А. С. Поршнева
(Екатеринбург)
ЭМИГРАНТЫ И ЭМИГРАЦИЯ
В РОМАНАХ Э. М. РЕМАРКА
cб. статей по материалам Междунар. науч. конф.,
посвященной 125-летию со дня рождения
Василия Каменского (17–19 апр. 2009 г.)
/ общ. ред. Н. С. Бочкарева, И. А. Пикулева;
– Пермь, 2009. – 364 с
http://rfp.psu.ru/archive/borderline2009/borderline2009.pdf
и не вернулся на родину [Kurzbiographie in Daten]. В его творчестве есть ряд романов, посвященных эмигрантам (прежде всего немецким), – «Возлюби ближнего своего», «Триумфальная арка», «Ночь в Лиссабоне», «Тени в раю» и незавершенный роман «Земля обетованная». Все они характеризуются сходством сюжетов, персонажей и особой эмигрантской картиной мира.
Сюжет указанных эмигрантских романов Ремарка строится на передвижениях героев за пределами Германии – от ближайших к ней стран (Чехия, Австрия) до Америки. Жизнь эмигрантов осложняется безденежьем, отсутствием документов и возможности легально работать, постоянной угрозой выдворения из страны. При этом в образы эмигрантов вводятся черты, составляющие их «инаковость» по отношению к людям, имеющим официально зафиксированный социальный статус.
Первым параметром отличия эмигрантского мира от мира «легального» является имя. Эмигранты крайне редко имеют возможность жить под своим настоящим именем. Так, Йозеф Шварц часть своего эмигрантского пути (до поездки в Оснабрюк за Хелен) проделывает без документов, но под своей первой фамилией Бауманн; через какое-то время он наследует имя и паспорт умирающего Йозефа Шварца; после бегства из тюрьмы гестапо путь от Марселя до Лиссабона Шварц проделывает в автомобиле Георга Юргенса под его именем. Централь- ный персонаж романа «Триумфальная арка» признается, что его имя Равик – уже третье по счету [Remarque 2000: 47].
«подходящей» для эмигранта: «Мне уже давно не казалось странным иметь другое имя и жить по паспорту умершего – напротив, это было даже подходящим. Я унаследовал паспорт во Франкфурте; человек, подаривший мне его и умерший в тот же день, звался Росс. Меня, таким образом, тоже звали Роберт Росс. Мое настоящее имя я почти забыл. Многое забывается, когда речь идет о голом выживании»1 –8]. Под первым, «настоящим» именем Людвига хоронят антиквара Людвига Зоммера, чей паспорт и чье имя наследует герой [Remarque 1998: 150]. Имя в эмигрантском мире не является константой, сопровождающей человека в течение всей жизни, оно меняется в зависимости от ситуации и не бывает закреплено за эмигрантом раз и навсегда.
В романе «Возлюби ближнего своего» тему имени обсуждают Керн и Штайнер: «Иногда это смешно, что у тебя есть имя, правда? Особенно ночью – » – ...«А еще когда у тебя нет паспорта. Имена должны быть записаны, иначе они тебе не принадлежат» [Remarque 1956: 108]. Этот разговор иллюстрирует феномен отторжения имени от эмигранта: имя для него перестает быть основой для выстраивания отношений с окружающим пространством и осознания своего места в мире.
Очень велика в жизни эмигранта роль случая: так, случайное стечение обстоятельств становится причиной выдворения Равика из Франции [Remarque 2000: 219-236] и Людвига Керна из Швейцарии [Remarque 1956: 206-213]. В романе «Ночь в Лиссабоне» именно случай сталкивает героев (Хелен и Йозефа Шварца) с американцем, благодаря которому они получают визы и билеты на корабль, уходящий в Америку, то есть – возможность спасения [Remarque 2005: 321-324]. Эмигрант Лахманн («Тени в раю») на вопрос Роберта о том, как ему удалось перебраться в Америку, отвечает: «Как мы все сюда попали? Через сотню случайностей» [Remarque 1971: 19]. Людвиг Керн называет случай «судьбой эмигрантов» [Remarque 1956: 64]. Случай становится для эмигрантов аналогом закономерности.
Сообщество эмигрантов, несмотря на всю «асоциальность» эмигрантск ого бытия, имеет свою внутреннюю социальную иерархию . Признание русского эмигранта Черникова, что у него есть нансеновский паспорт, один из находящихся в камере эмигрантов иронически комментирует так: «Нансеновский паспорт! Тогда вы, конечно, принадлежите к аристократии среди лишенных родины» [Remarque 1956: 19]. О русских белоэмигрантах в романе «Тени в раю» говорится так: «Меликов был из другого поколения – поколения 1917 года. То, что для нас еще горело, для него уже стало воспоминанием» [Remarque 1971: 19-20] – в зависимости от длительности эмигрантской биографии трансформируется и мировоззрение эмигранта.
«Возлюби ближнего своего») следующим образом описывает структуру эмигрантского сообщества: «У всех русских есть нансеновские паспорта и разрешение на работу. Они были первой волной эмиграции. Двадцать лет назад. Они работают официантами, поварами, массажистами, портье, сапожниками, шоферами и все в таком роде. Итальянцы тоже большей частью устроены; они были второй волной. Из нас, немцев, только у некоторых есть действительные паспорта; ничтожное меньшинство имеет разрешение на работу. <...> Они работают нелегально за еду и пару франков» [Remarque 1956: 244]. О службе помощи беженцам Мариль говорит так: «Рут должна обратиться в еврейскую службу помощи; Вы – в смешанную; я отношусь к арийской... Как видите, нужда имеет свою бюрократию» [Remarque 1956: 244]. Сообщество эмигрантов, таким образом, структурируется как минимум по трем признакам: 1) наличие/отсутствие документов; 2) момент приобщения к эмигрантскому миру; 3) национальность эмигранта. В силу этого эмигранты образуют свой социум со своей внутренней иерархией.
Сюжет эмигрантских романов «поддерживается» их пространственной организацией. Пространство, в котором существуют эмигранты, организовано иначе, чем у людей, интегрированных в «официальный» социум.
Эмигрантское существование включает в себя особый взгляд на пространство: оно подвергается оценке в первую очередь по шкале опасности/безопасности. Структурирование городского пространства в любом городе происходит в соответствии именно с этим признаком. Наиболее безопасными для эмигрантов местами оказываются музеи и церкви – «потому что в церквях и музеях не спрашивали удостоверений личности. Перед распятием и перед мастерами искусства еще можно было оставаться человеком, а не индивидом с сомнительными документами» [Remarque 2005: 12]. Герои романа «Земля обетованная» Людвиг Зоммер и Роберт Хирш составляют своего рода руководство для начинающих эмигрантов – «Ланский катехизис»: «Там были адреса, по которым можно было найти помощь, и другие, которых следовало избегать; туда были внесены легкие и опасные участки границ; благожелательные и проблемные таможенные посты; надежные места для писем; музеи и церкви, которые не проверялись полицией, и правила, как обмануть жандармов» [Remarque 1998: 89]. Как следует из описания этого «катехизиса», важнейшей его частью была как раз топографическая «разметка» европейского пространства, его дифференциа- ция по признаку опасности/безопасности.
Эмигрантское пространство оказывается в метафорическом смысле «под» пространством обыкновенных людей. По сравнению с ними эмигранты оказываются «ниже» их, занимают более низкое положение на пространственной вертикали. В одном из эпизодов романа «Возлюби ближнего своего» существование эмигрантов сравнивается с подводным: «Его мало интересовало то, что происходило в мире.
– ему было все равно, какая у рыб окраска» [Remarque 1956: 73]. Штайнер называет эмигрантское сообщество «подземная бригада» [Remarque 1956: 279]. Герой романа «Тени в раю» Роберт Росс в течение двух лет живет в подвале Брюссельского музея, укрываемый его директором [Remarque 1971: 9]. Первое рабочее место Людвига Зоммера в Нью-Йорке располагается в подвале магазина братьев Сильвер [Remarque 1998: 103].
«Вердун» и «Интернасьональ»; оба отеля имеют общий обеденный зал, который находится в подвале и обозначается как «катакомба» (Katakombe): «Обеденный зал отеля “Вердун” находился в подвальном этаже. Поэтому гости называли его катакомбой. <...> Этот общий обеденный зал был изюминкой обоих ветхих отелей. Он был для эмигрантов тем, чем были катакомбы для христиан в Древнем Риме. Если шла проверка в “Интернасьонале”, то все перебирались через обеденный зал в “Вердун”, и наоборот. Общий подвал был спасением» [Remarque 1956: 242-243]. В романе «Триумфальная арка» те же функции имеет подвал отеля «Интернасьональ» с выходом на другую сторону улицы [Remarque 2000: 52]. В обоих случаях подвал отеля находится на один уровень ниже окружающего его пространства и иллюстрирует метафорически «нижнее» положение эмигрантского мира по отношению к миру официально оформленных социальных отношений.
Прямая и метафорическая связь с нижними уровнями пространства соответствует более тесным, чем у социализованных людей, связям эмигрантов с миром мертвых.
В эмигрантском мире «слишком много мертвых» – «zu viele Tote» [Remarque 1998: 319]. Росс говорит о себе: «Как немецкий эмигрант я и без того с 1933 года был официально мертв» [Remarque 1971: 7]. Его же служанка отеля «Ройбен» принимает за мертвого [Remarque 1971: 32]. Штайнер называет человека без паспорта «мертвец в отпуске» [Remarque 1956: 16]. Приход Равика Людвиг Зоммер комментирует словами «Мертвые воскресают» [Remarque 1998: 109]. В комнате Бетти Штайн («Тени в раю») вывешены фотографии эмигрантов – живых и умерших, о чем Кан говорит так: «Это выставка мертвецов – мертвых и живых, которые мертвы, сами того не зная» [Remarque 1971: 98].
«обмен» именами между живыми и мертвыми. Штайнер покупает себе паспорт мертвого австрийца и размышляет: «Иоганн Хубер! Рабочий! Ты мертв и истлеваешь где-то в земле Граца, но твой паспорт – живой и действительный для чиновников. Я, Йозеф Штайнер, жив; но без паспорта я для чиновников мертв. <...> Обменяемся, Иоганн Хубер! Дай мне твою бумажную жизнь и возьми мою смерть без бумаг! Если живущие нам не помогают, это должны сделать мертвые!» [Remarque 1956: 78]. Аналогичным образом Йозеф Бауманн живет по паспорту мертвого Шварца, Людвиг Зоммер наследует это имя вместе с паспортом умершего антиквара Зоммера и его национальностью (после получения паспорта он вынужден всегда выдавать себя за еврея) [Remarque 1998: 13]. Все это свидетельствует о том, что в художественном мире Ремарка эмигрант символически отождествляется с мертвецом.
Модель эмигрантского пространства соотносится с моделью пространства мифопоэтического, развертываемого вовне из некоторого центра, в роли которого обычно выступает пространственная единица с позитивной и даже сакральной «домашней» семантикой, самое безопасное и устойчивое место в мире [Топоров 1983: 239; Мелетинский 2000: 212, 216– 217]. А у эмигрантов расположенное в центре пространство, от которого ведется отсчет пространственных координат, – это Третий Рейх, самое опасное для них место. Эмигрантская картина мира носит выраженно центробежный характер; эмигрант – это герой принципиально не-домашний, странствующий, неукорененный: «Ведь границы – наша родина» [Remarque 1956: 150], – говорит Людвиг Керн. Поэтому эмигрантское восприятие пространства прямо противоположно мифопоэтической модели мира.
– это особый тип героя, который отличается от «нормального» европейца не только отсутствием социального статуса. Он не имеет одного, раз и навсегда приписанного к нему имени, меняет свою идентичность; логику и закономерность в его жизни заменяет собой случай. Этим сюжетным элементам соответствует особая пространственная организация эмигрантской картины мира. В вертикальной плоскости эмигрантский социум располагается метафорически «под» пространством существования «нормальных» людей и представляет собой обратную, теневую сторону европейского мира, а сам эмигрант символически отождествляется с мертвецом. В горизонтальной плоскости эмигрантское пространство обратно мифопоэтической, центро-ориентированной модели мира, организованной вокруг домашнего пространства. Пространственная организация эмигрантских романов «поддерживает» их сюжет, углубляя и усложняя образ эмигрантского мира.
Примечания
–А. П
.
Список литературы
Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000.
–284.
Remarque E. M. Die Nacht von Lissabon: Книга для чтения на немецком языке. СПб.: КАРО, 2005.
öln: Kiepenheuer & Witsch, 1998.
Remarque Erich Maria: Kurzbiographie in Daten [Электрон. ресурс] // Erich Maria Remarque- Friedenszentrum Osnabrück. URL: http://www.remarque.uos.de/bio.htm.
ächsten. Wien; München; Basel: Verlag Kurt Desch, 1956.
Remarque E. M. Schatten im Paradies. Stuttgart; Hamburg; München, 1971.