Приглашаем посетить сайт

Лохман Н. Х.: Художественная реализация идеи общечеловеческого единства в повести А. де Сент-Экзюпери «Военный летчик»

Художественная реализация идеи общечеловеческого единства в повести А. де Сент-Экзюпери «Военный летчик»

Лохман Наталья Хоримовна,

аспирант Донецкого национального университета, Украина.

Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов, 10. 00. 00 Филологические науки, №12 2012

Повесть «Военный летчик» (1942 г.) занимает особое место не только в творчестве Сент-Экзюпери, но и во французской литературе в целом. Эта книга о событиях мая 1940 года — начального периода Второй мировой войны.

Сюжет книги строится вокруг одного военного задания, которое выполняет герой-рассказчик, пилот авиагруппы 2/33 — это разведывательный полет над Аррасом.

Повествовательный план произведения включает в себя и биографическую составляющую, и исторический контекст, и над-временной, философский аспект. Своеобразие «Военного летчика» заключается в том, что эта книга о войне не замыкается только на войне. Это и картина духовного состояния мыслящего человека военной эпохи. Здесь, как и во всем творчестве Сент-Экзюпери, повествование распадается на два потока: событийный, с его фактами и конкретикой и философско-символический, переводящий конкретику в универсальную плоскость, где конкретный исторический момент «расплавляется» в вечных вопросах.

Одним из таких вопросов является проблема человеческого единства, человеческих связей, ставшая одной из ведущих в творчестве Сент-Экзюпери. Размышлять над ней, еще не высказывая напрямую, автор «Военного летчика» начинает с самого начала своего творческого пути, в своих первых произведениях — романах «Южный почтовый» (1929) и «Ночной полет» (1931). Однако подробную разработку проблема человеческого единства получает, начиная с романа «Земля людей» (1936). В «Военном летчике» она также остается в числе ключевых.

— уровень национальный и 3) последний, носящий более универсальный характер, — общечеловеческий, который автор называет «ma civilisation» (досл.: «моя цивилизация»; в переводе А. Тетеревниковой — «моя духовная культура»).

Тема единства на профессиональном уровне развивалась в творчестве Сент-Экзюпери с самого первого произведения. Но только в «Военном летчике» он уточняет, в чем заключается суть профессионального братства. Это не только объединение людей одной профессией, это духовное родство, которое автор называет «единством сущности». Именно эта единая сущность соединяет его с товарищами, несмотря на разницу в уровне образования, возрастные, иерархические различия.

Тема национальной общности, единства страны возникает только в «Военном летчике». Появление этой темы было актуально для той исторической обстановки, в которой писалось произведение. Как известно, после подписания перемирия с Германией в 1940 г. Франция была расколота на два лагеря. С одной стороны — сторонники официального правительства Франции, обосновавшегося в Виши во главе с маршалом Петеном и объявившего о сотрудничестве с нацистской Германией. С другой — движение Сопротивления, которое включает в себя деятельность различных подпольных группировок внутри страны и организации «Свободная (позже — Сражающаяся) Франция», возглавляемой Шарлем де Голлем из штаб-квартиры в Лондоне.

Однако интерпретация темы национального единства с позиции, занимаемой Сент-Экзюпери, не совсем совпадала с настроениями, характерными для того времени. Как отмечает автор примечаний к «Военным запискам» Сент-Экзюпери Луи Эврар, «в то время можно было быть только голлистом или коллаборационистом» [11, 203]. Позиция Сент-Экзюпери отличается от остальных. С одной стороны, автор «Военного летчика» непримирим по отношению к фашизму. Он доказывает это не только словом (всем известно его высказывание «В мире, где воцарится Гитлер для меня нет места» [15, 197]), но и делом: многие биографы и товарищи Сент-Экзюпери подчеркивали тот факт, что он трижды отказывался от предложений заняться более безопасной работой. Сент-Экзюпери хотел быть только на передовой. Этот факт своей биографии он также отразил в «Военном летчике». С другой стороны, автор «Военного летчика» не примыкает и к Шарлю де Голлю. Он вообще отказывается принимать чью-либо сторону во Франции и обвинять, кого бы то ни было. Для него не существует левых и правых, виновных и праведников, его герой принимает всю вину за поражение своей страны на себя, заявляя: «Je suis de France. La France formait des Renoir, des Pascal, des Pasteur, des Guillaumet, des Hochedé. Elle formait aussi des incapables, des politiciens et des tricheurs. Mais il me paraît trop aisé de se réclamer des uns et de nier toute parenté avec les autres. La défaite divise. La défaite défait ce qui était fait. Il y a, là, menace de mort ; je ne contribuerai pas à ces divisions, en rejetant la responsabilité du désastre sur ceux des miens qui pensent autrement que moi. (…) Si j’accepte d’être humilié par ma maison, je puis agir sur ma maison. Elle est de moi, comme je suis d’elle. Mais, si je refuse l’humiliation, la maison se démantibulera comme elle voudra, et j’airai seul, tout glorieux, mais plus vain que mort» [10, 145-146] (Я неотделим от Франции. Франция воспитала Ренуаров, Паскалей, Пастеров, Гийоме, Ошедэ. Она воспитала также тупиц, политиканов и жуликов. Но мне кажется слишком удобным провозглашать свою солидарность с одними и отрицать всякое родство с другими. Поражение раскалывает. Поражение разрушает построенное единство. Нам это угрожает смертью: я не буду способствовать такому расколу, сваливая ответственность за разгром на тех из моих соотечественников, которые думают иначе, чем я. Если я разделяю унижение моего дома, я могу повлиять на его судьбу. Он неотделим от меня, как я неотделим от него. Но если я не приму на себя его унижения, мой дом, брошенный на произвол судьбы, погибнет, а я пойду один, покрытый славой, но еще более ненужный, чем мертвец [3, 323]).

Такая позиция была не понята официальными кругами обеих сторон расколотой Франции. Правительство Виши запретило распространение книги на территории страны, осуждая Сент-Экзюпери за «апологию евреев» [11, 241]. Сторонники же де Голля, как отмечает сам Сент-Экзюпери в своем письме Жаку Маритену от 19 декабря 1942 года, практически единодушно обвинили автора «Военного летчика» в поддержке правительства Виши и оправдании перемирия [14, 232]. Кроме того, некоторые современники из числа тех, кто явно симпатизировал Сент-Экзюпери (например, Жак Маритен), также не поняли его. Ему даже пришлось напрямую заявлять об отсутствии связей с Виши и своем неприятии нацизма [14, 233], [12, 128-129].

отчасти объясняется сложностью этической программы автора «Военного летчика». Некоторые исследователи, как, в частности, Л. Андреев, объясняют кажущееся противоречие этой программы тем, что Сент-Экзюпери «делает вид, будто не замечает очевидных вещей, тех, что он не желает принимать, с которыми не желает мириться» [1, 15], в числе которых, по мнению советского литературоведа, — и тот факт, что Франция разделена на коллаборационистов и участников Сопротивления.

Однако, на наш взгляд, своеобразие позиции Сент-Экзюпери заключается не в этом. С нашей точки зрения, автор «Военного летчика» вовсе не пытался абстрагироваться от действительности. Напротив, он отталкивался исключительно от нее, но смотрел гораздо шире, чем большинство его современников. Фашизм и Вторая мировая война были для Сент-Экзюпери следствием и свидетельством гораздо более глобальной, более значимой катастрофы — духовного вакуума, в который сам себя загнал западноевропейский мир. Еще в 1938 году Сент-Экзюпери пишет в своей статье, опубликованной в газете Paris-Soir: «…если немец сегодня готов пролить кровь за Гитлера, поймите, что бесполезно спорить с Гитлером. (…) Неужели вам непонятно, что когда-то мы выбрали ложный путь? Человеческий термитник стал богаче, чем в былые времена (…), но нам недостает чего-то важного, чего-то, чему мы с трудом можем дать определение. (...) Люди объединяются не тогда, когда вступают в непосредственный контакт друг с другом, а тогда, когда сливаются в едином боге» [12, 19 ­– 22]. Потому Сент-Экзюпери летчик ставит перед собой цели более масштабные, чем только борьба с нацизмом. В одном из своих писем он признается, что его товарищи по оружию сражаются не за то же, что и он: «они сражаются не за спасение цивилизации» [11, 48].

Именно проблему спасения человеческой цивилизации ставит во главу угла Сент-Экзюпери писатель, разрабатывая свою этическую программу. Поэтому его герой, как и он сам, не принадлежит ни к какой политической группировке, словно поднимаясь над теми политическими распрями, которые привели Францию к расколу, над поражением и хаосом. Пытаясь не только разобраться в причинах, приведших мир к катастрофе, но и найти пути выхода из кризиса, Сент-Экзюпери переходит к размышлению над проблемой единства на следующем уровне — общечеловеческом.

Тема общечеловеческого единства, как нами было упомянуто выше, является стержневой в предыдущем произведении Сент-Экзюпери — в романе «Земля людей». Однако в «Военном летчике» автор, с учетом исторической обстановки, включает новые аспекты в разработку этой проблемы. В «Земле людей» Сент-Экзюпери делал акцент на видовой общности людей — мы все жители одной планеты, а потому едины. Он говорил о чуде приобщения человека к какой бы то ни было идее, которая наполняла бы его жизнь особым смыслом. Это мог быть анархист в Барселоне, который, лишь отправившись на войну, превратился из обычного бедняка в человека, или часовой в монастыре, что охраняет монахинь и готов умереть за церковь. Важно было единение людей. Подразумевалось, что оно будет созидательным, но автор не прояснял, каким оно должно быть. Он лишь акцентировал, что цель у всех людей одна, разнятся только методы. В «Военном летчике» Сент-Экзюпери говорит, прежде всего, о духовных основах человеческого единства и о необходимости наличия этих основ. Он сам уточняет, как изменилось его осмысление понятий человеческого единства, человеческой общности: «Je parlais, sans préciser les mots, de la communauté des hommes. Comme si le climat auquel je faisais allusion n’était pas fruit d’une architecture particulière. Il me semblait évoquer une évidence naturelle. Il n’est point d’évidence naturelle. Une troupe fasciste, un marché d’esclaves sont, eux aussi, des communautés d’hommes» [10, 147] (Я говорил, не уточняя значения слов, о человеческой общности. Как будто духовная атмосфера, которую я имел в виду, не была порождением особой ее структуры. Мне казалось, что речь идет о естественной очевидности. Но естественной очевидности не существует. Фашистская армия или невольничий рынок это тоже некая человеческая общность [3, 325]).

Теперь он говорит о том, что именно должно лежать в основе той общности людей, той цивилизации, которую он считает «своей», и которую необходимо спасти. В качестве духовно-нравственного абсолюта, сверхэмперической «святыни» Сент-Экзюпери выбирает понятие «Человек», которое должно лежать в основе любого человеческого единства и которое есть «общая мера для всех народов и рас» [3, 327].

«Человек» выступает у Сент-Экзюпери в двух значениях: как универсальная категория, духовный абсолют и как реализация этого абсолюта в каждой отдельной личности. Этим понятием Сент-Экзюпери фактически заменяет понятие «Бог». Это его роднит с ницшеанством. О сходстве «Человека» Сент-Экзюпери и ницшеанского сверхчеловека пишет современный французский исследователь Л. де Галамбер. По его мнению, «Человек Сент-Экзюпери — это своего рода сверхчеловек» [8, 124], так как его становление предполагает «героизм и преодоление себя» [8, 124]. «Речь идет, – продолжает Л. де Галамбер, — о морали взыскательной, требующей только совершенства, а потому аристократичной» [8, 124]. Суждение французского ученого нам кажется справедливым лишь отчасти. Л. де Галамбер прав в том, что Человек Сент-Экзюпери есть «устремление ко всему лучшему» [8, 123]. Но между сверхчеловеком Ницше и Человеком Сент-Экзюпери есть принципиальная разница: Ницше, вводя понятие «сверхчеловек» разделяет людей на две категории — «высших», для которых есть возможность прийти к сверхчеловечеству и «низших», для которых этот путь закрыт. Он строит свою философию, обращаясь к «высшим людям», «героям», признавая будущее только за ними, противопоставляя их «толпе», «серой массе», «чандалам», тогда как автор «Военного летчика» утверждает Человека в каждом из людей и признает возможность каждого индивидуума возвыситься до Человека. Для него Человек — это основа единства, а не разделения людей.

Идеи автора «Военного летчика» соприкасаются скорее с учением П. Тейяра де Шардена о сверхчеловеке («ultra-humain»). В переводах на русский язык работ Ницше и Тейяра де Шардена употребляется одно и то же слово — «сверхчеловек». Во французских текстах это разные термины. Ницшеанский сверхчеловек — «surhomme » (что соответствует немецкому «Übermensch»), тейяровский — «ultra-humain». Внутренняя форма самих терминов «подсказывает», что это, хоть и схожие, но все же разные понятия. Французская приставка « sur- » (так же, как и немецкая «über» — «над») означает превосходство, высшую степень проявления какого-либо качества. Приставка «ultra-» означает чрезмерность, крайнюю степень проявления какого-либо качества. Таким образом, ницшеанский «surhomme» — это то, что стоит над человеком, а «ultra-humain» Тейяра де Шардена — крайняя степень проявления лучших человеческих качеств.

Сверхчеловечество у французского философа подразумевает внутреннее единение человечества. Тейяр де Шарден сразу отсекает возможность какой бы то ни было дискриминации, поясняя: «Выход для мира, двери для будущего, вход в сверхчеловечество открываются вперед и не для нескольких привилегированных лиц, не для одного избранного народа! Они откроются лишь под напором всех вместе и в том направлении, в котором все вместе могут соединиться и завершить себя в духовном обновлении Земли» [5, 357].

Отец Тейяр, в отличие от «антихристианина» Ницше, считает единственно возможной формой существования сверхчеловечества христианское сверхчеловечество. Для него Христос — это «всемирный космический центр, в котором все сходится, где все объясняет себя, ощущает себя и управляет собой» [4, 482]. Тейяр де Шарден развивает идею «универсализации Христа», вводя понятие «Всемирный Христос», который сможет стать основой религии будущего, объединив все человечество и приведя его к сверхчеловечеству.

«Человек» у Сент-Экзюпери выполняет ту же функцию, что и «Всемирный Христос» у Тейяра де Шардена — объединение человечества вокруг некой универсальной идеи. В этом смысле особенно показательным является свидетельство Р. Уэлле, который приводит фрагмент беседы, состоявшейся между Сент-Экзюпери и его другом Леоном Венселиусом: «Но, Сент-Экс, — сказал я ему, — закладывая понятие «Человек» (с заглавной буквы Ч) в основу своего гуманизма, заметили ли вы, что если вместо слова «Человек» поставить «Христос», вы стали бы идеальным христианином?» «Именно, — ответил он, — но я не хочу, так как моя концепция должна быть более универсальной, чем христианство» [9, 178].

Бога, Сент-Экзюпери признает и смерть Бога, и утрату христианских ценностей. Но, в отличие от Ницше, автор «Военного летчика» не критикует христианство. Как отмечает французский исследователь А. Дево, в повести соединяются «проникновенная признательность к христианству, которое сумело создать в Боге такие ценности, как равенство, достоинство, братство, надежда, милосердие, и одновременно прощание с христианством, призыв к религии Человека. (…)Христианство стоит за нами как пример для подражания, но только с целью создания новой цивилизации» [7, 51]. Если Ницше призывает к полному разрушению изжившей себя религии («Что падает, то нужно еще толкнуть» [2, 151]), не видя ничего положительного в христианстве, то Сент-Экзюпери «говорит о христианстве в прошедшем времени как об удивительной реликвии» [7, 51]. Об этом свидетельствует и смена тональности повествования. Слог становится более торжественным, приподнятым. Вся XXVI глава, в которой рассматриваются основные, с точки зрения автора, ценности состоит из 7 (!) частей, напоминающие, по словам К. Боргаля, библейские строфы [6, 133]. Каждая из них начинается с анафоры «Je comprends…» («Я понимаю…»). Между этими частями-строфами 7 раз рефреном повторяется идея о цивилизации, которая является «наследницей Бога». Автор использует целый арсенал лексико-синтаксических средств, суггестивных элементов (например, сакральное число 7) для выражения «проникновенной признательности христианству» [7, 51] за оставленное наследие. Он создает свою этику, используя все лучшее, что осталось в наследство человечеству от христианской традиции. При этом Сент-Экзюпери не просто заимствует язык христианства, а выстраивает на его основе свой собственный, соответствующий его собственной философско-этической программе.

Итак, в книге «Военный летчик» А. де Сент-Экзюпери, отталкиваясь от конкретной исторической действительности, размышляет над проблемой общечеловеческого единства, решение которой связано у него с поиском путей духовного объединения людей, поиском общей для всех религии.

Литература

—1940. — М.: Прогресс, 1987. — С. 7—21.

2. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ф. Ницше; пер. с нем. Ю. М. Антоновского // Сочинения: в 2 т. — М.: Мысль, 1990. — Т. 2. — С. 5—237.

– Кишинев, 1973 – С. 238—338.

4. Тейяр де Шарден П. Как я верую / Пьер Тейяр де Шарден // Феномен человека: Сб. очерков и эссе: пер. с фр. З. Масленниковой. — M., 2002. — С. 449—486.

— M., 2002. — С. 133—430.

6. Borgal C. Saint-Exupéry, mystique sans foi. – Paris, 1964.

7. Devaux A. A. de Saint-Exupéry. Les écrivains devant Dieu. – Paris, 1965.

é et son expression chez Antoine de Saint Exupéry. – Thèse de littérature française. – Université Paris IV La Sorbonne, 2006.

’œuvre de Saint-Exupéry. – Paris, 1971.

10. Saint-Exupéry A. de Pilote de Guerre // A. de Saint-Exupéry Pilote de Guerre. Vol de Nuit ­– М., 2001 – С 4—167.

11. Saint-Exupéry A. de. Ecrits de guerre 1939-1944. – Paris, 2000. — 522 p.

éry A. de. Honte de la guerre, honte de la paix / Antoine de Saint-Exupéry // Ecrits de guerre 1939-1944. – Paris, 2000. – P. 19—23.

éry A. de. Lettre à André Breton / Antoine de Saint-Exupéry // Ecrits de guerre 1939-1944. – Paris, 2000. – P. 126—138.

14. Saint-Exupéry A. de. Lettre à Jacques Maritain, 19 décembre 1942 // Antoine de Saint-Exupéry // Ecrits de guerre 1939-1944. – Paris, 2000. – P. 230—236.

15. Souvenirs de Pierre de Lanux / Antoine de Saint-Exupéry // Ecrits de guerre 1939-1944. – Paris, 2000. – P. 195—198.