М. Д. Шкурина, Б. М. Проскурнин (Пермь)
КОНФЛИКТ НАЦИОНАЛЬНО-
КУЛЬТУРНЫХ ПАРАДИГМ
В РОМАНЕ А. БАЙЕТТ «ОБЛАДАТЬ»
cб. статей по материалам Междунар. науч. конф.,
посвященной 125-летию со дня рождения
Василия Каменского (17–19 апр. 2009 г.)
/ общ. ред. Н. С. Бочкарева, И. А. Пикулева;
– Пермь, 2009.
http://rfp.psu.ru/archive/borderline2009/borderline2009.pdf
– литературный критик, писательница, преподаватель. Она имеет ряд литературоведческих исследований (книги о поэтах «Озёрной школы» и о творчестве Айрис Мёрдок), а ныне постоянно рецензирует книжные новинки в британской периодике. Среди художественных произведений А. Байетт – романы «Тень солнца» (Shadow of the Sun, 1964), «Дева в саду» (The Virgin in the Garden, 1978) и др., сборник повестей «Ангелы и насекомые» (Angels & Insects, 1992), сборники рассказов и сказок «Сахар» (Sugar and Other Stories, 1987), «Рассказы о Матиссе» (The Matisse Stories, 1993), «Стихийные духи» (Elementals: Stories of Fire and Ice, 1998) и др. Однако центральным её произведением по праву считается роман «Обладать» (Possession, 1990), принесший Байетт Букеровскую премию (1990) и орден Британской Империи.
Этот роман мы и выбрали в качестве объекта исследования. Целью работы является анализ принципов воплощения конфликта национально- культурных парадигм в художественной системе романа. Существует огромное количество определений понятия «культура», но так как мы рассматриваем культуру с точки зрения межкультурных коммуникаций, нам близко определение нижегородского ученого В. Г. Зусмана: «Культура – это передаваемая из поколения в поколение система концептов и констант, а также модели их порождения и изменения» [Межкультурная коммуникация 2001: 39]. Но помимо инвариантной системы «культура» существуют и подсистемы культуры, её варианты. Среди подсистем выделяют национальную культуру, в основе которой лежит национальная концептосфера, базисной для которой является идея единства в многообразии. Несмотря неизбежную во времени динамику, национальный культурный мир сохраняет тождественность самому себе: национальные концепты меняются во времени, в разных социальных сферах, возрастных группах, в представлении разных людей, но их основа остается.
Роман «Обладать» как раз и строится на единстве общего и различного в английской национальной концептосфере на двух этапах ее развития – викторианском и современном. На сюжетно-фабульном уровне роман представлен как некий филологический детектив, а также – как история романтических отношений двух пар: Кристабель Ла Мотт и Рандольфа Эша (Падуба в русском переводе) в XIXв. и Мод Бейли и Роланда Митчелла в XX в. В связи с таким своеобразным сюжетом очень важную роль в романе играют некоторые характерные постмодернистские тенденции. Во-первых, читатель в романе сталкивается с огромным количеством полижанровых вставных текстов. Байетт не просто упоминает письма викторианских поэтов, а приводит их тексты в романе, включает в произведение отрывки из дневниковых записей своих героев, а также – стихи Падуба и Ла Мотт. Кроме того, Байетт использует большое количество аллюзий интертекстуального свойства. Прежде всего, она часто отсылает читателя к мифам – сказаниям о Мелюзине, кельтской и скандинавской мифологии и т. д. В романе немало аллюзий на многие художественные произведения, например, на роман Сервантеса «Дон Кихот», произведения Вордсворта, Кольриджа, Гёте, Вирджинии Вульф и т. д. И, разумеется, на произведения Р. Браунинга, чья личность и творчество почти полностью определяют содержательную структуру образа поэта Падуба. Каждый раз это даёт новый толчок для размышлений, создаёт тонкое переплетение времён, вымысла и реальности. Так, Байетт пишет, что Вирджиния Вульф (реально существовавшая писательница) читала «Мелюзину» Кристабель Ла Мотт (вымышленный персонаж) и «расценивала её как образное доказательство того, что творческое сознание по сути своей андрогенно» [Байетт 2006: 48]. Несомненно, что роман эклектичен. Повествование идёт в двух временных пластах, и потому стилизация под викторианский роман чередуется со стилизацией под современную разговорную практику, которая в свою очередь – с научным стилем и т. д. Говоря о романе «Обладать», нельзя не упомянуть о таком важном элементе поэтики постмодернизма, как «маска автора», т. е. повествовательном «камертоне», который настраивает реакцию имплицитного читателя. В романе этот принцип работает на двух уровнях: во-первых, существует имплицитный читатель самого произведения Байетт, а во-вторых, главные герои романа Мод и Роланд часто сами выступают в роли читателей произведений Ла Мотт и Падуба.
Стерн и др.) литературоведов. На этом уровне главным образом и прослеживается противостояние английской и американской культур в романе. Первое, что бросается в глаза при сравнении этих культур, – это нездоровое стремление к собирательству, непременному владению всем, что можно и нельзя, со стороны американцев. Так, для профессора Собрайла понять Падуба – это завладеть всеми возможными артефактами, связанными с его жизнью и творчеством. Некоторые предметы он даже не может выставить на показ в своей знаменитой коллекции, так как они были добыты незаконным путём, что его это ничуть не смущает. Возможность перевода названия романа как «одержимость» особенно актуальна в отношении этого героя.
«конкурент» англичанин Аспидс, один из представителей английской национальной культурной парадигмы в романе. «Это Мортимеру Собрайлу вздумалось завладеть и распоряжаться Падубом, а Аспидс знает своё место» [Байетт 2006: 43]. Он видит себя слугой Падуба, посвятив всего себя изучению творчества этого поэта – «все мысли – о чужих мыслях, все труды – ради чужих трудов» [Байетт 2006: 42]. При этом он совсем не чувствует себя притеснённым: «Если он и состоит у Падуба в услужении, это приятная служба» [Байетт 2006: 42]. Если Собрайл смотрит на познание творчества с вещественной точки зрения, собирая предметы, то английские исследователи больше внимания уделяют именно тому, чтобы понять ход мыслей и чувств Падуба. Это особенно свойственно Роланду, ассистенту Аспидса: «Тратить время на посещение дома на Рассел-стрит, сидеть, как бывало сиживал Падуб, на каменных ступенях в саду – это скорее в духе Собрайла. Роланду нравилось постигать работу ума Падуба, угадывать её в извилистом строе фразы, наблюдать, как она вдруг проступает в неожиданном выборе эпитета» [Байетт 2006: 31]. Подобное отношение отличает также и Мод Бейли: «Вообщето всё, что связано с жизнью Кристабель, меня не так уж и занимает. Чудно: мне как-то даже неловко прикасаться к вещам, которые она держала в руках, осматривать места, где она бывала. Главное, её язык – правда? – её мысли…» [Байетт 2006: 75].
Таким образом, различие национальных культур можно проследить даже на профессиональном филологическом уровне. Кроме стремления к собирательству, в представителях американской культуры в романе бросаются в глаза и другие особенности. Г. Гачев в книге «Космо-Психо-Логос. Национальные образы мира» называет американцев «невоспитанными детьми, непринуждёнными, фамильярными»; такую характеристику легко можно применить к Леоноре Стерн, американской исследовательнице творчества Кристабель Ла Мотт. Показательно письмо, которое она написала Мод, в котором феминистка Леонора без стеснений размышляет о личной жизни Мод («я ведь знаю, что личная жизнь у тебя не клеится» [Байетт 2006: 174]) и пренебрежительно говорит о британской замкнутости («всякие ширмочки и перегородочки, которые ты по- британски понаставила вокруг своей личной жизни» [Байетт 2006: 175]). К Кристабель Леонора относится не как к писательнице, а как к человеку, её сентиментальность проявляется в заключительных строках письма: «А пока – сходи поклонись Её могиле. Будет время или настроение – поработай ножницами: я чуть с ума не сошла, когда увидела, в каком она забросе. Оставь ещё один букет от моего имени: пусть травы пьют. Меня её могила сил нет как растрогала. Мне бы хотелось думать, что она предчувствовала, что в конце концов её полюбят такой любовью, какую она заслуживает…» [Байетт 2006: 175]. Г. Гачев также пишет о «хулиганском, карнавальном» отношении американцев к работе; а вот, что Леонора пишет об исследованиях в Америке – «суматошная жизнь факультета исследований женской культуры США» [Байетт 2006: 175]. Пожалуй, эпитет «сумасшедшая» можно отнести ко всей жизни Леоноры, за которую она сменила множество партнёров, начиная с первого мужа Натаниэля Стерна и заканчивая списком «подруг», оканчивающимся многоточием. Жизнь Леоноры так же пестра и непредсказуема, как и её внешность: Леонора была очень высокой и крупной и, «не стесняясь ни своего роста, ни своих габаритов, одевалась пышно и ярко» [Байетт 2006: 390]. Она очень говорлива и всегда прямолинейна. Тут нельзя не вспомнить размышления Г. Гачева о том, что американец «весь экстравертен, бешено устремлён во внесебя, одержимый деятельностью» [Гачев 2007: 456]. Но при всём этом трудно отрицать и того, что американцы, так же как и британцы, являются далеко не дилетантами в своей работе. Так, например, Собрайл написал вполне подробную биографию Падуба, на которую ссылаются в своих исследованиях остальные учёные.
При исследовании отражения национально- культурных особенностей в романе «Обладать» необходимо обратить внимание на историко- культурный аспект. Здесь имеется в виду сопоставление британской культуры современности и эпохи викторианства. Так, Байетт ставит вопрос об особенностях викторианской морали и нравственных табу, довлеющих над самыми личными переживаниями викторианцев. Это можно увидеть на примере того, как важно было для Элен (жены Падуба) сохранить уже устоявшуюся репутацию мужа. Даже дневник она вела, понимая, что его непременно кто- нибудь впоследствии прочитает. Вот почему ей было так важно, чтобы ее записи не поколебали сложившегося мнения о величии мужа как поэта. В нём нет ни слова о каких-либо семейных трудностях или взаимном непонимании: Падуб показан прекрасным семьянином и практически идеальным человеком. То же самое можно сказать о письмах Падуба жене. Казалось бы, личные послания во время долгой разлуки могли бы содержать какие-то интимные чувства, но они больше напоминают путевые заметки, чем письма любимой женщине.
Немаловажен в сюжете романа и гендерно-культурный аспект. В связи с этим особое внимание хотелось бы уделить теме феминизма в романе. Отметим, что литературоведы-мужчины занимаются исключительно творчеством Падуба, литературоведы-женщины (феминистки) – творчеством Ла Мотт. При этом каждая из сторон отзывается о другой с явными нотами презрения. К примеру, Мод Бейли так говорит о творчестве Падуба: «Вся эта раздутая до космических масштабов мужественность. Эта злобная антифеменистская штучка про медиума – как её, «Духами рожденный», что ли? Эта помпезная многозначность» [Байетт 2006: 59]. Аспидс же явно невысоко ценит произведения поэтессы Ла Мотт: «Которая писала религиозные стихи, да? Беспросветная книжица под названием «Единое на потребу». И сборник детских сказок: «Сказки, рассказанные в ноябре». Прочтёшь на ночь – не заснёшь. И какая-то эпическая поэма – говорят совершенно неудобочитаемая» [Байетт 2006: 45]. Особенно очевидна сатира Байетт, направленная на феминисток.
“Мелюзина и Демон-Двойник. Добрая Мать и Недобрый Змей ”, “Покорная ярость. Амбивалентная хозяйственность Кристабель Ла Мотт ”, “Белые перчатки. Бланш Перстчетт: Завуалированное лесбийство Ла Мотт ”. Более того, Леонора Стерн планирует посвятить целую конференцию «женской эротике в поэзии XIX в., стратегиям и манёврам, при помощи которых она проявлялась или (ра)скрывалась» [Байетт 2006: 174]. Взгляды феминисток кажутся Байетт ограниченными, а круг идей, на которых они сосредоточены, слишком узким. Создаётся ощущение, что они берут свои идеи, не исходя из анализа текста, а подгоняют его под свои идеи. Так, о лесбийстве Кристабелль пишут как о биографическом факте, хотя тому нет абсолютно никаких доказательств, кроме говорящего, по мнению феминисток, факта, что она жила с подругой под одной крышей. Но по ходу романа мы узнаём, что Ла Мотт не просто не была лесбиянкой, но и состояла в любовной связи с мужчиной и родила ребёнка.
Байетт показывает, что внутри британской культурной парадигмы, кроме уже названных противопоставлений, существуют ещё две. Во-первых, противопоставление филологического и нефилологического взгляда на вещи. Во-вторых, в романе мы имеем дело ещё и с социальным аспектом при рассмотрении британской национальной культурной парадигмы.
Для рассмотрения противопоставления филологического и нефилологического взгляда на вещи, мы можем обратиться к сравнению отношения к литературе и памятникам культуры литературоведов и людей, не особо интересующихся серьёзными литературными исследованиями. Показательно здесь отношение к Падубу Роланда, который отдавал всего себя исследованию творчества поэта, и под его влиянием открыл в себе поэтический талант и способность любить по настоящему; и его девушки Вэл, которая реагирует весьма холодно на восторженный рассказ Роланда о его находке: «записки Рандольфа Генри Падуба – это уж такая глухая древность. Так что прости, но мне нет никакого дела, что он там оставил в своём Вико» [Байетт 2006: 32]. Роланд интересуется культурным прошлым, а Вэл видит смысл только в том, чтобы думать о настоящем и строить собственное будущее. «Ты по крохам восстанавливаешь мировоззрение своего душки Падуба. Но тебе-то какой толк от твоих занятий, а, Кротишка? У самого-то у тебя есть мировоззрение?» [Байетт 2006: 32]. То же можно наблюдать у сэра Джорджа в отношении к письмам Ла Мотт: его не интересует научная ценность писем его дальней родственницы; для него вопрос состоит только в том, как их подороже продать, чтобы отремонтировать семейное поместье Бейли.
В связи с семьей Бейли, в частности с сэром Джорджем связан социальный аспект исследования английской национальной парадигмы в романе. Сэр Джордж, как собственно и Мод, принадлежит к старинному роду, аристократии. Роланд пренебрежительно относится к аристократии: «При виде его (сэра Джорджа) в душе Роланда шевельнулась глухая сословная неприязнь: на всём облике сэра Джорджа лежал отпечаток его касты, доведённый до карикатурности. В понятии Роланда и Вэл такие люди, хоть и не перевились окончательно, были всё же какими то ненастоящими» [Байетт 2006: 98].
Байетт относится к аристократии вообще. В конце концов, как уже было сказано, Мод тоже принадлежит старинному роду Бейли, и уж о ней мнение складывается совсем иное. Здесь на первый план выходит «чувство истории». Мод знает свои корни, историю предков на много поколений назад, её знания о родне начинаются ещё до Первой мировой войны, а о семье Роланда мы знаем только то, кем были его родители. В этом плане Мод несколько выигрывает на фоне Роланда.
«Обладать» с помощью детективной и любовной сюжетных линий (не будем забывать о подзаголовке романа) показано, как сосуществуют, борясь и соперничая английская и американская культуры, а также как важны внутринациональные культурные парадигмы в их сопоставлении и диалектике. Кроме того, благодаря повествованию, ведущемуся в двух временных пластах, становится возможным сравнение викторианской и современной культур, базирующееся не только на их противопоставленности, но и на генетической концептосферной связи.
Байетт А. Обладать. Романтический роман / пер. с англ. М: Гелеос, 2006.
Межкультурная коммуникация: учеб. пос. Нижний Новгород, 2001.