Ю. А. Жаданов
Харьковский национальный университет им. В. Н. Каразина
пл. Свободы, 4, г. Харьков, 61077
АНТИУТОПИЯ ХХ ВЕКА: ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ
http://sevntu.com.ua/jspui/bitstream/123456789/102/1/Fhilolog. 76.2005.123-134.pdf
Рассмотрено развитие жанра антиутопии первой половины ХХ века.
Рубеж веков (XIX и XX) – это время качественного изменения в тандеме утопия-антиутопия, когда позитивная утопия теряет былое первенство и уступает место негативной утопии. XX век становится периодом обретения антиутопией своего окончательного жанрового оформления и закрепления за ней места главенствующего и преобладающего жанра эпохи. Анализу основных дискуссионных проблем зарождения и развития жанра антиутопии ХХ века посвящена настоящая работа.
Целью данной статьи является исследование основных произведений, лежавших в основании жанра, вычленение характерных жанровых черт, определивших лицо антиутопии ХХ века.
Проблемы утопии/антиутопии являются одним из актуальных проблем современного зарубежного и отечественного литературоведения.
В настоящей работе мы использовали точки зрения виднейших исследователей утопического (Баталов Э., Гальцева Р., Голдинг В., Казак В., Любимова А., Мангейм К., Рейли П., Фромм Э., Чаликова В.) [1-9].
После первой мировой войны для жанра утопии наступил глубокий кризис. "Эта война, – писал Э. Фромм в "Послесловии к роману Дж. Оруэлла "1984", – ознаменовала начало процесса, которому предстояло в сравнительно короткое время привести к разрушению двухтысячелетней традиции надежды и трансформировать ее в состояние отчаяния" [1, c. 258]. Из этого кризиса социально-исторической надежды и рождается негативная утопия ХХ века. Издавна существовавшая антиутопическая традиция, "лишь в ХХ веке возникает как массовое явление, как продукт определенного типа сознания, обладающий собственной художественной ценностью" [2, с. 29]. При этом негативная утопия ХХ века с начала своего возникновения была окрашена в трагические тона.
Этому способствовало:
1) возрастание научно-технического прогресса и связанной с ним проблемы дегуманизации личности;
2) до предела обострившиеся социально-политические противоречия ХХ века. Все это привело к тому, что 20 – 40-е годы нашего столетия стали эрой негативных утопий.
Наиболее знаменитые и этапные антиутопии первой половины ХХ века – романы "Мы" Е. Замятина, "О дивный новый мир" О. Хаксли и "1984" Дж. Оруэлла.
Евгений Иванович Замятин (1884 – 1937) – выдающийся русский писатель, автор "гениального, провидческого описания тоталитарной системы, в которой царит вера в регулируемость всех событий посредством диктата разума и принцип уравнения всех подданных" [3, с. 150], по единодушному признанию критики, первым в ХХ веке предпринял попытку художественно воссоздать общество осуществленных утопических идеалов, используя опыт классической утопии и собственные выводы осмысления современной ему действительности: "Мы" предопределил развитие жанра «антиутопия", дал толчок к развитию основной ведущей ее проблематики – трагическая, роковая судьба личности в условиях тоталитарного общественного строя" [4, с. 151].
Замятин пишет свой знаменитый роман в 1920 году, когда, казалось, весь мир сошел с рельсов и несется в неизведанное, когда утопии прошлого начинают обретать реальные трагические черты настоящего. Роман создается в эпицентре этих превращений. Военный коммунизм, послевоенная разруха, пролеткультовские идеи техницизма и коллективизма, воспоминания автора о машинизированной Англии, где до революции он строил ледоколы, – все это стало основой для создания странного фантастического мира Единого Государства.
При этом "Мы" резко отличается от предшествующей утопической традиции. Замятин осознает себя автором другого жанра, создателем новой модели воображаемого совершенного мира, давшей традиционной утопической мысли о возможном будущем антиутопическое осмысление. Подобное уже встречалось в литературной истории в творчестве Аристофана, Гоббса, Рабле, Свифта, Джонсона, Мандевиля, Батлера, Уэллса и др. Но антиутопические мотивы у них проступали то в виде пародии, то в виде вкраплений в крупные произведения иного жанра, то носили характер описания одной из многочисленных стран, которые посещает главный герой.
Главное, что во всех этих книгах изображаемое общество не представало в виде законченной, сложившейся системы, охватывающей все сферы человеческой жизни. Эти книги не давали цельной картины идеального несовершенного жизнеустройства. Кроме того, во всех предшествующих произведениях антиутопического корректива происходило развенчание конкретных утопических проектов, но не утопической установки в целом. Это впервые сделал Е. Замятин.
"задает тут некий эталон" [5, с. 219]. Основой для писателя является двухтысячелетняя история развития утопической литературы от Платона до Уэллса, которую он отлично знал и с которой вступает в открытую полемику. В первую очередь изменяется целевая установка. Традиционная ориентация на условно-позитивный идеал заменяется нацеленностью на условно-негативный. Замятинское Единое Государство согласно утопической традиции воплощает идеал совершенного государственного устройства с людьми-нумерами и палачом-Благодетелем во главе. Цена совершенства – идеальная несвобода, причем воспринимаемая большинством как должное.
"Архетип жанра", как называла роман "Мы" В. Чаликова, заложил основы последующего развития жанра. Изображение личности во взаимодействии с враждебным ему обществом вызвало появление романного конфликта и романной проблематики. Конфликт основывается на взаимоотношениях двух главных героев – Д-503 и I-330. Любовь героев, по нашему мнению, не более чем, прием, направляющий внимание читателя к главному конфликту – драме идей. Романная проблематика реализуется в конфликтной ситуации: личность и социум, выходящий на уровень философско-художественного осмысления Природы, Человека, Истории.
Замятин-новатор взрывает канонический, статический строй классической утопии. В противовес статичности выдвигается "ересь" и поэтому антиутопия Замятина – не образ сложившегося общества, а изображение того момента в его циклическом движении, когда пришел час нового взрыва. Роман начинается в преддверии больших, сущностных перемен в душе героя Д-503 и в обществе. Статичное описание идеальных государств у Мора, Кампанеллы, Бэкона, Беллами, Морриса сменяется у Замятина динамикой действий. Герой оказывается втянутым в бурные, разнообразнейшие события (любовное увлечение, внутренний бунт, косвенное участие в подготовке восстания, лоботомия, примирение с властью), в результате которых нарушается привычное, математически выверенное течение жизни Единого Государства.
Замятин во всем выступает новатором. Поэтому он в корне "ломает" традиционную форму построения утопического романа. Классические формы диалога (Мор, Кампанелла) или описательного повествования (Верас, Батлер, Моррис, Беллами, Уэллс, Верн) заменяется у автора "Мы" на дневниковую форму. Справедливости ради следует сказать о том, что форма дневника уже была использована Д. Дефо в романе "Робинзон Крузо", но и там повествование носило все тот же размеренный описательный характер. Роман Е. Замятина представляет собой ряд записей в дневнике главного героя Д-503. Отрывочности записей соответствует и члененность повествования. Текст романа распадается на отдельные осколки (конспекты-записи героя), соединенные рукой мастера, они превращаются в мозаику нового мира, рожденного фантазией художника.
Еще одна особенность романа Замятина – ее трагическая доминанта, осознание страшных последствий для человечества возможных реализаций утопических проектов. Это станет довлеющей чертой во всей последующей утопической литературе. Роман "Мы" может быть назван "контрутопией" по отношению к предшествующей утопической традиции. При этом Замятин спорит не непосредственно с авторами известнейших утопий, а с утопической установкой в целом, разоблачает бесчеловечный характер реализации утопических проектов. Таким образом, можно говорить об абсолютном всеобъемлющем характере антиутопии Замятина.
– 1963), крупнейшего английского писателя ХХ века, стала сатирическая антиутопия "О дивный новый мир" ("Brave new world") (1932), изображающая бездуховное, машинизированное, технократическое общество будущего. Основную идею писатель заимствовал из работы Б. Рассела "Научное мировоззрение". В интерпретации Хаксли научно-технический прогресс приводит к деградации личности, профанации искусства, полной атрофии чувств. "О дивный новый мир" создавался Хаксли в полемике с:
2) широким внедрением автоматизации и стандартизации в жизнь современного ему западного общества.
"Проницательный и циничный" Хаксли, как назвал его Э. Я. Баталов [3, с. 228], споря с "Современной утопией" Г. Уэллса, не просто использует находки великого фантаста, но едко с сарказмом обыгрывает их, доводя до абсурда.
Прослеживая прямых предшественников Хаксли в выбранном направлении, кроме уже названного Г. Уэллса, можно назвать роман М. Шелли "Франкенштейн, или Современный Прометей" (1818) и роман С. Батлера "Едгин" (1872). Но главным предтечей Хаксли критики единодушно называют роман Е. Замятина "Мы". Свои основные темы автор "Дивного нового мира" взял у Замятина, но ничего не повторил, а талантливо развил и дополнил, придал ему "западный" колорит. Кроме того, Хаксли, идя вслед за Замятиным, повторяет, но на новом, более высоком уровне, разработку и доведение до абсурда основных положений классической утопии.
в позитивной утопии). Локальность имеет в романах зрительно осязаемые формы: Зеленая Стена у Замятина и Ограда у Хаксли. В "Дивном новом мире" границы совершенного государства приобретают символический и трагический характер: ограда, повсеместно усеянная костями и трупами животных, погибших от высокого напряжения, олицетворяет собой непреодолимую преграду между миром живой природы и искусственным совершенным миром.
Сюжет романов Замятина и Хаксли, по мнению А. Любимовой, "заключает в себе энергию отрицания концепции застывшего времени" [6, с. 107]. Действительно, оба автора-антиутописта восстают против совершенных обществ, которые в силу своей завершенности, самодостаточности становятся тормозом поступательного развития человечества.
Характерной чертой Единого и Мирового государств является мифологизация социального сознания, подмена разума верой, ярким проявлени- ем чего является обожествление Благодетеля у Замятина и Главноуправителей у Хаксли.
Эпиграфом к роману Хаксли стали знаменитые слова Н. Бердяева ("утопии страшны тем, что они сбываются"), которые определили основную задачу книги – развенчание утопии путем воссоздания всех ее положений для наглядного показа того, к чему ведут стихийные попытки реализовать утопию на высочайшем техническом уровне будущего фантастического общества.
Сюжетная линия романа Хаксли отличается математической точностью и завершенностью. Показав вначале соты этого человеческого улья – Инкубаторий и Воспитательный центр, разъяснив глубинную основу этого нового мира, Хаксли в ярких объемных картинках повседневной жизни своих героев дает почувствовать, как и чем живут эти гомункулусы. После этого автор подает картину запредельного мира – мира мексиканской резервации, противопоставленного послефордовскому государству. Столкновение этих двух миров и составляет основу сюжета романа "О дивный новый мир". Представители свободного мира Джон (Дикарь) и Линда вместе с приехавшими к ним на экскурсию жителями Мирового Государства Бернардом Марксом и Линайной Краун отправляются в Дивный новый мир. В этом сюжетном повороте Хаксли идет дальше Замятина, который только издали, в проеме взорванной Зеленой Стены, показал нам полудиких жителей мира живой природы. И это удачная находка, т. к. дает возможность увидеть Новый мир глазами постороннего, т. е. увидеть его со стороны.
без художественного их воплощения представляли бы собой бледную иллюстрацию нежизнеспособности тех или иных тоталитарных режимов. Художественность, как и в романе Замятина, возникает на основе романного конфликта. В центре такого конфликта стоит человек, который противостоит тоталитаризму как системе, чуждой человеческой природе. Так и строятся романы "Мы" и "О Дивный новый мир". Здесь есть столкновение антагонистических сил, носителями которых выступают герои и есть конфликт, который разворачивается и фабульно, и в сознании главного героя (у Замятина – Д-503). Хаксли с образом Дикаря связывает основной конфликт произведения, который носит тройственный характер:
1) конфликт Дикаря с окружающим, шокирующим его миром (социальный);
2)конфликт с Линайной (любовный);
3) конфликт с Мустафой Мондом (идейный).
Романный конфликт в "Дивном новом мире" усложняется, т. к. представлен не одним, а тремя героями, что позволяет автору внести различную идейную направленность и индивидуальную окрашенность традиционного антиутопического конфликта Личности и Общества. Образом Дикаря представлен конфликт "естественного человека" с противоестественным человеческой природе совершенным миром. Конфликт Гельмгольца с идеальным обществом проистекает еще с утопии Платона, в которой не было места одаренным творческим личностям. Неприятие нового мира Бернардом начинается на почве комплекса неполноценности из-за нестандартной внешности и перерастает в глубокий философский конфликт, затрагивающий общечеловеческие проблемы.
"Мы" и "О дивный новый мир" позволяет сделать следующие выводы:
1. Е. Замятин и О. Хаксли продолжили многовековую утопическую традицию в ХХ веке. Усилиями авторов антиутопический корректив, существовавший параллельно с позитивной утопией (Аристофан, Т. Гоббс, Дж. Свифт, Вольтер, С. Джонсон, Б. Мандевиль, С. Батлер, Г. Честертон, Р. Киплинг, Э. Фостер, Р. Нокс, К. Чапек) получает законченный, сформировавшийся вид.
2. "Мы" и "О дивный новый мир" воплотили основные черты негативной утопии, ставшие в последующем традиционными:
– в негативной утопии изображается традиционно совершенное общество, в котором автор на современном материале реализует основные положения позитивной утопии, придавая им законченный абсурдный вид;
– изменяется основной художественный конфликт произведения: вместо традиционного (между мечтой и действительностью) на первое место выдвигается конфликт между Личностью и Системой;
– основной конфликт реализуется в произведениях на примере ряда отдельных конфликтов героев с Системой, при этом каждый из них приобретает свою окрашенность (в "Дивном новом мире": Гельмгольц (свобода творчества), Дикарь (свобода выбора), Линайна (болезнь любви), Бернард (комплекс неполноценности из-за нестандартной внешности); в "Мы" I-330 (идейные разногласия с Системой), О-90 (жажда материнства), R-13 (место поэта в государстве));
– главное место в романах Замятина и Хаксли занимает проблема счастья и свободы человеческой личности: реализация идеала счастливой, обеспеченной жизни на практике оказывается профанацией мечты и счастья, ведет к тоталитарному бесчеловечному обществу.
Следующим, важнейшим, этапом развития антиутопии становится роман Дж. Оруэлла "1984", в котором писатель поставил целью исследовать природу и губительные последствия тоталитаризма, одного из ужаснейших, по его мнению, порождений нашего столетия.
Тоталитаризм в романе Дж. Оруэлла "1984" предстает как законченная система, охватывающая все стороны человеческого бытия. Писателю удалось собрать воедино все, даже самые незначительные негативные штрихи предшествующих, настоящих и возможных образцов тоталитарных режимов человечества. Поэтому роман "1984" по праву может быть назван энциклопедией тоталитарной идеи человечества. Задача разоблачения тоталитаризма сказалась на своеобразии проблематики и поэтики романа "1984", определила композиционное построение произведения, существенно повлияла на образную систему, придала особую напряженность сюжету. Проблема тоталитаризма определила тематику романа – существование личности в условиях полной несвободы.
Произведение состоит из трех частей, каждая из которых является этапом становления и развития главного героя. Динамичный, развивающийся герой – итог творческих исканий писателей утопистов ХVШ-ХIХ веков – у Оруэлла приобретает новые характерные черты. Если у Дефо герой – олицетворение все возрастающих возможностей человека, у Свифта – носитель авторской идеи скептического отношения к человечеству (в последних двух книгах "Путешествий..."), у Морриса – герой-автор, с восторгом вживающийся в мир совершенных человеческих отношений будущего, у Уэллса – герой-скептик, с опаской относящийся к техническим возможностям развивающегося человечества, то у Оруэлла – герой подается не столько в динамике действий или событий, сколько в развитии собственного "я", обретении оригинального взгляда (рокового для героя) на происходящее, приведшего героя к конфликту с обществом. Поэтому и повествование Оруэлл строит как историю зарождения, жизни и гибели Человека и Личности. Этим этапам соответствуют три главы романа. Первая вводит нас в мир одиночества и беспросветности существования человека в мире тотальной власти государства над гражданами. Вторая посвящена описанию любви главного героя, обретению им чувства собственного достоинства, смешанного с горьким чувством своей обреченности. Третья раскрывает мир пыток и истязаний, которым подвергается герой и его возлюбленная, в Министерстве любви. По сути дела, это ад Океании. Но в отличие от "Божественной комедии" Данте, где "Ад" является первой частью произведения, завершающегося описанием рая, страшный мир "1984" логично венчается описанием ада, к которому неминуемо и закономерно приходят все персонажи Оруэлла.
становления и гибели характера главного героя, переданная в конкретных событиях. Повествование имеет скачкообразный характер. Автор не дает целостной, последовательной картины жизни героя. Он рисует лишь важнейшие, определяющие ее моменты. Но от этого повествование не становится усеченным и ущербным, ибо недостающие части мы с легкостью восстанавливаем по мелким замечаниям, разбросанным в тексте и, таким образом, обретаем целостное впечатление о происходящем.
Главную нагрузку художественного воплощения идей автора несет на себе система образов, недаром прозу нередко называют мышлением в образах. И здесь, на уровне героев, наблюдается значительное отличие Оруэлла от предшествующей утопической литературы. Герои в классических утопиях статичны, безжизненны, нет характеров, нет личностей, они – лишь иллюстрации, приложение к теоретическим умопостроениям автора. Подобное положение коренным образом изменяется, когда акцент на приоритетное изображение общественных институтов нового общества и идеальной государственности, присущих ранней утопии, смещается в сторону всестороннего раскрытия внутреннего мира человека в новом совершенном обществе. В более поздних утопиях С. Батлера, Э. Булвер-Литтона, Э. Беллами, У. Морриса образы теряют былой схематизм, наделяются авторами живыми человеческими чертами и переживаниями, но они все еще остаются статичными, со стандартным набором положительных или отрицательных качеств. По-иному изображаются действующие лица у Замятина и Хаксли. Им свойственны человеческие эмоции, ощущается "вырисовка" характеров, каждый из персонажей предстает в своем, только ему присущем обличии. Более того, мы видим идейный рост героев, изменение их мировоззрения под влиянием тех или иных событий. Но все их существование "искусственно - бесчеловечно" [7, с. 150] , и мы, читатели, смотрим на них как бы со стороны. Для нас они лишь загадочные существа, хитро устроенные игрушки, вроде механического соловья. Герои Оруэлла воспринимаются как живые, несмотря на фантастический мир, в котором они живут, читатель им сопереживает, жалеет или ненавидит.
1) высокохудожественном решении собранных воедино основных проблем предшествующей утопической традиции и злободневных вопросов современности;
2) перенесении акцентов художественного повествования с тщательного воссоздания социально совершенных государств (позитивная утопия) или критического осмысления утопических идеалов (антиутопия) на изображение катастрофических последствий их полного воплощения в жизнь, пристальное внимание к трагической судьбе Личности в подобном мире до конца осуществленной утопии;
– идеально несовершенное общество Оруэлла носит ярко выраженный тотальный человеконенавистнический характер. Тоталитаризм, как наиболее страшное явление современной эпохи, становится главным объектом исследования в романе, определяет проблематику и поэтику произведения;
– конфликт в романе носит внешний и внутренний характер:
1) внешний определяется противоправными поступками героя;
2) внутренний определяется преступными мыслями героя;
– своеобразие сюжета заключается в том, что он предстает не как последовательная система событий, а как история возникновения, развития, становления и гибели Личности в обществе обезличенных граждан;
– неизмеримо вырастает роль, значение и философское осмысление главного героя: он является идейным центром, вокруг которого формируется сложная, разноплановая система образов, призванная дать энциклопедически исчерпывающую характеристику внутреннего мира тоталитарного государства насилия;
– важнейшей чертой не только романа Оруэлла, но и всех произведений негативной утопии первой половины ХХ века, становится пространственно-временная узнаваемость, что знаменует собой переход от традиционно утопического абстрагированного изображения идеального государства к воссозданию реалий современности, сатирически гиперболизированных и приобретших обобщающий характер;
– новаторский характер романа "1984" в трактовке традиционных утопических проблем проявляется кроме вышеперечисленного также и в:
а)создании теории сверхтоталитарного общества (книга Голдстейна);
в) вербальном воссоздании особого языка тоталитарного общества – Новояза;
г) в придании политическим проблемам художественного звучания;
– Оруэлл создает особый тип художественности: исконно существование в утопических произведениях публицистическое, фантастическое и реалистическое начала в романе "1984" соединяются в некоем синтезе, отразившем новый этап в развитии жанра.
Новаторство Оруэлла ярко проявилось в жанровом своеобразии его произведений. Творческие поиски писателя сказались в обогащении и усложнении художественной формы двух его последних творений, в которых Оруэлл проявил явное стремление к полижанровости, то есть к синтезу различных жанровых тенденций. На становление антиутопических произведений Оруэлла оказали влияние классическая утопия, научная фантастика и публицистика. Отсюда проистекает специфическая художественная структура романа-антиутопии "1984", сочетающего в себе черты: научной фантастики, социальной утопии, философского и сатирического произведения, публицистики и научного, исторического документа.
"1984" носит элементы политического, антивоенного произведения, научного трактата, романа-предупреждения. Такой синтез возможностей различных жанровых типов является характерной особенностью произведений осуществленной утопии первой половины ХХ в., свидетельствующей о ее жанровой емкости и гибкости. Все это придало последним произведениям Оруэлла неповторимое звучание, позволило автору в доступной и занимательной форме донести до читателя всю сложность волнующих его проблем современной жизни и что, в конечном итоге, определило неубывающий интерес читателя к книгам Оруэлла.
Таким образом, в великой тройке антиутопистов первой половины ХХ века творчество Оруэлла вполне заслуженно занимает главенствующее положение.
Благодаря творчеству Дж. Оруэлла, О. Хаксли и Е. Замятина жанр утопии в ХХ столетии приобретает статус большой литературы. Роман „1984” Дж. Оруєлла, по-нашому мнению, максимально реализовал художественные возможности жанра негативной утопии и сделал невозможным его дальнейшее существование в классическом виде. Многообещающим и перспективным направлением в дальнейшей разработке поднятой темы, нам видится исследование влияния великой тройки на последующее развитие жанра, его трансформации и функционирование во второй половине ХХ века (У. Голдинг "Повелитель мух", Ж. -Л. Кюртис "Святой в неоновом свете", Р. Брэдбери "451 по Фаренгейту", К. Воннегут "Механическое пианино", Э. Берджес "Механический апельсин" и др.).
Библиографический список
1. Fromm E. Afterword to G. Owell's "1984"/ E. Fromm. — N. Y., 2002. — P. 257–315.
— Basingstoke: L.: Macmillan, 1988. — 178 р.
3. Баталов Э. Я. В мире утопии / Э. Я. Баталов. — М.: Политиздат, 1989. — 319 с.
4. Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века / В. Казак. — М.: РИК "Культура", 1996. — 492 с.
— 1988. — № 12. — С. 217–230.
6. Любимова А. Ф. Диалектика социального и общечеловеческого в романах О. Хаксли "О дивный новый мир" и Е. Замятина "Мы" / А. Ф. Люби- мова // Традиции и взаимодействия в заруб. лит. XIX-XX вв. Меж- вуз. сб. науч. тр. — Пермь, 1990. — С. 107–113.
— М.: Весть-Вимо, 1994. — 184 с.
8. Golding W. Utopias and Antiutopias / W. Golding // A Moving Target. — N. Y., 1984. — P. 180–186.
9. Мангейм К. Диагноз нашего времени / К. Мангейм. — М.: ТЕРРА, 1994. — 203 с.