Голосова Е. А.
Учитель русского языка и литературы ГБОУ СОШ № 430 г. Москвы
«СИНЯЯ ПТИЦА» МЕТЕРЛИНКА: РОДОСЛОВНАЯ СЮЖЕТА
Современная филология: теория и практика: материалы IX С56 международной научно-практической конференции, г. Москва, 2-3 октября 2012 г. / Науч. -инф. издат. центр «Институт стратегических исследований». - Москва: Изд-во «Спецкнига», 2012.
Традиция реминисцирования образа «синей птицы» в России зародилась сразу после перевода пьесы и издания ее у В. М. Саблина в 1908 году. Так, уже в 1910 году в московском журнале «Светлячок» Н. Фольбаум публикует обработку пьесы для постановки в кукольном театре, в этом же году в типографии Ф. И. Филатова выходит под тем же названием весьма далекое от пьесы произведение - сборник сатирических зарисовок и шаржей П. А. Максимова. Список легко продолжить произведениями не только двадцатого, но и двадцать первого века. Однако при обзоре несметного количества одноименных литературных, музыкальных и кинематографических произведений легко заметить, что образ птицы как символа неуловимого счастья подвергается цитации несколько однопланово. Полагаем, что он должен рассматриваться намного полнее в его многомерности и «обремененности» всем тем сонмом фольклорных, литературных, общефилософских мотивов и сюжетных заимствований, которые Метерлинк сплел воедино в своей феерии.
Метерлинк часто брал в основу своих драм фольклорную сказку или сказку литературную, часто романтическую, но питаемую из того же кладезя народного творчества. Переложение же сказки в рамках поэтики символистского театра коренным образом меняло саму ее сущность. Так, в «Синей птице» есть указания на связь и с гриммовскими сказками, и со сказками Шарля Перро. Однако история «Синей птицы» лежит еще глубже. Уже в XII веке существовало переложение французской народной сказки «Синяя птица» в жанр лэ Марией Французской. Указания на это можно встретить у французского историка Жака Ле Гоффа: «В лэ об Ионеке, где особенно много места отведено чудесному, друг другу противопоставлены две страны - страна реальная, где живет злой герой, и страна волшебная, откуда приходит и куда возвращается умирать чудесный принц, отец Ионека, красивый рыцарь, обернувшийся птицей, чтобы найти свою возлюбленную (Ионек - самая древняя из известных версий Синей птицы)» [1, 273].
В статье Самарина и др. «Средневековый рыцарский роман» находим свидетельство о том, что древняя сказка - это «история любви знатной красавицы и юноши, оборачивающегося птицей, чтобы проникнуть в укромные покои замка, где ждет его возлюбленная <.. > Ионек погибает, попавший в ловушку, расставленную ревнивым мужем» [3, 560]. Можно сделать вывод, что общим между сказкой Метерлинка и лэ Марии Французской, наиболее идентичной народной сказке из известных переложений, является название, мотив превращения, происходящего с главным героем, и мотив недостижимости счастья, хотя реализация последнего решена в двух сказках совершенно различными путями.
Вопрос «сказочного наследия» в творчестве Метерлинка достаточно непрост. Так, Александр Блок пишет, что «за пьесой-сказкой Метерлинка лежит длинная литературная традиция, которая тянется от народных сказок, сквозь их литературное преломление у французского сказочника Perrault, с одной стороны, и сквозь целую большую полосу германского романтизма, с другой» [2, 147]. И. Д. Шкунаева упоминает французскую сказку одной из современниц и продолжательниц Шарля Перро мадам Мари Катрин Д'Онуа (1651-1705) под таким же названием. В ней злая фея превращает Прекрасного принца в Синюю птицу, чтобы разлучить с возлюбленной, в счастливом финале принц обретает прежний облик, а злодейка превращается в свинью. И. Д. Шкунаева отмечает, что кроме названия общим с метерлинковской сказкой «сюжетным мотивом, основой сказочной перипетии» является то, что «внешность, физическое качество персонажа, приводится в соответствие с качеством внутренним» [4, 142].
«Митиль - костюм Гретель или Красной шапочки». Примечательно упоминание именно этих сказок. И в сказке бр. Гримм «Гензель и Гретель», и в «Красной шапочке» Ш. Перро дети блуждают в лесу: Гензель и Гретель унесены в лес отцом по совету злой мачехи, Красная шапочка пустилась в дорогу в гости к бабушке. Метерлинк отмечает, что Тильтиль (как и его братья и сестры) должен быть «в костюме Мальчика-с-пальчик из сказок Перро». Сказка же Перро о Мальчике-с-пальчик, задолго до Гриммов, использует тот же бродячий сюжет, что и в «Гензель и Гретель». Таким образом, распространенный мотив путешествия (преодоления препятствий), причем пролегающего через полный опасностей лес, становится сюжетообразующим и в тексте сказки-феерии.
Для нас интересно то, что Метерлинк сам обнажает сходство своей сказки с другими литературными сказками, тем самым намекая на отнюдь не привычную развязку. И в «Гензеле и Гретель», и в «Мальчике-с-пальчик» отец детей - дровосек. Отец Тиль в «Синей птице» тоже дровосек, но эта деталь задействована в сюжете по-особому - это причина войны деревьев и животных против людей (мотив покорения природы человеком). Во время переодеваний (а мотив переодевания также традиционен для волшебной сказки о преодолении героем препятствий) упоминаются многие сказки Шарля Перро - «Красная шапочка», «Мальчик-с-пальчик», «Золушка», «Ослиная шкура» и «Синяя борода». Герои в целом существуют уже в пространстве именно этих сказок: так, они начинают свой путь с дворца Синей Бороды, который достался «в наследство» фее Берилюне. «На самом дне сундука с сокровищами Ослиной шкуры» находит «платье лунного цвета» (платье цвета месяца) Душа Света. А золотое платье цвета времени Принцессы - Ослиной шкуры («платье цвета солнца» в других переводах) берет Вода. «Ливрею одного из выездных лакеев Золушки» выбрал Пес, в дополнение к платью гриммовской Гретель Митиль взяла туфельки Золушки. Берленго должна, по мнению Метерлинка, напоминать своим костюмом «нищенок из волшебных сказок». Возможно, Метерлинк отсылал воображение постановщиков к злой мачехе в образе нищенки из сказки «Белоснежка и семь гномов» бр. Гримм. Мать Тиль, отец Тиль, бабушка Тиль и дедушка Тиль могли быть одеты в «костюмы дровосеков и немецких крестьян из сказок братьев Гримм».
Стоит обратить внимание на образы некоторых второстепенных героев «Синей птицы», т. к. их «литературные прототипы» значительно расширяют представление о реминисцировании у Метерлинка. Это Хлеб, Кошка, Собака. Например, и в вариантах сказки о Гензеле и Гретель бр. Гримм, и в сказке о Мальчике-с-пальчик Ш. Перро важную роль играет понятие «хлеба насущного», в обеих сказках семье не хватало пропитания и в обеих главный герой в пути бросает хлебные крошки на дорогу. Хлеб в метерлинковской сказке тоже сопровождает детей в их трудном путешествии. Кроме сюжета о хлебных крошках, в народном сознании зародился и живет до сих пор бродячий сюжет о ссоре кошки с собакой. А своим авантюризмом Тилетта очень напоминает Кота из сказки «Кот в сапогах», хотя последний, наоборот, использует свою пронырливость в интересах хозяина. Так, она заранее договаривается с деревьями, чтобы они погубили детей, а позже говорит Тилю слова, которые гораздо искренней сказал бы Кот в сапогах маркизу де Карабасу: «Я пошла вперед, чтобы предупредить о твоем приходе <.. > Положись на меня - я все улажу».
В отличие от Кошки, Пес - воплощенная преданность, что тоже характерно для изображения пса в сказках. В случае с Тило большое значение могло иметь наличие реального «прототипа» - французского бульдога Жако, жившего у Метерлинка на момент посещения последнего К. С. Станиславским [2, 224]. Есть удивительная «Сказка о Куртийон-Куртийет Сюивон-Сюивет», в сюжете которой переплетены сразу несколько уже упомянутых нами мотивов. Отец-дровосек из-за голода вынужден оставить в лесу двух сыновей, дочку и собаку. Но собака, после давнего посещения семьи старой колдуньей, обладает волшебным даром. Она умеет говорить и способна оборачиваться сама в любые предметы и превращать детей, т. е. прослеживаются мотивы сказки о Прекрасной Жанетон и английской сказки о Молли Ваппи. Собака верно служит своим маленьким хозяевам и помогает им преодолеть сложные препятствия на пути к достижению счастья - достатка и единства с родителями. Все это становится возможным лишь благодаря тем чарам, которыми наделила ее колдунья. Собака вместе с детьми попадает к нечистому (напрашивается аналогия с владениями Ночи в «Синей птице») и побеждает его. Очевидно, что Куртийон-Куртийет Сюивон-Сюивет имеет прямое отношение к «литературной родословной» Тило.
Примечательно, что обращаясь к жанру сказки-феерии, Метерлинк через использование указаний на связь с другими сказками сразу погружает зрителей в атмосферу волшебности, а упоминание рождественской елки настраивает и на восприятие святочного рассказа, «оживание» предметов и наделение их даром речи как раз и относится к сюжетообразующим мотивам сказки и святочного рассказа. Другими жанровыми составляющими можно считать средневековые романы и интермедии Нового времени, на которые и указывает Александр Блок, отмечая особое решение Метерлинком вопроса об аллегориях: «В этих поисках <Синей птицы> принимают участие всякие предметы, животные и растения. Все они - такие, какими только и могут быть, - «ничего особенного», как сказала Фея. Казалось бы, все это - аллегория, как в средневековых романах или старинных интермедиях; как в каком-нибудь «Романе о Розе» 13 века, где играют роль Ненависть, Низость, Скупость, Зависть, Печаль, Старость и т. д. Это было бы неинтересно и неблагодарно для исполнителей. Метерлинк сумел эти аллегории превратить в живых лиц, в прекрасные роли. Он предлагает представлять... не Коварство кота, а коварного кота, - все коты коварны; и сейчас же артисту становится не тягостно, а приятно изображать эти резкие черты, которые надо только уметь воплотить как можно разнообразнее, на все лады [2, 150]. В «Романе о Розе» Гильом де Лоррис, автор первой части, использовал форму аллегорического сна. Конечно, Метерлинк не использовал «конкретно этот роман», мы можем говорить об использовании традиции аллегорического повествования, опирающейся на такие романы, интермедии, басни и т. д., и использовании сна как приема, позволяющего перейти к аллегорическому описанию.
«родословная» Души Света определяется гораздо сложнее, т. к. в ней сплелись образы многих и многих «светоносных» помощников героев сказок, в ней соединились не только образы, но и вообще та отвлеченная идея добра, помощи человеку, которая развивалась в христианской средневековой литературе.
косвенное указание в самой пьесе через прямую цитацию названия или реминисцирование при описании деталей. Среди заимствованных и художественно воплощенных в сказке мотивов можно отметить следующие сюжетообразующие мотивы: мотив путешествия в опасном лесу, мотив сна, с которыми герои сталкиваются в путешествии, мотив помощи животных и предметов человеку, мотив искания счастья, мотив оставления детей родителями как следствия нужды, мотив превращения, в котором внешнее и внутреннее приходят в соответствие, мотив переодевания, мотив вражды кошки с собакой и некоторые другие.
Представляет большой научный интерес так же сравнение идейной структуры сказки с рядом философских произведений Новалиса, Рейсбрука (Рюисбрека), Карлейля, Бёме и др., но данная проблематика требует уже отдельного изучения. Не претендуя на исчерпанность темы, тем самым подчеркиваем многогранность сюжетной специфики «Синей птицы», гипертекстуальность пьесы и заведомую плодотворность исследований в данной области.
Литература
— М.: Издательская группа «Прогресс», 2001.
— М.: Рудомино, 2001.
3. Самарин Р. М., Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 2. — 1984. — С. 551—562.
4. Шкунаева И. Д. Бельгийская драма от Метерлинка до наших дней. Очерки. - М.: Искусство, 1973.