностью еще не была закреплена, соответственно, положительная и отрицательная оценка, поэтому вопреки своей безымянности город Боймера представляет собой полноценный городской микрокосм. В романах «Три товарища» и «Небеса не знают любимчиков» часть действия разворачивается в горах, в санатории для легочных больных («Вальдфриден» и «Белла Виста»), где больные туберкулезом умирают значительно чаще, чем выздоравливают. Здесь оппозиция имени и анонимности накладывается на оппозицию жизни и смерти. В одном из эпизодов романа «Небеса не знают любимчиков», а также романа «Три товарища» Ремарк прямо называет смерть das Namenlose 'безымянное' [3, 95; 4, 422]. Практически весь персонал санатория «Белла Виста» лишен имен: главный врач известен читателю только под прозвищем «Далай-лама», старшая медсестра - «Крокодил». Главный врач санатория «Вальдфриден» не имеет не только имени, но и прозвища, и появляется в тексте исключительно как Chefarzi 'главный врач', несмотря на то что Роберт Локамп регулярно с ним контактирует. После смерти испанки Риты Роберт путается и не может сразу соотнести имя с личностью умершей [4, 432]. Безымянный коридорный санатория «Белла Виста» называет умершую Агнес Зоммервилль Nummer achtzehn 'номер восемнадцать' (по номеру комнаты, в которой она жила), поясняя: «Ich weiJ3 den Namen nicht. 1st ja aucb nicht notig. Wenn's soweit ist, nutzt der schonste Name nichts mehr» [Имени я не знаю. Да это и не нужно. Если уж до того дошло, то и самое прекрасное имя не поможет. - 3, 25]. В то же время часть пациентов санатория (Лиллиан Дюнкерк, Хольманн, Борис Волков), а также многие персонажи за его пределами наделены именами - в том числе те, кто в «швейцарских» главах романа «Небеса не знают любимчиков» вообще не появляется на сцене (Торриани, Габриэлли, Феррер) и даже автомобиль «Джузеппе». Власть в санатории принадлежит безымянным существам, что подтверждает его статус мира мертвых - в противоположность миру живых, расположенному за его пределами. Проблема имени становится одной из центральных в романах эмигрантской тематики.
(«Возлюби ближнего своего») «обменивается» именем с умершим австрийский рабочим Иоганном Хубером. Йозеф Шварц («Ночь в Лиссабоне») часть своего эмигрантского пути проделывает без документов, но под своей первой фамилией Бауманн; через какое-то время он наследует имя и паспорт умирающего Йозефа Шварца; после бегства из тюрьмы гестапо путь от Марселя до Лиссабона Шварц проделывает в автомобиле нациста Георга Юргенса и под его именем. В финале романа он вместе с документами передает свое имя герою-рассказчику. Центральный персонаж романа «Триумфальная арка» признается, что его имя Равик - уже третье по счету [5, 47]. В романе «Возлюби ближнего своего» тему имени обсуждают Керн и Штайнер: «Manchmal ist es komisch, dass man einen Namen hat, was? Besonders nachts - » -.. .«Wenn man keinen Pass hat, auch. Namen mtissen aufgeschrieben sein, sonst gehoren sie einem nicht» [«Иногда это смешно, что у тебя есть имя, правда? Особенно ночью - » -... «А еще когда у тебя нет паспорта. Имена должны быть записаны, иначе они тебе не принадлежат». - 6, 108]. Этот разговор иллюстрирует феномен отторжения имени от человека в мире эмигрантов: для эмигранта имя перестает быть основой для выстраивания отношений с окружающим пространством и осознания своего места в мире.
Наконец, в романе «Триумфальная арка» следующим образом описан процесс умирания: «... wenn aus einem Gesicht, das eben noch atmete und Ich war und einen Namen trug, eine namenlose, starre Maske wurde...»[.. . когда лицо, которое только вот еще дышало, и было Я, и носило имя, становилось безымянной, застывшей маской... - 5, 17]. Здесь смерть - это утрата имени.
Таким образом, к концу 1930-х годов (время создания романа «Возлюби ближнего своего») в художественном сознании Э. М. Ремарка оформляется такое представление о роли имени, в рамках которого оппозиция имени и анонимности оказывается синонимичной оппозициям жизни и смерти, созидания и разрушения, укоренности в социуме и асоциальности и т. п. - то есть дает готовые оценки.
Литература:
1. Remarque E. M. Im Westen nichts Neues: На нем. яз. М.: Юпитер-Интер, 2005.
3. Remarque E. M. Der Himmel kennt keine Gilnstlinge: Книга для чтения на немецком языке. СПб.: КОРОНА принт, КАРО, 2004.
4 Remarque E. M. Drei Kameraden: Roman. Moskau: Verlag fur Fremdsprachige Literatur, 1960.
6. Remarque E. M. Liebe deinen Nachsten. Wien; Munchen; Basel: Verlag Kurt Desch, 1956.
1. Здесь и далее перевод мой. - А. П.