Марсель Пруст - автор импрессионистического цикла романов "В поисках утраченного времени", в котором нашел воплощение экспериментальный принцип писателя "всё - в сознании, а не в объекте". Пруст создал новый тип лирического эпоса, которому предстояло повлиять на прозу века - творчество таких писателей, как С. Цвейг, Ф. Мориак, Н. Саррот, школу нового романа в литературе и искусство кинематографа, построенного на ассоциативности воспоминаний ("Амаркорд" Феллини, "Зеркало" Тарковского).
Не говоря о прямых аналогиях и заимствованиях, отметим продуктивность высказанных Прустом идей для развития нового типа психологического анализа в литературе ХХ века", расширившего параметры художественного изображения человеческой личности. Считая всякое знание субъективным, Пруст попытался познать законы человеческой психики, интеллекта, не выходя за пределы "я", а, напротив, исключительно изнутри личности. Исходной эстетической позицией его роман похож на "Улисса" Джеймса Джойса, что и дало основания некоторым исследователям рассматривать "В поисках утраченного времени" среди произведений модернистских. Однако, несмотря на сходство, произведения эти - совершенно разных типов одной экспериментальной прозы. Роман Пруста сохраняет более прочные связи с классической традицией.
Роман сугубо индивидуален и несет отпечаток неповторимой личности писателя, его судьбы; индивидуальны даже история и условия создания романа. Роман был написан в десятилетие с 1912 по 1922 год; последний том вышел спустя четыре года после смерти автора; позднее, уже в пятидесятые годы, были опубликованы и другие произведения Пруста - ранее неизвестные статьи, неоконченная повесть "Жан Сантейль", переписка с матерью за 1887-1905 годы. При жизни Пруст не пользовался и толикой той популярности, которую принесли годы, последовавшие после его смерти, когда критика в полную меру осознала значение эксперимента Пруста, подтвержденного последующим развитием искусства.
Марсель Пруст родился в семье профессора медицины, окончил юридический факультет Сорбонны. Интерес к интуитивизму Анри Бергсона, теории познания и символизму определил тематику первых его заметок о Ницше и Суинберне в светском журнале "Банкет". Позднее он будет писать для "Фигаро" (его заметки печатались в разделе о великосветских салонах Парижа). Часть из этих публикаций войдет в первый сборник "портретов и этюдов" под названием "Утехи и дни"; предисловие к нему написал Анатоль Франс Уже в первых публикациях определилась изысканная манера одаренного писателя, его интерес к микромиру и психологической детали. Определился и объект его внимания - жизнь высшего света, которую сам Пруст знал великолепно. Акцент делается на стиле этой жизни - на мечтаниях, а не на действии. Заметим, что название первого сборника Пруста полемично по отношению к "Трудам и дням" Гесиода и важно для понимания складывающихся эстетических принципов молодого писателя.
"Амьенская библия", "Сезам и лилии") он переводил на французский. Под их влиянием Пруст совершил паломничество к Амьенскому и Руанскому соборам, к архитектурным ансамблям Венеции. У Рескина он постигал тайнопись микроскопических описаний, учился тщательности рисунка, подражая полотнам Гольбейна и японских художников. Свою живописную манеру Пруст сосредоточил на сфере человеческих чувств и взаимоотношений. Нашлось место в его эстетике и для философии немецкого романтизма и Шопенгауэра, трудов по психологии популярного в то время Ипполита Тэна и музыки Вагнера; высоко ценил он Бодлера и Флобера, Толстого и Бальзака. Восхищаясь Бальзаком, Пруст в своем романном цикле полемизирует с великим соотечественником, реализуя в полную меру свое кредо - уход от объекта в сознание, к мечтаниям. Вместе с тем Пруст постоянно, на многочисленных страницах микроанализа чувств в своем романе, стремясь уйти от бальзаковского типа прозы и его реализма, возвращается к Бальзаку. Возвращается к реальности, знакомой с детства и юности, к той действительности, которая питала мир его чувств и которая единственно и может материализовать прошедшее или утраченное время.
Уникальный роман эксперимент Марселя Пруста создавался в лабораторных условиях полной изоляции писателя, чья жизнь с определенного момента становится легендой. Чтобы реализовать свой принцип о художнике, слушающем лишь голос своего инстинкта, Пруст заточил себя в комнате со стенами, обитыми пробкой, наглухо отгороженной от мира, солнечного света, цветущих растений. Приступая к написанию романа в 1905 году, Пруст сделал запись в дневнике: "Я более не выхожу..." Он выезжал только по ночам за впечатлениями, без которых в его лаборатории было трудно выстроить Руанский собор или вырастить цветущий боярышник. Его ночной фиакр, по словам Моруа, напоминал выезд Фантомаса. Неординарному образу жизни Пруста способствовали некоторые факты его биографии, в частности смерть отца в 1903 году и спустя два года особенно повлиявшая на писателя смерть горячо любимой и духовно близкой ему матери. Она искренне верила в талант сына и всячески стимулировала его литературную деятельность, что дало основания предположить, что роман Пруста в каком-то смысле был реализацией обязательств перед матерью и формой бегства от великосветского безделья. Фрейдистская методология позволяет рассматривать книгу Пруста как величайшую литературную сублимацию. Одиночество писателя усугубила и тяжелая форма астмы, которая преследовала его с девяти лет; болезнь способствовала развитию утонченного восприятия мира. Для Пруста создание художественных произведений - это отчаянная попытка остаться самим собой, забальзамировать в воспоминаниях самые дорогие ощущения детства, сферу чувств, наконец, свою родовую, фамильную память.
Роман "В поисках утраченного времени" разросся в многотомный цикл. Первый том его - роман "По направлению к Свану" - был опубликован в 1913 году за счет автора и после того, как его отвергло несколько издательств. Андре Жид отозвался о книге иронично, как о произведении светского дилетанта. Второй роман, "Под сенью девушек в цвету", опубликован уже после войны, в 1919 году, и принес Прусту Гонкуровскую премию и орден Почетного легиона. Последующие романы выходили: "Сторона Германтов" - 1920, "Содом и Гоморра" 1922, затем посмертно "Пленница" - 1923, "Беглянка" - 1925, "Обретенное время" - 1927. Замысел значительно изменился по сравнению с первоначальным. Правя корректуру, Пруст нередко вдвое увеличивал объем. В итоге - несколько тысяч страниц, семь книг, пятнадцать частей.
Первый перевод романа Пруст» на русский язык появился в собрании сочинений, выходившем в Ленинграде с 1934 по 1938 год. Новое издание в значительно более точном переводе Николая Любимова было предпринято в издательстве "Художественная литература" (1973-1993). Оно открыло русскоязычному читателю Пруста как прекрасного стилиста, безукоризненно владеющего языковой палитрой, сделало очевидным, что сама по себе словесная ткань романа "В поисках утраченного времени"- одно из важнейших его художественных открытий. Пруст - выдающийся мастер живописания словом, искусно передающий нюансы эмоций, светотень чувственных проявлений, в чем он продолжил верленовские "пейзажи души" и может представлять импрессионизм в прозе.
"В поисках утраченного времени" не укладывается в границы традиционного понимания романа как жанра. Это - автобиография, но поэтическая и беллетризованная, без хронологии событий, которые обычно выстраивают жизнь одного человека во времени и пространстве общественного бытия. Главный принцип повествования в романе Пруста - воспоминания, подвластные лишь ассоциативности; по точному определению Моруа, это "воскрешение прошлого посредством бессознательного воспоминания". Пространство романа - не только Франция, Париж, старинный Комбре, где в загородном доме бабушки писатель в детстве проводил летние месяцы, не только морские курорты, куда возили Марселя, хотя все это зримо и осязаемо воссоздано на его страницах. Пространство романа - скорее душа, мир внутренней жизни главного героя и рассказчика Марселя, совпадающего с автором романа многими фактами биографии.
шедеврами, в нем упомянуты десятки имен, причастных к музыке, живописи, поэзии. Искусством здесь становится и сама жизнь персонажей, развитие интимных чувств. Тема искусства - главная в романе. Среди его персонажей художник Эльстир, композитор Вентейль, писатель Бергот. Их прообразами, по мнению французских критиков, являются Ренуар, Дебюсси, Бергсон, близкие Марселю Прусту по духу и типу творчества. Книгу Пруста можно назвать и романом воспитания в творчестве и творчеством. Есть в романе черты семейной хроники, однако судьбы представителей семейств Сванов, Германтов, Вердюренов, Блоков не прослеживаются в сюжетных линиях и взаимоотношениях персонажей; они разбросаны в моментальных впечатлениях и переживаниях на многочисленных страницах всех, романов.
Луначарский, под чьим патронажем выходило первое издание Пруста на русском языке, в предисловии к роману определил его как "субъективную эпопею". В этом парадоксальном словосочетании содержится характеристика его жанровой специфики. С одной стороны, это произведение эпического размаха, в поле зрения которого жизнь нескольких семейств парижской аристократии на протяжении четверти века. С другой - ни одно из исторических событий, пришедшихся на эти двадцать пять лет, даже такое неординарное, как первая мировая война, которая, как известно, тягостно отозвалась на душевном состоянии самого Пруста, потерявшего на фронте друзей, не находит в этом многотомном романе сколько-нибудь последовательного осмысления и лишь упоминается. 1есто действия эпопеи Пруста - душа героя-писателя, а время - субъективное и сугубо личностное. Трудно поэтому с достаточной определенностью сказать, сколько лет герою в том или ином эпизоде, когда произошло то или иное событие, сохраненное в его памяти, - в детстве или юности. Обо всем этом можно лишь догадываться по таким ориентирам, например, как детский характер влюбленности в Жильберту или уже более зрелое, утомленное, чувство по отношению к Альбертине. Субъективность повествования, размытых во времени воспоминаний прихотлива и неподвластна логике.
одним из приемов описания мира, (психологизм у Пруста становится в определенном смысле главной конструкцией и сюжетом романа. Все в нем: человек, искусство, любовь - тщательно анализируется на уровне возникновения чувств и психологии переживаний. Толчком для них может быть случайная фраза, звуки сонаты, исполняемой у Вердюренов, внешнее сходство Одетты, избранницы Свана, с изображенной на фреске в Сикстинской капелле Сепфорой, дочерью Иофора, ария в исполнении знаменитой Берма и, наконец, просто вкус размоченного в липовом чае бисквита, навсегда связанный в генной памяти Марселя с детством и ритуальным поцелуем матери перед сном. Воспоминания трепещут в этом романе, как солнечные блики на воде или пламя свечи; образы появляются и сразу же ускользают. Остается лишь послевкусие, едва уловимое в призме прошедшего и утраченного времени впечатление и ощущение от прошлого.
"В поисках утраченного времени" - это попытка с помощью слова реставрировать прошлое. "Пытаться воскресить его (прошлое. - И. Ш.) - напрасный труд, - пишет Пруст, - все усилия нашего сознания тщетны. Прошлое находится вне пределов его досягаемости в какой-нибудь вещи (в том ощущении, какое мы от него получаем), там, где мы меньше всего ожидали его обнаружить. Найдем ли мы эту вещь при жизни или гак и не найдем,- это чистая случайность". В романе много размышлений автора о предложенной им форме повествования, о том значении, которое играют мелочи и детали, залах и вкус: когда от далекого прошлого уже ничего не остается, люди умирают, а вещи разрушаются, тогда они, подобно душам умерших, несут на себе огромное здание прошлого. Свое искусство Пруст сравнивает с японской игрой: в фарфоровую чашку с чаем опускают клочки бумаги, которые, расправляясь, "принимают определенные очертания, окрашиваются, обнаруживают каждый свою особенность, становятся цветами, зданиями, осязаемыми и опознаваемыми существами": "Все цветы в вашем саду и в парке Свана, кувшинки Вивоны, почтенные жители города, их домики, церковь, весь Комбре и его окрестности, все, что имеет форму и обладает плотностью, город и сады - выплыло из чашки чаю".
Из детских и юношеских впечатлений Марселя вырос гигантский замок романа, ставшего для писателя способом поиска прошлого, времени утраченного. А что же станет временем обретенным? Что противопоставляет автор "утраченному времени"? "Подлинная, высшая жизнь" для Пруста - это жизнь искусства: только в нем личность находит себя, а художник - поэтическую истину. В статье "О вкусе" Пруст размышлял: "Ведь не может же быть истинная красота до такой степени внешней - человеку присуще скорее предощущать и любить ее как душу, просвечивающую в несчетных тенях, нежели схватить ее материальный облик так непосредственно, так совершенно, что ему удается воссоздать поистине равноценные подобия". Искусство Флобера и Леконта де Л ил я Пруст называет "недвижными зеркалами красоты", ставя перед собой задачу иную - уловить и воссоздать не внешний, зеркальный, облик красоты, а ее внутреннюю, изменчивую и неуловимую суть. Однако поиски этой сути заставили Пруста вернуться к реальному миру, к своему прошлому, из которого он хотел бежать. Его одиночество - лишь способ творить, а подлинным источником впечатлений и красоты является жизнь. Она и» присутствует на страницах эпопеи в формах то японской игры и ассоциативной памяти, то потока сознания или импрессионистического образа. В этом сила романа Пруста, на противоречивость позиции которого указывали многие исследователи. Провозгласив кредо о том, что художник должен слышать лишь голос своего инстинкта, что "всё - в сознании, а не в объекте", и реализовав его, Пруст в то же время дал неповторимый и зримый облик мира, который познал с детства.
("сторона Германтов"), тем более что их род происходил от Женевьевы Брабантской. Описаны парижский особняк герцога, во флигеле которого жила семья Марселя, Сен-Жерменское предместье и парижские улицы, набережные"курортов. Хрупкий и меланхолический Марсель, изумлявшая всех добротою бабушка, прообразом которой стала мать Пруста, эгоистичная герцогиня Германтская, порочный и болтливый Шарлюс, член Джокей-Клуба, друг принца Уэльского Сван, преданная служанка Франсуаза, писатель Бергот, врач-клиницист Котар... - все эти персонажи показаны в интимной сфере чувств, вне политики и деловых отношений, так, как воспринимает их Марсель, для которого звук колокольчика в саду Комбре - более существенный ориентир, нежели, скажем, война или дело Дрейфуса.
тип ему никогда не нравился, облик с картины Боттичелли. Таков и брак дочери Свана, Жельберты с одним из Германтов, Сен-Лу. Описана в романе и любовь порочная. Тщательность проникновения в объект очевидна при пейзажных зарисовках, которых в романе множество; безупречностью, изяществом они могут спорить с картинами импрессионистов. Описания башен и колоколен, цветущих клумб и гобеленов, званых вечеров и премьер, торжественных церемоний и завтраков завораживают, как плавное течение. При этом они одухотворены авторской индивидуальностью, его философией бытия, как, например, наблюдение из первой книги, где описывается парк, по которому бежала река Вивона: "Сколько раз я наблюдал за гребцом, сколько раз я давал себе слово, когда буду жить самостоятельно, брать с него пример: выпустив из рук весла и запрокинув голову, он лежал на спине в лодке, которую уносило течением, видел только небо, медленно проплывавшее над ним, и лицо его выражало предвкушение блаженства и покоя".
Мастерски выполнены в романе портретные зарисовки служанки Франсуазы, на чьем лице читалась бескорыстная любовь к человечеству, и контрастирующая с ней характеристика герцогини Германтской, в которой Марсель "ощущал прирученную, укрощенную любезностью, уважением к духовным ценностям энергию и обаяние жестокой девочки-аристократки из окрестностей Комбре, которая с детских лет ездит верхом, перебивает, позвоночник кошкам, выкалывает глаза кроликам".
Литература о Прусте необозрима, и почти все исследователи тщательно анализировали его стиль. Сложные, многоярусные фразы-периоды, пластичные подражания музыке и живописи, нередко занимающие по нескольку страниц, отвечают уникальной задаче писателя - создать не имеющий себе аналогий роман. Барбюс называл Пруста "коллекционером микроскопических впечатлений". Пруст предвосхитил эпоху исчезновения и трансформации чувств, относительность всего, что ранее отличалось искренностью и глубиной, и показал свой вариант "утраты иллюзий". Роман созидает социальность с помощью микроанализа чувств, а не описания процессов общественных. В этом его особенность как романа нового типа, как "субъективной эпопеи".