Козырева М. А.
Жанровое своеобразие биографических сочинений Г. К. Честертона
М. А. Козырева // II Международные Бодуэновские чтения: Казанская лингвистическая школа: традиции и современность (Казань, 11-13 декабря 2003 г.): Труды и материалы: В 2 т. / Под общ. ред. К. Р. Галиуллина, Г. А. Николаева.– Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2003.– Т. 2. - С. 159-160.
http://www.kls.ksu.ru/boduen/bodart1_1.php?id=10&num=10000000
"Роберт Браунинг", 1904 - "Дж. У. Уоттс", 1906-1909 - "Чарльз Диккенс", 1909 - "Джордж Бернард Шоу". 1910 - "Уильям Блейк", 1923 - "Св. Франциск Ассизский", 1925 - "Уильям Коббетт", 1927 - "Роберт Луис Стивенсон", 1932 - "Чосер", 1933 - "Св. Фома Аквинат"). В жанровом отношении эти сочинения Г. К. Честертона весьма своеобразны. С одной стороны, они несут в себе черты классической биографии, т. к. в той или иной степени отражают жизненный путь творческой личности главного героя книги, с другой, они являют собой прежде всего образцы яркой литературно-художественной критики социо-культурного направления.
и материализм новой эпохи с другой. Отчетливо прослеживается в это время тяготение к детскости, которое может быть объяснено как реакция на высоколобость эстетизма с одной стороны, и жестокость империализма и монополизма с другой. Если романтики идеализировали в ребенке абсолютную свободу и бесконечное творческое начало, то сейчас предметом поклонения и подражания для писателей становится мудро-простой взгляд ребенка на жизнь, умение интуитивно упрощать действительность, видя при этом основу вещей, главное, порою недоступное глазу взрослого человека. Г. К. Честертон и в своей критике, и в художественном творчестве явился ярким воплощением своей эпохи. Стремление упростить сложное с целью увидеть глубину истины стало одним из основных художественно-философских принципов писателя.
Литературные биографии Г. К. Честертона с трудом поддаются жанровому описанию. Их нельзя назвать биографиями в точном смысле слова. Автор не прослеживает жизненный путь своего героя. Единственная традиционная в этом отношении книга - одна из последних в ряду его биографий - "Чосер". В остальных случаях он ограничивается только отдельными фактами, изложенными, правда, в хронологической последовательности. Выбор тех или иных событий в жизни героя как ключевых субъективен и становится понятен читателю только в контексте всей книги. Однако несколько жизненных событий всегда описываются автором. Так, всегда чрезвычайно подробно описывается детство, выявляется роль родителей в формировании личности; много внимания уделяется путешествиям; если персонаж был женат, то именно история его брака и отношения с супругой, а не романтические любовные приключения привлекают биографа. Интересно, что в своей "Автобиографии" (1934) писатель также подробно говорит о своем детстве, рассказывает о путешествиях и женитьбе, так как, как он считает, именно эти вехи в первую очередь формировали его мировоззрение. Иногда вначале он бегло "пролистывает" биографию своего персонажа с тем, чтобы потом подробнее остановится на отдельных ее моментах (книги о Диккенсе и Стивенсоне). В эту неровную биографическую кайму включаются рассуждения об отдельных произведениях автора, при этом и здесь Г. К. Честертон многое опускает. Как правило, вне поля его зрения оказываются те произведения, которые по той или иной причине разрушают, с точки зрения Г. К. Честертона, образ художника, который он сам создает в своей книге. Так, в книге "Чарльз Диккенс" поздние романы писателя "Повесть о двух городах" и "Большие ожидания" только называются. Неотъемлемой частью биографических сочинений Г. К. Честертона являются рассуждения на отвлеченные темы, актуальные для него самого и для его эпохи, а потому преисполненные полемического пафоса. Так, в книге о Диккенсе - это рассуждения о философии детства и о великой французской революции, в "Роберте Браунинге" - об английскости, а в "Роберте Луисе Стивенсоне" о шотландском пуританстве и протестантизме вообще. Все биографии отличает острая полемичность. Причем далеко не всегда полемика возникает не с целью возразить действительно существующей точке зрения, с которой Г. К. Честертон не согласен. Часто он начинает параграф фразами: "Принято считать, что…", "Некоторые утверждают, что…, "причем далее следует очевидно абсурдная идея, созданная им самим, а затем последовательное ее опровержение и разрушение. Подобный стилистический прием, с одной стороны, усиливает публицистичность, вовлекая в диалог с читателем и других участников, превращая его в полилог, а с другой, помогает автору непосредственно донести до нас свою идею и уверить в своей правоте. Правда, позиция адвоката, которую он обычно занимает по отношению к своему персонажу, порой доходит до абсурда, так как он начинает защищать и оправдывать то, что в защите не нуждается. (см. "Ч. Диккенс").
Парадоксальность мышления позволяет Г. К. Честертону увидеть в каждом авторе черты, которые предшествующие ему критики не замечали. Так, главной достоинством произведений Диккенса он считает не романное повествование, а живые характеры; стиль Браунинга объясняет через его психофизиологические особенности, а у Стивенсона впервые исследует художественную манеру письма.
Как уже отмечалось, очевидно жанрово-структурное сходство биографий Г. К. Честертона и его "Автобиографии". Он пишет о себе, как о своих героях, а о них как о самом себе. Герой и автор сливаются в единый образ. В каждой из описываемых личностей писатель находит что-то общее с собой, всегда больше говоря о том, что ему нравится в том или ином писателе, чем о том, что он отрицает и не принимает. Таким образом, субъективно усугубляется позитивный пафос его биографических книг. Безусловно, субъективизм был присущ всей английской критике, начиная с эпохи романтизма, но если романтики говорили о субъективизме творца, эстетическом субъективизме читательского восприятия, Г. К. Честертон отстаивает свои права на создание образа писателя. Степень "вчитывания себя" в анализируемые произведения у него чрезвычайно высока, чем, в частности, может быть объяснена его любовь к цитированию по памяти (часто с ошибками), так как это позволяло ему следовать за уже созданным в его воображении образом писателя.