Лукач Г.: «Юность короля Генриха IV»

Георг Лукач

«Юность короля Генриха IV»

Литературное обозрение. 1937 г. № 16. С. 31-35

— самый значи­тельный из всех исторических романов немецких антифашистских писателей-эмигрантов. Так как известно, что исто­рические романы все определеннее начи­нают занимать центральное место среди произведений немецких писателей-эми­грантов, — «Юность короля Генриха IV» является, следовательно, самым значительным произведением всей этой литературы вообще.

Новый роман Генриха Манна уже те­матически чрезвычайно отличается от произведений других выдающихся писа­телей-антифашистов. Общая слабость современных исторических романов — случайность их тематики. Она объясняется самыми разнообразными причинами, в первую же очередь тем, что немецкая история относительно бед­на великими революционными события­ми, значительными историческими персонажами, в которых прогресс человече­ства воплощен настолько ярко, что об­лик их и посейчас живет в народе.

Влияние этого объективно неблаго­приятного обстоятельства усиливается тем, что в течение последних периодов исторического развития Германии рево­люционно-демократические традиции все заметнее ослабевали, и видные прогрес­сивные деятели немецкой истории были поэтому почти совершенно забыты.

­манской демократии. В значительной мере именно абстрактный гума­низм многих видных представителей немецкой эмиграции отвлекает их от конкретного показа немецкой истории в демократическом духе. Они изображают в своих романах по большей части не столько конкретную предысторию современности, как это де­лал классический исторический роман, сколько предысторию тех идей, которые они считают господствующими идеями современности.

Эта идеологическая установка соеди­няется у крупнейших из современных немецких писателей со страстным инте­ресом к проблемам современности, со страстным стремлением художников, изображающих прошлое, к непосредственному участию в великих боях на­ших дней. Но при случайности истори­ческой тематики это стремление влечет за собой опасность слишком прямого, непосредственного перенесения идей современности в прошлое, в события и образы прошлого. Это, в свою очередь, увеличивает случайность исторической тематики. История превращается в мас­карадный костюм, в повод для бое­вой пропаганды актуальных проблем се­годняшнего дня.

­го произведения не среди событий не­мецкой истории. Однако, изображая возникновение во Франции единого го­сударства, рождающегося из граждан­ских войн между католиками и протес­тантами, он следует старой немецкой де­мократической традиции.

Уже великие борцы за демократиче­ское развитие Германии, в первую оче­редь Берне и Гейне, всегда указывали отставшему в своем гражданском раз­витии немецкому народу на пример Франции. Пропаганда французских идей, французской истории, француз­ской демократии и т. д. была важным и правильно выбранным орудием в борьбе за осуществление буржуазно-демократической попытки — добиться объединения Германии «снизу», силами самого народа, путем буржуазной ре­волюции. «Немецко-французские еже­годники» молодого Маркса были не изолированным экспериментом, а завер­шением целых десятилетий демократиче­ского развития. Они подняли идеи ре­волюционной демократии в Германии на максимальную теоретическую высоту. Они с полной теоретической ясностью установили роль пролетариата в подго­товлявшейся германской буржуазно-де­мократической революции.

­матику в немецкой литературе. Еще Шиллер вынужден был заимствовать во французской истории тему той своей трагедии, в которой сильнее всего сказалось его страстное стремление к государственному объединению Герма­нии («Орлеанская дева»). И после не­го такие крупные драматурги, как Георг Бюхнер в «Смерти Дантона» или Граббе в «Наполеоне» противопоставляли убогой германской действительности грандиозные события французской истории.

Энгельс с исключительной теоретической четкостью сформулировал эту точ­ку зрения в своей критике «Легенды с Лессинге» Меринга (в письме к нему). Он говорит: «Изучая немецкую исто­рию, которая представляет собой одно непрерывное убожество, я постоянно на­ходил, что правильную мерку всегда дает сравнение с соответствующими французскими эпохами, ибо там проис­ходит как раз обратное тому, что у нас. Там образование национального го­сударства из разделенных членов фео­дального государства как раз в то вре­мя, когда у нас наступил период самого глубокого упадка. Там редкостная объ­ективная логика во всем ходе процесса, у нас — все более и более безнадежное раздробление».

Все ли эти традиции известны Ген­риху Манну или нет, — безразлично. Во всяком случае он, с верным художе­ственным и демократическим чутьем, выбрал тему актуальную в лучшем смысле этого слова, и в то же время на­циональную и народную. В период буйного бесчинства национальной демаго­гии фашизма обращение к истории возникновения современных буржуазных государств, выяснение и разоблачение причин теперешнего состояния этих го­сударств путем художественного изобра­жения истории их возникновения — подлинно актуальное и национальное де­ло. Генрих Манн выбрал одну из пере­ломных, решающих эпох французской истории, чтобы с помощью этого положительного «контрпримера» повести борьбу со слабостями германского раз­вития, оказывающими и посейчас свое вредное идеологическое и политическое влияние.

­леднего произведения Генриха Манна. Он не только противопоставляет вар­варской реакции, свирепствующей в Гер­мании, положительный, прогрессивный период французской истории; он про­тивопоставляет варварскому презрению к человеку, варварскому надругатель­ству над человеческим достоинством в этой стране положительный образ героя, который был одновременно и гума­нистом, и крупным политиком, полити­ческим представителем прогрессивных идей своего времени.

­риха IV — самое значительное художе­ственное достижение этой книги, кото­рая является скорее портретом одного индивидуального героя, чем картиной определенного исторического периода. Образ Генриха IV, созданный Манном, свидетельствует о чрезвычайно большом изобразительном таланте автора. Генрих Манн описывает в этом романе разви­тие своего героя, начиная с его детства и до того момента, когда он уже собрал вокруг своего знамени лучшие силы Франции и готов победоносно завер­шить гражданскую войну и добиться больших успехов в борьбе за объедине­ние Франции в единое государство. (Во второй части этого романа будет изображена окончательная победа Ген­риха IV).

Образ Генриха IV изображен любов­но и с большой творческой силой. В нем выражено все богатство творческих сил Генриха Манна. Достигнутая пи­сателем зрелость помогает ему создать действительно положительный образ ге­роя, который, при всей своей положительности, отнюдь не производит схе­матического впечатления, не превра­щается в марионетку, провозглашающую идеи автора. Большое искусство Генри­ха Манна в данном случае заключается прежде всего в том, что ему удалось со­здать живой образ героя, исходя при этом из его положитель­ных свойств. Положительные персо­нажи современных писателей по боль­шей части страдают тем, что их поло­жительные свойства слишком общи и абстрактны; «оживляются» же эти пер­сонажи посредством художественного, жизненного изображения их ошибок и слабостей. Генриху Манну, напротив, удалось изобразить полным жизни по­ложительного героя. Само собою разу­меется, Манн показывает — и даже очень широко — многие человеческие слабости своего героя. Но эти слабости бледнеют рядом с его прекрасными мо­ральными и интеллектуальными каче­ствами. Большое мастерство Генриха Манна проявилось прежде всего в том, что он сумел придать этим качествам— например, уму, храбрости Генриха IV— чисто личный, индивидуальный и харак­терный отпечаток.

­жение и обеспечить ему победу. Не тре­буется подробных комментариев для того, чтобы объяснить, какое большое политическое значение имеет образ такого героя в условиях антифаши­стской борьбы. Антифашистские писа­тели часто удачно разоблачали лживый и демагогический культ фюрера Гитле­ра, организованный национал-социалист­ской публицистикой, и высмеивали его, применяя иногда прекрасные сатириче­ские методы. Но Генрих Манн — пер­вый среди антифашистских писателей, которому удалось создать действительно положительный и народный образ вож­дя. Художественная полнота этого обра­за имеет в наше время значительное по­литическое значение. С его помощью удается не только разоблачить лживость фашистской пропаганды еще действеннее, чем с помощью непосредственной поле­мики или сатиры; этот образ, кроме то­го, является художественно-действенным выявлением стремлений широчайших не­мецких народных масс.

Роман Генриха Манна является в основном биографией его ге­роя. Эта форма предопределяет как высокие качества, так и обусловленные нашей современностью недостатки этого значительного произведения. Большому мастеру Генриху Манну удается сбли­зить нас со своим героем, заинтересо­вать в его развитии. С исключительной психологической тонкостью изображает Манн тяжелые годы, которые проводит его герой при дворе Катерины Медичи, как пленник, — годы, когда он стано­вится зрелым человеком. Мы пережи­ваем вместе с его героем ужасы Вар­фоломеевской ночи, почти случайное спа­сение молодого Генриха Наваррского от смерти, ряд унижений, которые ему при­ходится переносить при дворе. Мы на­блюдаем его внешнее приспособление к французскому двору с помощью все возрастающей хитрости, многочисленные тщетные попытки бегства, и, наконец, видим, как он соединяется со своими протестантскими друзьями. После этого очень подробно и интересно описывается успех молодого короля Наварры во вре­мя французской гражданской войны.

­жественном уровне. Но выбор излюб­ленной в наше время биографической формы романа обусловил его слабости. Основная слабость заключается в том, что жизнь народа изображена слишком скупо. Так как все события сконцентри­рованы вокруг биографии героя, люди из народа фигурируют в романе лишь постольку, поскольку они непосред­ственно соприкасаются с героем. По­этому они неизбежно являются только бегло очерченными эпизодическими фи­гурами; связь их с героем имеет в боль­шинстве случаев анекдотический характер. При таком методе невозможно показать вели­кие народные движения той эпохи, всю их динамику. О них только рассказывается — сравнительно кратко и поэтому неизбежно несколько абстрактно. Поэтому, в то время как развитие героя мы переживаем во всей его жизненности, во всем его движении, факты народной жизни мы только принимаем к сведению как голые факты.

­графической формой, тесно связано и то, что значительные исторические против­ники героя изображены чрезмерно ску­по. Это следует сказать в первую оче­редь о Катерине Медичи. У Генриха Манна она кажется временами каким-то воплощением злого начала. Ее выдающиеся способности как поли­тического деятеля (которые Бальзак, например, ценил так высоко, что напи­сал о ней большой этюд), совсем не вы­являются. Не показано, что она тоже боролась за национальное объединение Франции, тоже была против феодаль­ной раздробленности, и что Генрих IV таким образом в известном отноше­нии продолжает дело ее жизни — ко­нечно, совсем другими методами.

Изображая реакционеров-католиков, Генрих Манн слишком дает волю свое­му политическому темпераменту. В част­ности, из герцога Гиза он делает про­сто карикатуру на Гитлера, совершенно нарушая историческую перспективу.

Самая же большая историческая ошибка этого романа заключается в том, что Генрих Манн изображает устремления своего героя, как его личное, индивидуаль­ное дело, результат его инди­видуального развития. При этом он совершенно забывает о роли великого канцлера-буржуа Катерины Медичи, Л'Опиталя, который, стоя во главе партии «политиков», стремившей­ся к миру, преследовал — правда, без­успешно — цели, приблизительно такие же, какие впоследствии ставил перед со­бой Генрих IV.

­зом связана с биографической формой, с концентрацией всех событий вокруг лич­ности героя, вокруг истории его индиви­дуального развития. Благодаря этому, несколько антиисторическому возвыше­нию своего героя, Генрих Манн попа­дает в парадоксальное положение: ре­шающий фактор исторического величия Генриха IV не выявлен у него с доста­точной четкостью как раз вследствие усвоенного им метода изображения.

­чие между старшими и младшими вож­дями протестантской партии: между адмиралом Колиньи и матерью Генриха, с одной стороны, и самим Генрихом — с другой. Но оно остается у него толь­ко психологическим различием двух поколений, не больше. Политическая идея — признание того, что адмирал Ко­линьи только односторонний религиоз­ный фанатик, сердцу которого интересы протестантизма гораздо ближе интересов Франции, и что, напротив, Генрих IV умеет стать выше религиозных проти­воречий, чтобы с помощью веротерпимости заложить фундамент единого на­ционального французского государ­ства, —эта идея выражается только в отрывках диалогов, в одиноких раз­мышлениях героя. Читатель не ощущает с достаточной убедительностью, что изо­бражаемое время — время великого сдвига в истории Франции.

Причина этих недостатков в том, что Генрих Манн отошел от классической формы исторического романа. Вальтер Скотт в своих исторических романах всегда ставил в центр изображения зна­чительные течения народной жизни. Исторические деятели у него всегда осуществляют политические устремления этих народных течений. В историческом романе классического ти­па центром всего изображения была бы основная политическая тема этого рома­на: «времена адмирала уже прошли». Мы видели бы и ощущали бы, как сама жизнь французского на­рода подготовляет этот сдвиг. Генрих IV стал бы в наших глазах великим историческим деятелем, потому что он понял это народное те­чение и мужественно и умно привел его к победе. Вследствие того, что Генрих Манн искажает пропорции (а это — не­избежное следствие биографической формы), — у него этот сдвиг ка­жется сдвигом в сознании Генриха IV, его личным инди­видуальным гениальным прозрением. Победа правого дела про­гресса представляется исключи­тельно удачной историче­ской случайностью.

­кого глубокого мыслителя, как Генрих Манн, проблемы формы никогда не ре­шаются случайно. В начале настоящей статьи мы указали на слабость совре­менного антифашистского романа, за­ключающуюся в том, что он дает не столько конкретную предысторию совре­менности, сколько предысторию гумани­стических идей. Генрих Манн свободнее от этой слабости, чем кто бы то ни бы­ло из антифашистских писателей; он больше их всех способен конкретно ви­деть прошлое. Но и в его творчестве абстрактно-гуманистическое мировоззре­ние играет немалую роль. Поэтому его Генрих IV кажется не столько осуще­ствителем конкретных исторических за­дач, сколько провозвестником вневременных гуманистиче­ских идей. Конкретная историческая борьба бледнеет при такой установке. Вот что говорит Генрих Манн о своем герое:

«Но он знает: одна порода людей это­го не хочет, и как раз с ней ему прихо­дится сталкиваться повсюду, до самого конца. Это не протестанты, не католи­ки, не испанцы и не французы. Это — порода людей: ей нужно угрюмое наси­лие, тягость земная, она любит темное распутство и нечистый экстаз. Таковы будут его вечные противники; но он всегда останется посланцем радости и счастья человеческого».

­мом и неразумием, человечностью и варварством, светом и тьмой. Если бы можно было признать, что Генрих IV действительно является таким вневре­менным посланцем света и разума в слу­чайную (с этой точки зрения) истори­ческую эпоху, тогда было бы понятно, почему Генрих Манн искажает естественные пропорции исторического сюжета и так односторонне ставит в центр событий индивидуальную биографию своего ге­роя.

­зренческие ошибки отнюдь не случайны. В то же время это — не индивидуаль­ные ошибки Генриха Манна. Абстракт­ный просветительный гуманизм играет значительную роль в развитии антифа­шистской интеллигенции Германии на пути к революционной демократии. Роль его как исходного момента оппозиции империалистическому и фашистскому варварству была очень положительна. Но чем больше проникаются выдающие­ся антифашистские писатели идеями ре­волюционной демократии, чем шире и глубже вследствие этого ставят они в своем творчестве исторические и политические проблемы, тем больше эта абстрактная установка мешает писате­лям изображать прошлое во всей его конкретности и мешает творчеству этих писателей стать подлинно народным.

Роман Генриха Манна о Генрихе IV— произведение переходного периода в творческом развитии этого писателя. Как таковое оно представляет величай­ший актуальный и художественный ин­терес.

— высшее достиже­ние в области исторического романа антифашистской, гуманистической не­мецкой литературы.