Безелянский Юрий
На личном фронте без перемен
Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
http://www.e-reading.by/book.php?book=1006464
— два культовых писателя советской интеллигенции. Они были ровесниками: всего лишь один год разницы. И обоих, можно сказать, взрастила война: свой военный опыт они переплавили в книги, которые потрясли мир. Только вот роман Ремарка «На Западном фронте без перемен» далеко обогнал «Прощай, оружие!» Хемингуэя. Да, и как личности они были разными. Хемингуэй — всеобщий любимец, а Ремарк находился в изоляции: многие коллеги-писатели не любили его из-за его политически нейтральной позиции и за то, что на него свалились миллионы (богатых не любят в среде писателей). Параллелей можно приводить много, но лучше расскажем о Ремарке и Хемингуэе порознь. Первый по хронологии — Ремарк
Жизнь
«— Налейка-ка мне рюмочку кальвадоса».
Эрих Пауль Ремарк (впоследствии в честь матери он изменит имя Пауль на Марию) родился 22 июня 1898 года в городе Оснабрюк в Нижней Саксонии. Был вторым ребенком в семье. Его старший брат Тео умер рано от менингита, и его всегда родители ставили в пример Эриху: «Тео так бы этого не сделал!» Еще в семье росли две сестры Эрна и Эльфрида, но с ними Эрих был связан лишь в детстве, а потом их дороги разошлись. Свою мать Анну Марию Шталькнехт будущий писатель очень любил, а отца, владельца небольшой переплетной мастерской Петера Франца Ремарка, просто боялся: он был неприветливым и грубым. Кстати, по отцу Ремарк был французом, и его предки сражались во время осады Ла-Рашели на стороне протестантов-гугенотов против войск Людовика XIII. И этот пристальный «взгляд поколений» Ремарк ощущал на себе. Ну, а со стороны матери он был чистым арийцем.
В детстве Ремарк много читал, но, правда, совсем бессистемно. Пробовал писать и сам, что возмущало отца: «Хватит с нас книг, которые я переплетал!» Мальчика отдали в католическую педагогическую семинарию, где готовили учителей народных школ. Учился Ремарк плохо и что-то все время писал и рисовал, за что получил прозвище «пачкун». Ремарк успел поучаствовать в литературном обществе «Приют грез» и обрести первую любовь в лице Эрики Хаазе, и тут грянула война. Первая мировая.
21 ноября 1916 года 18-летнего Эриха Ремарка призвали в армию и бросили на Западный фронт. Он был преисполнен желания храбро защищать родину и победить врага. Наивный сентиментальный юноша.
«Черный обелиск» один из героев задаст жесткий вопрос: «На чью сторону стать Богу? На ту сторону, где больше населения? Или на ту, где больше церквей?»
Герой другого романа Ремарка «Путь назад», учитель, говорит: «Чему же мне учить вас? Рассказывать мне вам, что в 20 лет вы будете искалеченными, высохшими людьми, что ваши вольные инстинкты захиреют, и вы окажетесь безжалостно спрессованными в товар — двенадцать за дюжину? Рассказать вам, что все образование, вся культура, вся наука — это жесточайшая насмешка и не больше того, пока люди будут уничтожать друг друга во имя господа и человечности ядовитыми газами, железом, порохом и огнем».
Ремарк на передовой пробыл недолго, удостоился награды Железного креста и в июне 1917 года попал в самое пекло — под Ипр, где немцы пытались прорвать англо-французские позиции и где было впервые применено новое оружие — газ (хлор). В итоге воюющие стороны оставили на поле боя десятки тысяч убитых. 31 июля «попал под раздачу» и Ремарк: осколком гранаты ранило его в левую ногу, правую руку и шею. Ремарка отправили в Дуйсбург, в госпиталь, он лечился несколько месяцев и в госпитале узнал о смерти любимой матери от рака. И тут же отец привел в дом мачеху, — удар за ударом, раненный, психологически травмированный Ремарк вернулся в родной Оснабрюк и не находил себе места. Он пытался забыться и странствовал по кабакам, как персонаж его будущих романов. Перефразируя известную песенку: «Вино и женщины — моя атмосфера!»
Молодые люди, побывавшие на фронтах мировой войны и вернувшиеся в мирную жизнь, — потерянное поколение, его выразителем и певцом стал, позднее Эрих Мария Ремарк. А на первых порах ему пришлось искать себя и свое место в жизни. Это были трудные времена: деньги обесценились, работы не было и приходилось хвататься за любую. Продавец в цветочном магазине, бухгалтер, коммивояжер, органист, учитель в школе и даже изготовитель надгробных памятников: «уродливые изваяния в виде страдающих от зубной боли львов и общипанных бронзовых орлов».
Однажды Ремарку довелось участвовать в автомобильных гонках, а потом по просьбе специализированного журнала написать рекламную статью о качестве автомобильных покрышек «Эхо Континенталь» /Интересно, а станет ли когда-нибудь Ремарком безымянный автор, рекламирующий сегодня в России «шины Пирелли»?!/
«Sport im Bild» («Иллюстрированный спорт»), попутно закрутив роман с дочерью главного редактора. Спорт дал толчок к написанию первого романа «Станция на горизонте» — «повествование о хороших радиаторах», как выразился сам Ремарк. К тому времени Ремарк успел жениться на модной берлинской танцовщице и вел полубогемный образ жизни: модно одевался и неизменно посещал кабачки и бары.
Из дневника Ремарка, 1929 год: «Какие-то несчастные 8 тысяч марок! И все-таки в 9 утра это было еще что-то. А потом объявили новый курс доллара, и я теперь уже не могу на них купить даже галстук… Боже, чем все это кончится?»
В том же 1929 году вышла книга Ремарка «На Западном фронте без перемен», и этим романом писатель буквально ворвался в большую литературу. По собственным словам, целью Ремарка было без обвинений и исповеди «рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов». Суровая правда о кровавой и бессмысленной мясорубке на полях сражений, о развеянных идеалах и обманутых надеждах.
Уже на следующий, 1930-й год американский режиссер Льюис Майлстоун экранизировал роман, за которым позже последовало два римейка. А первый был удостоен «Оскара». Тираж книги только в Германии к 1932 году перевалил за три миллиона. Но в Германии Ремарка уже не было. Он покинул страну до прихода к власти фашистов. Он не хотел участвовать в политических играх и не скрывал, что хотел единственного — быть богатым и знаменитым, за что, разумеется, его многие порицали.
В 1931 году Ремарк купил на средства от зарубежных изданий романа и на гонорары от Голливуда виллу в швейцарском городке Порто-Ронко на берегу живописного озера Лаго-Маджоре и оставил родину на долгие годы. В 1933 году Германия лишила его гражданства, и книги Ремарка вместе с другими крамольными авторами — Генрихом Гейне, Томасом Манном, Зигмундом Фрейдом и другими — жгли на центральной площади Берлина за «пацифизм и предательство германского духа».
«…играет серый котенок, чешут собак. Благоухают цветы. А что же здесь делаю я?.. Тебе уже сорок. Постарел за год на десять лет. Жизнь, растраченная впустую… Заводил патефон. Фотографировал комнату. Странное чувство: будто мне сюда уже никогда не вернуться, как будто все в последний раз: лето, дом, тишина, счастье, Европа, быть может, сама жизнь».
Перед войной вышли еще два романа Ремарка: «Возвращение», «Три товарища». Оба романа повествовали все о том же — о трудном выживании «маленьких людей», о любви и дружбе, и снова без яростных обличений фашизма, — Томас Манн и Лион Фейхтвангер, ярые антифашисты, этого никак не могли, простить Ремарку. А Ремарк без громких слов тратил часть своих гонораров на помощь немецким эмигрантам, но это добро другие как бы не замечали. Замечали другое: Ремарк был миллионером!..
Свое финансовое положение он укрепил в Америке, где был экранизирован роман «Возвращение». Писатель отправился в Нью-Йорк. Америка Ремарку не нравилась в принципе: «все непрерывно позируют». Рисуя Америку, Ремарк отмечал: «Это страна — рай для любителей мороженого… Между прочим, она посылает своим солдатам, которые сражаются против японцев у черта на куличках… корабли, набитые мороженым и бифштексами».
Сам Ремарк не был любителем мороженого, он был поклонником огненных напитков. Помните «Три товарища»? «Мы выпили. Ром был крепок и свеж. Его вкус напоминал солнце. В нем было нечто, дающее поддержку». И еще цитата: «Жидким золотом тек коньяк, джин сверкал, как аквамарин, а ром был воплощением самой жизни… Стойка бара была капитанским мостиком на корабле жизни, и мы, шумя, неслись навстречу будущему».
«Ром — это ведь не просто напиток, это скорее друг, с которым вам всегда легко. Он изменяет мир. Поэтому его и пьют».
В Америке у Ремарка было бурное продолжение отношений с Марлен Дитрих, о чем расскажем специально. А так жизнь в Америке, где Ремарк полюбил курить сигары и возненавидел «суматошный американский темп жизни», возвращение во Францию, снова Америка, затем Швейцария. Новые книги: «Триумфальная арка», «Искра жизни», «Время жить и время умирать», «Черный обелиск», «Жизнь взаймы», «Ночь в Лиссабоне»… Новый международный успех. А тем временем нацисты мстили Ремарку и казнили одну из его сестер — Эльфриду, причем на страшный средневековый манер: ее обезглавили.
Ремарк продолжал метаться между странами и женщинами, постоянно испытывая стресс и пытаясь снять его привычным способом: ромом или другим алкогольным напитком. Стресс возникал из-за постоянного недовольства собой. Как ни странно, но он был недоволен своими книгами и хотел чего-то большего. Чего? Здоровье его было расшатано. В 1948 года Ремарка стали преследовать мучительные головные боли — симптом редкой болезни Меньера, которую в те времена не знали, как и лечить.
В 1951 году Ремарк сошелся с американской актрисой Полетт Годар и последние свои годы провел на своей швейцарской вилле. Прежде равнодушный к политике, к старости Ремарк вдруг повернулся к ней лицом и страстно выступал против возрождения нацизма в Германии.
После долгих лет Ремарк посетил родной Оснабрюк и был тронут, когда земляки присвоили ему звание почетного гражданина города. Писатель собирался посетить и Москву, но накаленная обстановка вокруг Берлинской стены не позволила ему этого сделать.
25 сентября 1970 года Эрих Мария Ремарк скончался в клинике святой Агнессы города Ливорно от аневризмы аорты. Он давно страдал от сердечных приступов. И вот — конец страданиям. Ремарк прожил 72 года. Его похоронили в Порто-Ронко, на скромном сельском кладбище. Из близких присутствовали только Полетт Годар и сестра Эрна. Из писателей не приехал никто. И не мудрено: Ремарк избегал общения с коллегами по перу. Ему казалось, что они не верят в его талант и считают плохим писателем, и об этом он не раз жаловался в своем дневнике.
«Одиночество, — говорил доктор Равик из ремарковской „Триумфальной арки“, — извечный рефрен жизни».
Под этот рефрен и ушел в вечность Эрих Мария Ремарк.
Книги
Вскользь мы уже упоминали книги Ремарка, но необходимо к ним вернуться еще раз. Будучи начинающим сочинителем, Ремарк обратился к маститому Стефану Цвейгу за поддержкой: «Творчество для меня не литературная забава и не академическое занятие, но кровное дело, вопрос жизни и смерти… В настоящий момент в моей судьбе все-таки переплелось и запуталось, что я остро нуждаюсь в добрых советчиках».
«Когда я уже почти не верил, что человек может быть добр к другому человеку, Вы написали мне очень теплое письмо, — напомнил Ремарк Цвейгу много лет спустя. Я хранил его все годы среди тех немногих вещей, расстаться с которыми было просто не в силах. Оно служило мне утешением в дни продолжительных репрессий».
Свой знаменитый роман «На Западном фронте без перемен» Ремарк писал исключительно в целях самотерапии, чтобы избавиться от военных кошмаров, которые его преследовали, писал он его, как говорится, в стол. Один из друзей посоветовал Ремарку попытать счастья и отправить рукопись по редакциям. Она попала в руки к солидному издателю Самюэлю Фишеру, но тот, признав ее «вовсе неплохой», добавил, что напечатать ее не может, ибо в настоящее время в Германии никто не хочет слышать о войне, все хотят читать только «легкое»: эротику или детективы.
Но Ремарк решил не сдаваться, и в ноябре 1928 года рукопись «На Западном фронте без перемен» стала печататься с продолжением в газете «Фоссише Цайтунг». В 1929 году роман вышел отдельной книгой в издательстве «Пропиэен-Ферлаг». И — грандиозный успех.
4 декабря 1930 года в Берлине состоялась премьера поставленного в Голливуде фильма «На Западном фронте без перемен». Фашисты со многими обывателями протестовали против фильма и пытались сорвать его демонстрацию, запустив крыс в зрительный зал.
Если «На Западном фронте без перемен» — суровая правда о войне, то в следующем романе писателя «Возвращение» (1931) — суровая правда о тех же солдатах, вернувшихся домой и увидевших, что и там нет мира. Социальные различия и имущественное неравенство, разные карьерные возможности разрушили, призрачную гармонию фронтового братства. Вчерашний собрат по окопу неожиданно стал конкурентом в борьбе за жизненные блага.
«Три товарища» (1933) — трагическая история о мужской дружбе, верности и любви как о последнем прибежище против враждебных и в конечном счете сокрушающих человека сил жизни. О тех обстоятельствах, которые выше и сильнее отдельной личности. В романе звучит горькое признание: «Прошло время великих человеческих и мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета…»
Судьба «Трех товарищей» оказалась удивительно созвучной судьбе миллионов других «товарищей» во многих странах, особенно в разрушенной войной Европе… И потом эти магические «три», — невольно вспоминаются «Три богатыря», «Три мушкетера», «Три толстяка», «Три танкиста» и прочие «три» из разных фильмов: «Три лица Евы», «Три женщины», «Три злодея» и даже «Три грустных тигра». Кругом три?..
«Возлюби ближнего своего» (1940) и в следующем — «Триумфальная арка» (1946) ярко звучит антифашистская тема. Одна лишь цитата из «Возлюби»:
«Человек велик в своих высших проявлениях. В искусстве, в любви, в глупости, в ненависти, в эгоизме и даже в самопожертвовании. Но то, чего больше всего не достает нашему миру, — это известная, так сказать, средняя мера доброты».
В «Черном обелиске» у Ремарка доминирует не только тема «расплаты с прошлым», но и «расплаты с настоящим». Переход к демократии в Западной Германии не напоминает ли нам кое-какие российские реалии? У Ремарка можно прочитать: «После поражения нацистов скульптор Бах, просидевший в концлагере и искалеченный там, влачит жалкое существование на мизерную пенсию, которая составляет десятую часть той, что получает человек, организовавший лагерь, в котором сидел Бах. Майор Волькенштейн, участвовавший в составлении законов против евреев, после поражения несколько притих, но теперь работает в министерстве иностранных дел…»
«Черном обелиске», эхо от Достоевского: «Красота сильнее всякого кровавого прошлого. Она должна быть сильнее его, иначе весь мир рухнет».
Увы, не рухнет и не крякнет. Зло, а не красота правит миром. Роман «Искра жизни» (1952) Ремарк разворачивает именно в гитлеровском концлагере. Словом, «Время жить и время умирать» — еще один роман, написанный Ремарком и изданный в 1954 году. В нем один из персонажей, солдат Иммерман с горечью произносит: «У нас люди не доверяют друг другу… Столько лет нас изолировали, воспитывали в нас отвратительное, вопиюще бесчеловечное, нелепое высокомерие…»
Не знакомый ли мотив? Мы самые лучшие, мы самые главные, мы самые-самые. А раз так, то можем навязать свою волю любому другому. А ежели силой, то в самый кайф!..
В «Черном обелиске» (1956) Ремарк обращает свой взор на события 20-х годов и ищет истоки гитлеризма, откуда взошли зловещие семена?
«Они живут, как фальшимонетчики… Строят военные заводы… Отроют концлагеря и выдают себя за поборников правда» — это цитата из «Триумфальной арки». А народу предлагается жить по «коровьему счастью» — без каких-либо идей, безропотно подчиняясь власти и слепо ее любя.
«Жизнь взаймы» (1959) был встречен публикой без восторга. Герои Ремарка, как и он сам, старели и размышляли о смерти и вечности, а читатели по-прежнему ждали от него бесшабашных выходок и похождений по барам. В какой-то мере Ремарк стал жертвой «алкогольной культуры», которую проповедовал в предыдущих своих книгах: мартини, кюммель, джин, ром, кальвакадос, портвейн, коньяк, бренди. Двойная порция, две двойных, три и т. д. Об этом всегда читать предпочтительнее, чем о том, что нас ждет завтра.
— Что будете пить?
— Как обычно.
Какой короткий и простенький диалог и как все понятно. Ремарк понимал, что он пишет что-то «не то», что надо другое, более приближенное к массовой, популярной литературе. Последние его вещи «Тени в раю» и «Ночь в Лиссабоне» были полны беллетристических шаблонов, что дало основание книжному обозревателю «Нью-Йорк Таймс» объявить: «Ремарк как писатель кончился».
Последний роман Ремарка «Земля обетованная» остался незаконченным. Он обрывается на 21-й главе на фразе: «Отправимся же, чтобы перезимовать, на фабрику грез, на карнавал безумного мира, картины мы там не испортим…»
Он больше ничего не написал, но написанного достаточно, чтобы каждое последующее поколение брало книги Ремарка и находило в них что-то свое.
Один из наших критиков громко вздохнул по поводу Ремарка: «Написать столько книг, столько романов и ни в одном не дать счастливого финала! Ни одной свадьбы! Только похороны, расставания, гибель друзей, возлюбленных, туберкулез, кастет молодого штурмовика. Герои Ремарка словно запрограммированы на утраты, потери, на отказ от счастья в его общечеловеческом, бюргерском понимании. У них даже быт, обыденная жизнь не как у всех прочих! Ни детей, ни уютной квартирки с легкими занавесочками на окнах, выходящих в маленький садик…» Но таков Ремарк! В нем нет оптимизма. Но нет и ненависти.
Интересно, что в Германии Ремарка чтут. Но не испытывают к его книгам симпатии. В «Истории немецкой литературы XX века» Пауля Фехтера Ремарку, в противоположность многим другим, куда менее значительным фигурам, посвящено всего полстранички, да еще с сентенцией, что «это был человек, написавший о войне книгу, которая по существу стояла вне литературы», а ее успех «едва ли можно было объяснить психологически».
Не жалуют Ремарка и в других немецких изданиях, посвященных истории немецкой литературы.
Трудно найти точный ответ, а поэтому перейдем к другой, жутко интригующей главе.
Женщины
«Все женщины великого Ремарка», — с придыханием писал еженедельник «Частная жизнь». На личном фронте без перемен? Менялись только участницы любовных событий, а сердце писателя оставалось без изменений: тревожным, ищущим, неудовлетворенным. Можно сказать, что не он выбирал женщин, а женщины выбирали его и частенько инициативу держали в своих руках. Ремарк не был мужчиной в полном смысле этого слова и никогда не подходил к женщине с плеткой, как советовал Фридрих Ницше. Он был слишком мягок и скорее терпел сам страдания, чем приносил другим. В нем были некие мазохистские наклонности, но тем не менее к психоаналитикам он никогда не обращался и терпеть их не мог.
Ремарк был видным мужчиной, высоким, с ладной фигурой, с правильными чертами лица, голубоглазый и с выражением «добродушной веселой лисицы», как на иллюстрациях Гюстава Доре. Одевался всегда модно, часто ходил с тросточкой и моноклем в глазу. На такого мужчину женщины, как мы говорим сегодня, западали. По молодости это были «доступные женщины», которых он называл «клюнтихами» — в начале XX века это словечко использовали в Берлине для грубого обозначения женских половых органов. Более благопристойное название — «ночные бабочки».
правда, не всегда получались, ибо у молодого Эриха были проблемы, так и не решенные до конца жизни. После войны появилась Эрика Хаазе, она жила какое-то время на квартире Ремарка, вела хозяйство и пыталась отучить будущего писателя от алкоголя. Переделать Ремарка у Эрики не получилось, и она его оставила.
В Берлине Ремарк познакомился с разведенной женой крупного дельца и бывшей танцовщицей Ильзой Юттой Цамбон, с очень красивой женщиной, как будто сошедшей с картин старых немецких мастеров. К тому же она любила коктейль «Бакарди», и он сблизил их мгновенно. 14 октября 1925 года Ремарк женился на Ильзе. Совместная жизнь продолжалась до 1930 года, осложненная скандалами и взаимными изменами. Новое увлечение Ремарка — юная актриса Рут Альба. Позже она вспоминала: «Ремарк старался жить как можно незаметнее и не впускал себе в душу. До беспамятства был влюблен в одиночество, закутывался в него, словно в свои элегантные кашемировые пуловеры».
В один из сентябрьских дней 1937 года в Венеции, на пляже в Лидо, Ремарк повстречал голливудскую звезду Марлен Дитрих, оба они покинули Германию и им было о чем поговорить друг с другом.
Когда Ремарк подошел к ней, она читала книгу своего любимого поэта Рильке. «А почему не Ремарка?» — спросил он осторожно. «А разве он интересен?» — вопросом на вопрос ответила Марлен. Так начался удивительный роман любви между двумя звездами — литературы и кино, любовь-притяжение, любовь-отталкивание, любовь-непонимание, любовь-дружба, отношения длились долгие годы, они жили то в Европе, то в Америке, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга.
Как вспоминала Дитрих: «Его трагическое мышление питалось моим природным оптимизмом. Он боялся, что сочинительство его опустошило. Это было причиной его постоянной печали. Он был хрупкой душой в хрупком теле».
«боевой дух» в Ремарке и даже тащила его на себе в бунгало в «Беверли-Хиллз», когда он слишком напивался и не мог самостоятельно двигаться. Утром Марлен методично приводила Ремарка в чувство, отпаивая мясным бульоном. Все это происходило во время создания романа «Триумфальная арка», который писатель посвятил «М. Д», своей спасительнице.
О первой знаменательной встрече с Ремарком Марлен Дитрих впоследствии рассказывала дочери:
«Мы с Ремарком проговорили до утра. Это было изумительно! А потом он посмотрел мне в глаза и произнес: „Должен тебе сказать — я импотент!“ Я тоже посмотрела на него и сказала: „О, как замечательно“. И с таким облегчением я это сказала. Ты ведь знаешь, как я ненавижу заниматься „этим“, — я действительно была так счастлива! Ведь в результате мы могли просто разговаривать и засыпать, любя друг друга: и это так мило, так хорошо!»
В 1939 году все рухнуло: Марлен Дитрих бросилась в объятия настоящего мужчины, французского актера Жана Габэна, который любил и ценил именно «это». А Ремарк, грубо говоря, остался с носом.
В 2001 году кельнское издательство «Кипенхойер и Витч» издало 300 писем Ремарка к Марлен Дитрих. Книгу тут же перевели на русский язык, и она привлекала к себе жгучее внимание читающей публики, — у нас любят литературную «клубничку», хотя в письмах содержатся не только любовные ягоды. Приведем несколько отрывков из этих писем:
«Ночь, и я жду, когда ты позвонишь из Нью-Йорка. Рядом спят собаки, играет граммофон. Пластинка „Легко любить…“ Я чувствую, очнувшись ото сна, что ты вся под каждой клеточкой кожи…»
«Нежная моя! Любимая, трепетная! У мимозы рядом с моим домом в эти дни распустились маленькие ветки. По утрам она золотится на солнце на фоне белой стены. Мягкая, как твое сонное дыхание на моем плече… Я люблю тебя, милая, мне тебя страшно не хватает, я пытаюсь об этом не думать, не думать о той темноте и о том мгновении, когда ты ко мне пришла, и свет был выключен, и ты летела из темноты прямо ко мне в объятия, и ночь распалась, и комната распалась, и мир распался, и твои губы были самыми мягкими в мире, и твои колени обнимали меня, и твои плечи, и твой нежный голос — приди же снова, снова, — трепещущая, бесконечно любимая…»
7 декабря 1937. Париж: «Маленькая очаровательная обезьянка, до чего же удручающая жизнь! Ты на другом конце света и лишь изредка шлешь телеграммы. Неужели писать письма так трудно? Я скоро здесь медленно и тихо рехнусь. Видения мягко наслаиваются друг на друга — и во всех ты смотришь на меня и о чем-то спрашиваешь. Что же ты хочешь знать?..
Маленькая меланхолическая пантера из зоопарка — смейся, осмеивай же нас всех. Об идиотах не стоит грустить. Они созданы для того, чтоб над ними смеялись.
— наш рок и наше счастье! И если, я так нестерпимо тебя жажду — кто наполнит это счастье желания тысячекратным обладанием. Но ты — больше, чем свершения. Любимая, вечно меняющееся видение Бога».
24 декабря 1937 года:
«Иногда ты очень далека от меня, и тогда я осознаю, что мы, собственно, так никогда и не были наедине. Ни в Венеции, ни в Париже. Всегда вокруг люди, вещи, обстоятельства. А потом приходит мысль, от которой захватывает дух: мы где-то одни, только мы, и будет вечер, и будет день, и снова вечер, а мы все еще одни, и все глубже и глубже погружаемся друг в друга, и ничто не может нас оторвать, ничто не тревожит, не волнует, не зовет, никто не скрадывает у нас даже частицы этого бесконечного дня, наше дыхание глубоко и спокойно; вчера все еще сегодня, а завтра — уже вчера, и вопрос звучит как ответ, и повседневность стала счастьем…»
4 апреля 1938 года:
«Нежная, сладостная, бесконечно любимая, неужели ты приезжаешь! Это известие непостижимо, невероятно, неправдоподобно, ошеломляюще. Оно не укладывается в голове. От него вздымаются волны, мягкие и бесконечные, плывут облака, веет ветер, бушует веснами. Алктоны над водами Стикса, разве у меня в груди не цветут нарциссы, разве чело мое не обдувает чувственный поток, разве передо мной не качаются неверные горизонты и не проносятся видения о бухтах, где никогда не бывало снега. Нежная любовь моя! Можно ли было нам расставаться! Это преступление. Но сейчас, когда ты приезжаешь, все начинается сначала…»
— дивное сочетание!). Согласитесь, уважаемый читатель, что это не просто письма, это — литературные заготовки, эскизы, наброски, примерки чувств, поиски сравнений. Литературная кухонька, где все скворчит, кипит, жарится и готовится… Но продолжим.
31 декабря 1938–2 января 1939. Порто-Ронко: «…маленькая Пума, то, что для тебя важно в жизни, важно и в работе: тебе вообще можно было бы позволить делать только то, что ты хочешь, ибо ты знаешь, что нужно и где ты нужна. Однако не все понимают твою суть и порой понуждают тебя делать то, что ты ненавидишь. Нельзя брать Пум в дом, чтобы они вели себя как домашние кошечки…»
18 января 1939 года. Порто-Ронко:
«…Люби меня! Скажи, что ты меня любишь, — и я тогда стану лучше. Я работаю лучше, спокойнее, быстрее, если ты говоришь, что любишь меня, и я живу только тем, что ты меня любишь. Люби меня, Пума».
Пума любила не одного Ремарка, в ее коллекции было много звездных имен, от нашего Александра Вертинского до президента Джона Кеннеди. Ремарк чувствовал, что Пума есть Пума и из нее уж точно не получится кошечка. От этого понимания в Ремарке еще сильнее возрастало чувство одиночества. Он постоянно находился в обществе красивых женщин и был… одинок. В 1940 году на светской вечеринке в Лос-Анджелесе Ремарк сидел между Бэтт Дэвис и Марлен Дитрих, а Артур Рубинштейн играл им на рояле Шопена. И как там у Игоря Северянина: «И, внимая Шопена, полюбил ее паж…»? Нет, это не про Ремарка. В четыре утра Ремарк привез Марлен к ней домой, она разделась и ждала Эриха, а он… «Я так устал, голова у меня раскалывалась, я ничего не хотел — ни мириться, ни ссориться, я просто поцеловал ей руку и ушел, ушел, чувствуя за спиной дыхание холода», — написал Ремарк в своем дневнике.
а о чем — нет. Писатели, как правило, этого не терпят. Марлен обижалась — «твоя растерзанная Пума». Ремарк хотел жениться на Марлен, но она отвергла это предложение: Пумы на веревочке не ходят.
Вторая мировая война окончательно развела Ремарка и Марлен Дитрих. Она нашла Жана Габэна, а он так и не смог найти достойной замены Пуме. Одно короткое время он был вместе с Гретой Гарбо, но роман с ней так и не сложился. Была попытка найти общий язык любви с русской манекенщицей и актрисой Натальей Палей, княжной Романовой, дочерью великого князя Павла Александровича, казненного большевиками. Ремарк был покорен Наташей: «Красивое, чистое, сосредоточенное лицо, длинное тело — египетская кошка. Впервые ощущение, что можно влюбиться и после Пумы… — записывал в дневнике Ремарк его первое впечатление. — Проводил смятенную русскую домой».
Через несколько встреч Ремарк замечает, что у Палей «губы — неожиданно требовательные». Это ему не нравится. А ей не нравится то, что он постоянно прибегает к алкоголю, для Натальи Палей такой Ремарк — совсем не опора в жизни. Он продолжает ее считать «лучиком света среди кукол и обезьян», но это слишком мало для большой любви.
Роман с другой русской женщиной — с танцовщицей Верой Зориной, женой хореографа Джорджа Баланчина. И почему потянуло к ней? «Месяцами боли в сердце». А еще невралгия лица, мигрень, почечные колики и прочие неприятности нездорового образа жизни и наперекор всему — запись из дневника — «хочется… любви. Был ею обделен».
Дальше, как в калейдоскопе: молодая Эллен Янсон, которую Ремарк делает своим секретарем на вилле в Порто-Ронко, временами возникающая бывшая жена Ильза Ютта Цамбон, актриса Бригитта Хорни. Для стареющего и много пьющего мужчины это немало. И наконец последняя женщина — Полетт Годар, бывшая жена и актриса Чарли Чаплина — фильмы «Новые времена» и «Великий диктатор».
«Полетт в черном свитере, неправдоподобно белой юбке; бриллианты за 100 000 долларов вокруг шеи. Очень красивая, излучающая свет», — записал в дневнике Ремарк, и как быстро умел воспламеняться писатель, и вот уже следующая дневниковая запись: «вечером Полетт — здесь. Осталась. Светлая головка, все понимает, по-детски непосредственна, практична, опасна, проста. Бойкий разговор. Быстрая реакция и — в самую точку, хороша в своих многочисленных платьях. Сияющая поутру в свободной пижаме».
Оказывается, Ремарк придавал значение женским туалетам! А я-то думал: заоблачный писатель! Ошибся.
Из Нью-Йорка Ремарк и Полетт отправились в Лондон, затем на виллу Ремарка на озере Лаго-Маджоре, и пока Полетт купалась в бассейне нагая, ни чуточки не стесняясь, Ремарк дописывал последние страницы романа «Жизнь взаймы», успевая делать записи и в дневнике. «Она замечательна! Без комплексов, бегает как 17-летняя… Побольше тепла от одного, конкретного человека! Это то, чего мне не хватает».
Неужели нашел то, что было надо? Очень похоже на то: Полетт была, безусловно, красива (а как же без красоты!), в ней не было сильного собственнического эго Марлен Дитрих, не было повышенной требовательности и нервозности Натальи Палей, Полетт Годар была сама простота, и в свои 47 лет была настолько счастлива, когда вышла замуж за Ремарка, будто вышла впервые, а между тем это был четвертый ее брак.
Жизнь с Полетт Годар во многом изменила Ремарка, он обрел в бушующем внешнем мире уютную тихую гавань. Депрессивность и склонность к мучительной рефлексии у Ремарка, конечно, не исчезли, но все же чуть притупились. И пить он не перестал, но пил немножко меньше. Близость Полетт и бремя возраста во многом утихомирили Ремарка. Он даже перестал вести дневник — «он больше не нужен мне для обретения душевного равновесия».
«В ювелирном магазине она ведет себя как голодающая, очутившаяся в лавке с деликатесами». Он вообще был к ней снисходителен: «Полетт вдребезги пьяна. Очаровательна…».
Между ними существовала определенная гармония. Жена писателя Ганса Габе, с которым поддерживала отношения чета Ремарков, отмечала: «Я не сомневаюсь — у них было много общего. Оба любили деньги, и их было достаточно много. Оба были знамениты, поэтому слава не играла никакой роли в их взаимоотношениях. Они отлично выглядели, были удачливы и с удовольствием окружали себя чудесными вещами, в особенности Полетт». Это не только бриллианты и драгоценности, но дорогие восточные ковры и бесценные подлинники Сезанна, Ренуара, Дега…
Свой брак Ремарк и Полетт официально зарегистрировали — 25 февраля 1958 года, но вот что странно: в разъездах и в других городах, в частности в Риме, они всегда жили врозь: снимали отдельные апартаменты в каком-нибудь доме или вообще неподалеку друг от друга, — так им было свободнее и комфортнее. Часто Полетт снималась в фильмах в Штатах, и тогда их связывала только переписка, Ремарк чувствовал себя все хуже и желал милой Полетт побольше развлекаться в Голливуде. Идеальный счастливый брак?
Свое 70-летие Ремарк отметил лежа больным в постели. Гости, приглашенные на банкет, веселились сами по себе. Полетт Годар находилась в Нью-Йорке, она вернулась лишь осенью и вовремя: 25 сентября 1970 года Ремарк скончался. Полетт Годар пережила мужа на 20 лет и все это время металась между Нью-Йорком и швейцарской виллой Ремарка.
Что касается главной возлюбленной Ремарка Марлен Дитрих, то она, узнав, что Ремарк тяжело болен, за 9 дней до его смерти написала ему: «Все мое сердце принадлежит тебе. Шлю его тебе». Этот подарок явно запаздал…
Роман «На Западном фронте без перемен» в России вышел почти сразу. Русский перевод предворял комментарий Карла Радека и уже из-за одного этого книга вскоре исчезла. В 1931 году был переведен роман «Возвращение». Ну, а основной приход Ремарка в Советский Союз состоялся в 1958 году, и интеллигенция в ту оттепельную пору забредила «Тремя товарищами»: «Ты не читал „Три товарища“? Потрясающая вещь! Не оторвешься!..»
О том первом восприятии Ремарка хорошо написал Андрей Битов: «…Нам напечатали „Три товарища“. И мы вышли на Невский в новом качестве. Мы были самые современные молодые люди: прочитавшие самую современную книгу, описавшую именно нашу жизнь и ничью другую… читая Ремарка, мы совершенно не думали, что это тридцатые, нам казалось — сейчас… Мы примеряли с чужого плеча, и как же нам оказалось впору! Мы обретали пластику, как первый урок достоинства… Мы стремительно обучались, мы были молоды. Походка наша изменилась, взгляд, мы обнаружили паузы в речи, учились значительно молчать, уже иначе подносили рюмку ко рту. Могли и пригубить. Мы отпивали слова „кальвадос“ или „ром“, еще не подозревая, что наша водка, пожалуй, все-таки вкуснее. Обращение, пластика, достоинство… что следующее? Вкус. Первый урок вкуса, самый бесхитростный и самый сладкий. Подруги наши — все сплошь Патриции Хольман. Как быстро они научились двигаться среди нас, лучше нас и одеваться столь незаметно-изысканно! Господи, тогда и дефицита-то еще не было — во что же они одевались? Однако так. Вкус… Вкус у нас в Питере возродился ни с чего, с нуля, как потребность, как необходимость, как неизбежность, как данность.
— белую сирень с городского сада…»
Это был бум на Ремарка. Его читали и перечитывали. И всем читающим хотелось жить, как герои Ремарка — достойно и честно. Хотя в условиях тоталитарной системы это было не просто: пафос и ложь разъедали общество, на первом плане были государственные цели и задачи, а все человеческое, простое — в загоне, клеймилось как обывательское и мещанское…
«ремаркизм» был потеснен другими модными авторами: Хемингуэем, Сэлинджером, Генрихом Бёллем…
Читают ли сегодня Ремарка? Читают. Немного и без прежнего упоения. Голая правда со страниц его произведений уже мало кого привлекает. А вот другие излюбленные темы писателя — женщины, автомобили, алкоголь, — по-прежнему востребованы.
— Дружище, налей-ка мне рюмочку кальвадоса… нет, не то!.. лучше стаканчик виски или бренди, чтобы позабористее… и выпьем за хорошего товарища — за Эриха Марию Ремарка! Возможно, был он путаником и ветреником, но кто из нас сам без греха?.. За Ремарка! И до дна!..