Приглашаем посетить сайт

Кох В.: Генрих Белль

В. Кох.

Генрих Белль

http://noblit.ru/node/1351

«Он был адвокатом слабых и врагом тех, кто всегда уверен в собственной непогрешимости. Он выступал за свободу духа везде, где она оказывалась под угрозой. Он не отличался покладистостью и не боялся полемики. Он вызывал чувство неприятия и в то же время пользовался огромным уважением».

по литературе. За его книги и политическую активность Бёлля называли «совестью нации». Он всегда чувствовал себя немцем, но в то же время резко критиковал «публичное лицемерие» правительства и «избирательную амнезию» своих соотечественников.

Жизнь Бёлля охватила несколько периодов истории Германии. Он родился подданным кайзера Вильгельма Второго; вырос в Веймарской республике; пережил гитлеровские времена, Вторую мировую войну, оккупацию; и, наконец, активно участвовал в становлении западногерманского общества.

Генрих Бёлль родился в 1917 году в Кёльне в семье скульптора и краснодеревщика. Как пишет Бёлль в своей автобиографии, его предки, католики, уехали из Британии после того, как Генрих Восьмой объявил себя главой церкви. Будучи корабельщиками, они сначала осели в Голландии, а затем перебрались в Кёльн.

Родители Бёлля были очень религиозными людьми, тем не менее, именно они научили сына проводить чёткое различие между христианской верой и организованной Церковью. В 6-летнем возрасте Бёлль начинает посещать католическую школу, а затем продолжает учёбу в гимназии. После прихода нацистов к власти, Бёлль почти сразу осознал всю серьёзность ситуации. В отличие от большинства своих одноклассников, он отказался вступить в «гитлерюгенд» и ушёл из католического молодёжного клуба.

После окончания гимназии в 1937 году Бёлль намеревался продолжить учёбу в университете, но ему в этом было отказано. В течение нескольких месяцев он обучался книготорговле в Бонне, а затем полгода ему пришлось нести трудовую повинность, копая траншеи. Бёлль вновь попытался поступить в Кёльнский университет, но его призвали в армию. 6 лет Бёлль провёл на фронте — во Франции и в России; 4 раза он был ранен, несколько раз пытался уклониться от службы, симулируя болезни. В 1945 году он оказывается в американском плену. Для Бёлля это был действительно день освобождения, поэтому он всегда сохранял чувство благодарности по отношению к союзникам, избавившим Германию от нацизма.

— роман «Поезд пришёл вовремя». В своих первых произведениях, которые можно отнести к жанру так называемой «руинной литературы», Бёлль рассказывал о солдатах и их любимых женщинах, о жестокостях войны, о смерти. Герои произведений Бёлля оставались, как правило, безымянными; они символизировали собой страдающее человечество; они делали то, что им приказывали, и гибли. Эти люди ненавидели войну, но не вражеских солдат.

Книги сразу же заинтересовали критиков, но тиражи расходились плохо. Бёлль, однако, продолжал писать.

«Писать и быть профессиональным писателем — это, конечно же, совершенно разные вещи. Писать я начал рано — стихи, короткие рассказы... Но профессиональным писателем я стал только после войны.»

По мнению Бёлля, литература играет значительную роль в деле формирования общества.

«Я считаю, что литература в целом способствует известным переменам, поскольку она заостряет внимание на проблемах и на состоянии общества. Доказать это невозможно, но сама публикация уже представляет собой перемену. Мы никогда не узнаем, какие перемены она вызывает внутри человека, который читает данную публикацию. Я не знаю, обладает ли литература силой или же она бессильна. Я всё ещё убеждён в том, что литература в привычном понимании этого слова способна разрушить авторитарные структуры — религиозные, политические, идеологические. В это я верю. Наверняка именно литература в привычном понимании этого слова и положила начало процессу распада, например, авторитета церкви. Не мне судить, в какой степени я могу способствовать предотвращению голода, например. Будучи частным лицом, писателем, я не могу накормить голодающих. Я не знаю, какой эффект может иметь моя или наша работа в этой связи. Я не знаю, что литература (или художники, писатели, интеллектуалы) в состоянии предотвратить. Этого мы не знаем».

«Да, могут. Я изменяю мир уже тем, что пишу. Написанное сохраняется, и неважно, сколько людей его прочтут — пять человек или 18 тысяч. Я просто не знаю, каким переменам я способствую. Однако совершенно бесспорно то, что каким-то переменам — внутренним и внешним — я способствую».

Бёлль не любил, когда его называли «совестью нации». По его мнению, совестью нации являются парламент, свод законов и правовая система, а писатель призван лишь пробуждать эту совесть, а не являться её воплощением. Считает ли Бёлль себя моралистом?

«Может быть, но не как автор. Есть люди, являющиеся моралистами независимо от того, являются ли они писателями или нет. Я не думаю, что морализм является движущей силой для автора. Просто моралист я, видимо, по своей природе. Или в силу моей биографии, или в силу истории, моего опыта с историей Германии. Правда, моралист находится в постоянном споре с автором. Это некий конфликт. В отношениях между обоими существует постоянная напряжённость».

К деньгам у Бёлля было здоровое отношение.

«Конечно, я рад, что зарабатываю деньги, поскольку в мире, в котором мы живём, деньги означают свободу. Я пытаюсь переиначить эту ужасную поговорку „время — деньги“. Я говорю: „Деньги — это время“. Может быть, это звучит странно, но роскошь, которую я себе могу позволить, заключается не в том, что я могу есть и пить, что хочу, не в развлечениях, которые мне становятся доступными, а в том, что деньги я превращаю во время. У меня много времени. Я категорически возражаю против утверждений, будто я — скромный. Я считаю это утверждение оскорбительным. У меня много времени, и мне не приходится себя ни в чём ограничивать».

А каково же было его отношение к властям?

«Власть саму по себе я не признаю. Я считаю, что вся наша система власти слишком случайна. Я признаю необходимость наличия власти: ведь власть — часть порядка. И именно люди, которым не чуждо некоторое анархистское мироощущение, жаждут порядка. Но я должен иметь возможность контролировать власть. Власть должна себя оправдывать, то есть она должна действовать в интересах тех, над кем она стоит, а не ради себя самой. В демократическом обществе (и я говорю это без иронии) власть должна следить за соблюдением законов. Причём соблюдать их должны все. И тут-то у меня возникают сомнения относительно того, что именно этим власть и занимается. Пред законом все должны быть равны, не зависимо от личности или сословия. А у нас существует слишком много скандальных привилегий. Конечно, есть люди, которым не приходится втискиваться в жёсткие условия, на которых не распространяются воспитательные меры, которым не приходится подчиняться предписаниям и указам, как это приходится делать другим».

Бёлль всегда активно вмешивался в политику. Так, он решительно выступил в защиту таких советских писателей-диссидентов, как Лев Копелев и Александр Солженицын. Что же понимает Бёлль под выражением «права человека»?

«На мой взгляд, выражение „права человека“ — это слишком односторонняя формулировка, отражающая образ мышления западного мира с его совершенно определённым представлением о правах человека. И эти права человека, по мнению Запада, каким-то идеалистическим образом должны оставаться в силе для всех людей, и соблюдать их обязаны все. Я вполне могу себе представить, что в культурах Южной Америки, весьма разнообразных, права человека получат совершенно иное определение, чем это сформулировано в Декларации ООН, выработанной на основе западных представлений, или, скажем, на основе западноевропейских представлений о демократии. Вероятно, проблема заключается в искреннем желании наделить этими правами человека всех».

«Во-первых, самое элементарное: право на жилище. Это совершенно элементарное и важное право. И это право грубейшим образом нарушается в Западной Европе, в нашей цивилизации, потому что там, где есть работа и можно зарабатывать деньги, жилище является чем-то недостижимым для молодых людей. Неужели вы не понимаете, что элементарные права человека не действуют там, где это странное выражение было придумано. Право на жилище, право на работу, право на время для поддержания дружеских отношений, право на жизнь после работы. Все эти права нарушаются в мире, ориентированном лишь на повышение производительности. Поэтому это претенциозное, высокомерное выражение звучит ещё более странно для народов, не причастных к нашей считающейся уникальной цивилизации».

Касаясь проблемы насилия в обществе, Бёлль подчёркивал, что насилие бывает не только физическим.

«На мой взгляд, не следует противопоставлять насилие и отказ от насилия, в силу того что насилие не поддаётся определению. Слыша слово „насилие“, люди думают только о физическом насилии. Но ведь есть и другой вид насилия. Например, в результате монополии на мнение, то есть насилие со стороны средств массовой информации. Есть люди, у которых нет возможности выразить своё мнение в газете, по радио или по телевидению. Я бы сказал, что там, где существует монополия на формирование общественного сознания, имеет место нарушение права человека выразить своё мнение. И это, конечно же, насилие — не физическое. И тогда людям приходит в голову идея выразить своё мнение на улице — с помощью транспарантов и скандированных лозунгов, с помощью демонстраций. И тогда дело доходит до физического насилия. Насилие обладает демоническим компонентом: оно возникает при столкновении двух неартикулированных сил. Поэтому я не могу решиться проповедовать отказ от насилия, ибо все люди подвержены воздействию насилия».

Бёлль весьма критически относился к капиталистической системе. На вопрос, существует ли гуманный капитализм, он ответил:

«Такового, собственно, быть не может. То, как функционирует и должна функционировать капиталистическая экономика (оставим в стороне моральные оценки), не допускает никакого гуманизма. Основной закон капиталистической экономики — постоянное повышение производительности — не может быть гуманным. Я могу себе представить, что государственные, церковные или какие-нибудь моральные инстанции постепенно могли бы начать разъяснять людям, что пора покончить с таким абсурдом, как постоянное повышение потребления (а это тоже основной закон капиталистической экономики). Как это сделать, я не знаю, потому что в первое время это, скорее всего, вызовет экономический хаос, последствием которого станут страшные вещи».

Бёлль был очень популярным писателем. Своё отношение к славе он прокомментировал так:

«Слава — это тоже средство что-то сделать, чего-то добиться для других, причём это очень хороший инструмент».

«От имени усопшего мы молим о мире и разоружении, о готовности к диалогу, о справедливом распределении благ, о примирении народов и о прощении вины, лежащей тяжким бременем особенно на нас, немцах».

Вернер Кох, Немецкая волна

сайт издания Deutsche Welle, Dw-World.De (14. 10. 2002)