Приглашаем посетить сайт

Кечерукова М. А.: Жанровая специфика и проблематика романов-притч Уильяма Голдинга 1950-1960-х годов.

http://www.spbu.ru/files/upload/disser/phylology/2009/kecherukova.pdf

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

КЕЧЕРУКОВА Марина Аламатовна

ЖАНРОВАЯ СПЕЦИФИКА И ПРОБЛЕМАТИКА РОМАНОВ-ПРИТЧ УИЛЬЯМА ГОЛДИНГА 1950-1960-х ГОДОВ

Специальность: 10. 01. 03 - литература народов стран зарубежья (литература народов Европы, Америки, Австралии).

АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2009

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

Чамеев Александр Анатольевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Владимирова Наталия Георгиевна

кандидат филологических наук, доцент Исламова Алла Каримовна

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств.

Защита состоится « »_____________2009 года в____часов на заседании совета Д 212. 232. 26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9).

Автореферат разослан « »______________2009 года

кандидат филологических наук, доцент С. Д. Титаренко


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество английского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе Уильяма Голдинга (1911-1993) - одно из самых ярких и противоречивых явлений британской послевоенной прозы. Усилиями зарубежных и отечественных литературоведов за последние пятьдесят с лишним лет была проделана весьма значительная работа по осмыслению художественного наследия английского романиста. Были изучены социально-исторические и философские истоки романов писателя, особенности поэтики и проблематики его произведений, выявлены основные этапы творческой эволюции и общие закономерности повествовательного метода автора.

В обширной критической литературе о творчестве Голдинга, при всем многообразии подходов к интерпретации его произведений, наблюдается одна общая тенденция: первый роман писателя «Повелитель мух» (1954) традиционно трактуется не только как главная книга автора, вершина его творчества, но и как некий эталон современной притчевой прозы, классический вариант неклассической притчи. Надо отметить, что сам Голдинг не только не возражал против такого определения своего романа, но и разъяснял, какой именно смысл он вкладывает в понятие «притча» и почему в своей первой книге он обратился именно к этой литературной форме. Пояснения писателя лишь способствовали тому, что за ним прочно закрепился ярлык «сочинителя притч», и что бы ни выходило из-под пера автора после «Повелителя мух», многие исследователи были склонны автоматически причислять к жанру притчи.

Каждое произведение Голдинга уникально в жанровом отношении и требует особого похода при анализе. Безусловно, все произведения писателя отличает особый голдинговский стиль, но вместе с тем от романа к роману расширяется круг охватываемых проблем, меняется сюжетно-композиционное оформление произведений, происходит эволюция философских взглядов автора, идут поиски новых художественных приемов.

Более того, притчевость многих произведений Голдинга не столь очевидна и нуждается в дополнительных комментариях. Нуждается в них и понятие «роман-притча», вынесенное нами в заглавие диссертационного исследования. Основные формально-содержательные признаки притчи сложились во времена Нового Завета, а само происхождение притчи относится к еще более ранним периодам истории. В ХХ веке притча переживает свое второе рождение. В то же время притчи писателей прошлого (и нынешнего) столетия существенно отличаются от классической (евангельской) притчи, что значительно усложняет проблему теоретического осмысления этого литературного явления.

Таким образом, актуальность диссертации обусловлена тем, что в ней затрагиваются наиболее существенные особенности такого пограничного с точки зрения жанровой специфики явления, как роман-притча в том виде, в каком эта необычная литературная форма преломилась в творчестве одного из крупнейших художников слова второй половины ХХ века.

Детальное изучение жанрового своеобразия ранних романов Уильяма Голдинга позволяет не только глубже проникнуть в философский замысел произведений писателя, понять его позицию в решении вопросов о природе человека, о путях исторического прогресса, о соотношении религиозного и научного мировоззрения, а также других острых для современного человека проблем, но и проиллюстрировать некоторые пути и закономерности модификации жанра романа в контексте общего для писателей ХХ века интереса к скрытым возможностям формы художественного произведения, а также тенденции к синтезу различных жанровых традиций.

Первый этап творчества Голдинга, пришедшийся на 1950-1960-е годы, связан с созданием шести романов. Однако в настоящей работе явились лишь четыре произведения автора, написанные в этот период - это романы: «Наследники», «Хапуга Мартин», «Свободное падение» и «Шпиль». Роман «Повелитель мух» исключен из этого перечня, поскольку в англо-американской и отечественной критике существует большое число работ о первой книге Голдинга, в которых были рассмотрены практически все аспекты этого произведения. Данная работа ограничивается лишь кратким анализом «Повелителя мух», являющимся скорее обобщением уже имеющейся критической литературы, нежели самостоятельным исследованием. Ограниченный объем диссертации не позволяет охватить весь цикл романов Уильяма Голдинга 1950-1960-х годов. Настоящее исследование вынуждено ограничиться анализом четырех романов, представляющих наибольший интерес с точки зрения изучения их жанровой специфики в целом, и особенностей преломления притчевого начала в каждом из романов в частности. Роман «Пирамида», вышедший в 1967 году, открыл новую совершенно неожиданную грань таланта Голдинга как создателя ярких, сатирически емких зарисовок быта и нравов английской провинции, однако по своим формальным и содержательным характеристикам «Пирамида» не может быть отнесена к жанру «романа-притчи», а, следовательно, анализ романа не предусмотрен в диссертации.

Предмет исследования связан с изучением жанрового своеобразия указанных произведений Уильяма Голдинга.

Основная цель поставленной цели потребовалось решить ряд частных задач:

1. Рассмотреть историческую эволюцию притчи и особенности модификации жанра в литературе ХХ века.

2. Определить ключевые, жанрообразующие признаки современного романа-притчи.

3. Исследовать специфику повествовательной манеры, системы образов,

сюжетно-композиционного построения романов-притч У. Голдинга 1950-1960-х годов.

мифологических и литературных аллюзий обозначенных произведений.

5. Дать анализ иносказательного плана романов-притч У. Голдинга и рассмотреть соотношение иносказательного и фабульного уровней произведений.

6. Проследить эволюцию художественной манеры писателя.

Отечественные ученые при анализе ранних произведений У. Голдинга в основном отдают предпочтение романам «Повелитель мух» и «Шпиль». Все, что написано у нас о таких романах как «Наследники», «Хапуга Мартин», «Свободное падение» сводится к десятку-другому страниц. Таким образом, в первую очередь определяется недостаточной исследованностью анализируемых в диссертации произведений. В работе рассматриваются мало изученные или совершенно незатронутые аспекты ранних романов писателя. Кроме того, в настоящей работе впервые в отечественной науке предпринята попытка комплексного монографического исследования романов У. Голдинга 1950-1960-х годов.

Теоретическая значимость. Результаты диссертационного исследования позволяют уточнить литературоведческую терминологию и границы понятия «притча» в литературе и открывают пути для дальнейшего изучения как форм присутствия притчи в литературе ХХ столетия, так и художественного наследия Уильяма Голдинга.

Практическая ценность британской послевоенной прозы.

Теоретическую основу диссертации составляют труды, посвященные проблемам генезиса, исторического развития притчи, а также притчевого дискурса ХХ столетия (С. С. Аверинцева, И. В. Саморуковой и С. З. Агранович, М. Л. Гаспарова, Р. Скоулз, Э. Флетчер и др.), теории и философии мифа (Е. М. Мелетинского, А. Ф. Лосева, М. Элиаде, Р. Вейман, А. А. Потебни, М. М. Маковского и др.), проблеме категории «точки зрения» (В. Шмид, Б. Успенского), философские трактаты К. Юнга, Гегеля, Г. -Г. Гадамера, Э. Фромма, Ж. -П. Сартра; работа написана с опорой на труды таких отечественных ученых, как М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман, А. Ю. Гуревич, О. М. Фрейденберг и др.

При написании работы привлечено большое количество зарубежных и отечественных статей, монографий, диссертационных исследований по творчеству Уильяма Голдинга.

Методологическая основа диссертации.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Двуплановость повествования, достоверность и развернутость фабульного плана наряду с подчиненностью произведения на всех его уровнях философскому замыслу писателя, наличие всевозможных символов, столкновение двух противоборствующих начал, сжатость художественного пространства и условность времени - делают второй роман У. Голдинга «Наследники» таким же классическим образцом современной притчи как и «Повелитель мух».

2. Роман «Хапуга Мартин» за счет сопоставления с известными мифологическими и литературными сюжетами обретает высокий уровень философского обобщения, позволяющий расширить частную историю жизни протагониста до всеобъемлющей философской притчи. 3. Форма присутствия притчи в романе «Свободное падение» заключается в обращении автора к «глубинной» психологии современного индивида, в нравственно-философской направленности тематики произведения, в присутствии в романе мотивов внутреннего путешествия (поиска истины, пути к самопознанию) и противостояния. 4. В романе «Шпиль» У. Голдинг вновь возвращается к методу «передачи истины через иносказание», к свойственному первым двум романам подчинению образно-художественной стороны притчи нравственно-философской идее произведения.

Апробация работы педагогическом университете имени А. И. Герцена (2008). По теме диссертации опубликовано 5 работ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка использованной литературы. Объем диссертации - 178 страниц основного текста. Список литературы насчитывает 181 наименование.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении

В первой главе — «Историческая эволюция притчи и процесс ее трансформации в литературе ХХ века» - рассматриваются проблемы генезиса притчи, ее исторического развития, исследуются причины популярности притчи в литературе ХХ столетия, а также вопросы, связанные с теоретическим осмыслением этого литературного явления. Глава завершается кратким анализом романа У. Голдинга «Повелитель мух».

Теоретическая разработка проблемы в трудах Гаспарова, Эпштейна, Аверинцева, Лосева, Мелетинского, Элиаде и др. позволяет сделать вывод о генетической связи притчи и мифа. При этом притча, будучи более поздним явлением по отношению к мифологии, в определенной степени противостоит последней, и именно из этого противостояния складываются некоторые ее формальные и содержательные признаки. В содержательном плане это противостояние выражается в переворачивании традиционных мифологических представлений в сюжете некоторых евангельских притч (например: притча о милосердном самарянине, притча о блудном сыне и др.), а на уровне формы подтверждается наличием толкования - неотъемлемого компонента евангельской притчи - явления, противоречащего антииндивидуальному и антирефлексивному началу мифологизма.

Окончательное формирование содержательных и структурных качеств притчи происходит во времена Нового Завета. Само появление притчи в новозаветном тексте закономерно, так как противопоставление временного и вечного, лежащее в основе структуры притчи, совпадает с христианской картиной мира.

литературе каждой из последующих эпох. Так называемый «ренессанс притчи» в литературе двадцатого столетия - явление во многом закономерное, связанное с определенными особенностями развития литературы и искусства той поры. Популярность притчевых форм в литературе прошлого столетия обусловлена рядом причин, среди которых: повышенный интерес писателей к скрытым возможностям формы художественного произведения и тяготение к условным формам отображения действительности, увеличение стихийности, хаотичности, бессюжетности повествования, при котором притча становится неким инструментом структурирования повествовательной ткани произведения. Существенное изменение значения религии в жизни человека, разочарование в научных открытиях привели к определенному пересмотру роли искусства, которое вынуждено теперь взять на себя и функцию религии. Последнее обстоятельство естественным образом привело к тому, что в искусстве особую актуальность приобретают извечные вопросы - о добре и зле, о смысле бытия и т. д., вопросы, обращение к которым является неотъемлемой характеристикой содержательного плана притчи. Кроме того, содержательная сторона притчи тесно перекликается с основными положениями философии экзистенциализма.

Двадцатый век находит притчу уже существенно изменившейся, но сохранившей вместе с тем ряд константных черт: двуплановость, философичность, построение произведения как доказательства определенной идеи - обязательные, минимально необходимые свойства притчи Новейшего времени. Важно при этом отметить, что если жанровый канон подразумевал схематичность фабульной части притчи, то в авторской притче событийный план обрастает множеством деталей, становится более развернутым, выразительным и обретает право на самостоятельное прочтение.

Литературоведение не дает исчерпывающей дефиниции притчи, учитывающей все изменения, произошедшие с жанром со времен Библии, а также всего разнообразия форм присутствия притчи в литературном процессе прошлого и нынешнего столетий. Отсутствие адекватного определения притчи привело к размытости границ этого термина. К притче причисляют произведения абсолютно разные по своей жанровой природе. Список писателей, чье творчество, так или иначе, связывают с притчей и притчевыми структурами, чрезвычайно велик. Б. Брехт, Ф. Кафка, Дж. Оруэлл, А. де Сент-Экзюпери, У. Фолкнер, Г. Гарсиа Маркес, Ж. -П. Сартр, А. Камю, Л. Андреев, Б. Пастернак, Ч. Айтматов - вот далеко не полный перечень авторов. Формы присутствия притчи в современной литературе разнообразны. Различны приемы включения притчи в романное повествование (воссоздание притчевой структуры, вкрапление одной или нескольких притч в повествовательную ткань романа, трансформация притчевых сюжетов, аллюзии на притчи). Различны мотивы, ориентирующие автора на обращение к этому жанру, а также функции, которые притча выполняет в прозе ХХ и XXI столетий.

Критическая литература о творчестве Уильяма Голдинга наглядно демонстрирует недостатки теоретического осмысления современной притчи, необходимость уточнения и корректировки этого термина. С одной стороны, жанровая принадлежность даже самого известного романа писателя -«Повелитель мух», романа, который, собственно, и принес Голдингу славу «сочинителя притч», - исследователями определяется по-разному: притча, миф, философско-аллегорический роман. С другой стороны, исследователи, настаивающие на термине «притча», как правило автоматически причисляют к этому жанру все произведения автора, что в свою очередь свидетельствует либо о слишком широкой трактовке термина «притча», либо о слишком узкой трактовке художественного наследия Уильяма Голдинга.

Характерно, что писатель придерживался собственных взглядов относительно специфики жанра притчи. Наиболее последовательно эти взгляды отражены в лекции с одноименным названием «Притча». В этой лекции Голдинг уделяет немало внимания проблеме соотношения фабульного и концептуального уровня притчи, или, другими словами, философского тезиса и образно-художественной стороны произведения. Повествовательный план притчи, по мнению Голдинга, хоть и обладает определенной степенью достоверности, но все же не является самоценным, и ни в коем случае не должен затемнять философскую идею. Таким образом, внешняя сторона притчи, при всей ее убедительности - увлекательности сюжета, яркости образов и характеров, является вторичной по отношению к идее, моральному уроку, изначально заложенному в притче.

«идей и характеров» - ему удалось достичь в романе «Повелитель мух». Вполне вероятно, что среди поклонников романа (особенно детской аудитории) найдется немало тех, кто видит в нем лишь захватывающую историю о приключениях английских школьников на необитаемом острове. Вместе с тем в тексте романа есть своеобразные «намеки» или «подсказки», указывающие на возможность другого уровня прочтения произведения - это и постоянные параллели между приключениями детей на острове и событиями в реальном мире, мифологические и библейские аллюзии, различные символы, ироническое переигрывание сюжета другого литературного произведения, а также необычный прием смещения точки зрения в финале книги.

Однако жанровая схема дебютного романа писателя, идеальный баланс фабульного и глубинного пластов притчи, достигнутый в этом произведении, подвергается значительным изменениям в последующем творчестве Голдинга.

Идеального баланса «идеи и характеров», фабулы и философской схемы писателю удалось добиться не только в «Повелителе мух», но и в романе «Наследники», анализу которого посвящена вторая глава диссертации.

Глава 2. Исторический прогресс и нравственная эволюция. Роман У. Голдинга «Наследники». Притчевое начало позволяет сжимать обширное романное повествование до единого философского ядра, морального урока, лежащего в основе «Наследников». При этом притчевость непременно характеризуется нетождественностью образа и значения, или, иными словами, - повествовательного плана и нравственной идеи, скрывающейся за событийной канвой произведения. Роман «Повелитель мух» на уровне фабулы представляет собой захватывающую историю о приключениях детей на необитаемом острове, а на глубинном, философском уровне воплощает размышления автора об изначальной греховности человеческой натуры, о несостоятельности чисто рационалистического подхода и веры в спасительную силу науки, развенчивает миф об исключительности и превосходстве английской нации. Точно так же и в романе «Наследники» - фабула представляет собой историю об уничтожении группы неандертальцев, в то время как концептуальный пласт романа затрагивает совершенно иные проблемы.

«Наследников» становится проблема духовно-нравственных аспектов исторического прогресса. Воплощение этой темы в художественной ткани произведения происходит отчасти с помощью тех же приемов, что и в «Повелителе мух». Так, например, Голдинг использует произведение другого автора в качестве объекта для полемики, на что указывает предпосланный роману эпиграф, для которого Голдинг выбрал цитату из «Очерков истории цивилизации» Герберта Уэллса. Точка зрения, представленная в этой короткой цитате, оспаривается всем содержанием произведения. Полемическая заостренность романа дополнительно подчеркивается очевидным сходством фабулы произведения с рассказом Уэллса «Страшный народ» (The Grisly folk), сюжет которого переигрывается в «Наследниках». Роман до предела насыщен различными символическими образами, главным из которых является образ водопада (Fall), позволяющий интерпретировать сюжет произведения как своеобразную реконструкцию библейского мифа о первородном грехе.

Так называемый gimmick - «трюковый финал» - значительно усложняется в романе «Наследники» и превращается в художественный прием, имеющий ключевое значение для воплощения философского замысла писателя. Повествование в «Наследниках» ведется с трех различных точек зрения, что позволяет условно разделить роман на три части. В первых десяти главах мы видим мир таким, каким он мог предстать неразвитому сознанию неандертальца, в одиннадцатой главе события поданы с точки зрения беспристрастного ученого, а в двенадцатой главе главным героем становится один из новых людей. Помимо названных трех частей отдельного упоминания заслуживает эпиграф, в котором, как и в одиннадцатой главе романа, представлена точка зрения беспристрастного ученого. В этом случае структура романа включает не три, а четыре секции:

1. Эпиграф. Точка зрения ученого.

2. Главы 1-11. Точка зрения неандертальца.

3. Глава 11. Точка зрения ученого.

Выбранная Голдингом структурная модель, изображающая события в трех различных ракурсах, позволила писателю достичь поставленной цели. Поместив объективно-беспристрастное повествование в начале и в конце основной части романа, автор раскрыл несовершенство сугубо научного подхода, существенно сужающего наше мировосприятие, ибо духовное измерение остается вне поля зрения ученого. Полемизируя с Гербертом Уэллсом, писатель изобразил неандертальцев примитивными, но трогательными в своей примитивности, невинными, любящими людьми. В то время как развитие цивилизации, по замыслу автора, превратило наших непосредственных предшественников в хладнокровных убийц. Естественный процесс эволюции, обеспечивший homo sapiens восхождение от полуживотного состояния к человеку разумному, с каждым поколением приумножающему свои достижения в различных сферах человеческой жизни, не является прямо пропорциональным эволюции моральных качеств индивида. ХХ век с его величайшими достижениями в науке и технике и ужасающими войнами и катастрофами, свидетельствующими о моральной, нравственной деградации, делает этот философский тезис, легший в основу романа «Наследники», особенно актуальным. Вместе с тем, несмотря на столь очевидное желание автора вызвать у читателя сочувственное отношение к протагонисту романа - неандертальцу Локу, «Наследники» -это не воплощение теории «естественного человека» Руссо и не ницшеанский призыв «перевести человека обратно на язык природы», а особое понимание исторического развития, которое представляется писателю процессом двойственным и противоречивым, включающим в себя не только движение от низших фаз к более высоким ступеням развития цивилизации, но и невосполнимые потери. Голдинг размышляет о тех утратах, которые неизбежно несет за собой исторический прогресс, не призывая при этом вновь приобщиться к утраченному идеальному состоянию единения человека с природой.

Концептуальный план романа, или, иными словами, основные идеи писателя, в романе «Наследники» находят свое выражение опосредованно через композиционную структуру произведения (система точек зрения как важный структурообразующий элемент), а также с помощью многочисленных символов, библейских (библейский миф о грехопадении) и литературных («Страшный народ» Герберта Уэллса) аллюзий. Таким образом, роман имеет два уровня прочтения - событийный (история гибели неандертальцев) и философский (размышления о жестоких утратах на пути исторического прогресса и т. д.).

— «Трагедия современного Прометея. Роман У. Голдинга «Хапуга Мартин» — исследуется жанровое своеобразие и проблематика романа «Хапуга Мартин». Сюжет романа достаточно прост. История человека, по воли судьбы оказавшегося на острове вдали от цивилизации, отсылает к островной сюжетной модели, имеющей глубокие традиции в английской литературе (во многом продиктованные географическим местоположением Англии), и вызывает ассоциации с романом Даниеля Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо». Однако вслед за развязкой - описанием смерти героя, вполне в духе Голдинга следует «трюковый финал», из которого становится ясно, что на самом деле протагонист погибает на второй странице романа, а все, что описывалось до этого, является, по замыслу Голдинга, пребыванием души героя в чистилище.

Сохраняя некоторые «традиционные» свои особенности, повествовательная манера писателя вместе с тем обретает новые, не свойственные первым двум романам, характеристики, например, использование памяти протагониста, для расширения пространственных и временных параметров романа, а также постоянная перебивка пространственных и временных пластов.

Существенные изменения затронули не только формальный, но и содержательный план произведения, его идейно-философскую наполненность. Голдинга по-прежнему волнует «природа самого опасного из всех зверей - человека», однако на этот раз писатель стремится показать истинную сущность человека современной ему эпохи - ХХ столетия. (При этом нельзя забывать, что в других произведениях Голдинга, например, в романах «Наследники» и «Шпиль», изображение иной исторической эпохи оказывается тесно связанным с раскрытием актуальных проблем современности). Изучение образа протагониста романа «Хапуга Мартин» убеждает, что в основе существования человека ХХ века, по мнению Голдинга, лежит беспредельный эгоизм и принцип потребления людей -«сожрать» других, пока не сожрали тебя самого. Идея пожирания как основного принципа, по которому живет протагонист и современное ему общество, воплощается в романе с помощью символических образов -китайской шкатулки, зубов, клешней.

В ходе исследования немало внимания было уделено анализу мифологических и литературных аллюзий произведения. Важнейшее значение для философского замысла романа представляет сопоставление протагониста с древнегреческим героем-титаном - Прометеем. Известный мифологический символ в романе Голдинга претерпевает значительные изменения в своих главенствующих чертах. Вызвав ассоциации с архетипическим образом героического бунтовщика, Голдинг не жалеет красок на изображение низости и жестокости своего персонажа, усиливая контраст между современным Прометеем и древнегреческим героем-титаном, подчеркивая несоответствие современной жизненной прозы высоким мифологическим образцам. Сравнение с мифологическим героем не придает Кристоферу Мартину величия, а, наоборот, показывает его ничтожность перед лицом Вечности, бессмысленность его жизни и абсурдность его страданий. Величие Мартина не подкреплено ничем, кроме его собственного представления о своей значимости.

«средним» англичанином -Робинзоном Крузо. Роман «Хапуга Мартин» развенчивает культурный миф о герое-одиночке, покорившем природу с помощью разума и силы воли. Образование и разум не приходят на помощь герою, и все его попытки подчинить себе стихию вскоре терпят провал. Скептическое отстранение писателя от рационалистических установок прогрессизма с его верой во всемогущество науки и непогрешимость разума, во многом определившее характер философских изысканий первых произведений Голдинга, вновь находит свое выражение на страницах романа «Хапуга Мартин».

Притчевое начало в «Хапуге Мартине», не столь очевидное, как в первых двух романах писателя, недостаточно прокомментировано в критической литературе. Идеальный баланс двух уровней притчи уже нарушен - философский план, раскрывающий истинную природу человека XX столетия и повествовательный план, изображающий человека ХХ столетия, соприкасаются, нарушая тем самым нетождественность означающего (событийной стороны притчи) и означаемого (философской идеи). Однако, благодаря двум самым явным аллюзиям романа - человек, прикованный к скале, бросивший вызов Богу, и человек на необитаемом острове, направивший все свои силы на то, чтобы выжить, - сюжет романа приобретает черты универсальности, вневременности. Таким образом, частная история жизни Кристофера Мартина на философском уровне становится притчей-разоблачением, «срывающим маски», обнажающим истинную суть человека ХХ столетия, и притчей-предупреждением, притчей о последствиях необузданного эгоизма.

Глава 4. «В поисках утраченной свободы. Роман У. Голдинга «Свободное падение»». В романе «Свободное падение» писатель уже практически полностью отказывается от жанровой формы «Повелителя мух» и «Наследников», продолжая поиски новой повествовательной техники, начатые в «Хапуге Мартине». Значительно расширяется круг охватываемых автором проблем - теперь в задачи Голдинга входит не только поставить диагноз современному человеку (и человеку вообще), но и проследить причинно-следственные связи, ответить на вопрос - почему современный человек стал таким? Содержательный план романа тесно переплетается со многими философскими теориями ХХ столетия - концепцией времени и памяти Анри Бергсона, свободы и детерминированности Жан-Поля Сартра, пограничной ситуации Мартина Хайдеггера и др. На связь с философией Бергсона указывает и одна из литературных аллюзий произведения: история жизни протагониста, рассказанная им самим, представляющая собой некий калейдоскоп хаотичных воспоминаний, базирующихся на впечатлениях и ассоциациях, в какой-то мере напоминает романы из цикла «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста.

Другая явная литературная аллюзия «Свободного падения», влияние которой на роман Голдинга многие критики склонны преувеличивать, - это повесть «Падение» Альбера Камю. Точек соприкосновения у двух произведений действительно много, что вместе с тем не дает оснований утверждать о безусловной экзистенциалистской направленности романа «Свободное падение». Повесть «Падение» представляет интерес для диссертационного исследования в другом аспекте. Произведения Камю и Голдинга, написанные примерно в одно время, представляют собой как бы два варианта глубокого осмысления духовной болезни современного человека, причины его трагического падения.

попарно: на каждом жизненном этапе в судьбе Сэма Маунтджоя появляются два человека, одного из которых он принимает, другого отвергает. С особой очевидностью главный конфликт в жизни протагониста проявляется в его взаимоотношениях с двумя школьными учителями. Два противоборствующих начала, два мировоззрения, мостик через которые пытается, но не может перебросить главный герой, персонифицируются в образах двух школьных учителей - мисс Прингл и Ника Шейлза. Конфликт рационального и духовного дополнительно подчеркивается самим названием романа, являющимся научным термином, и вместе с тем содержащим очевидную аллюзию на библейский миф о грехопадении, а также стилем произведения - смешение научного и поэтического языка является вербальным отражением проблемы деления мира на мир плоти и мир духа.

В ходе анализа были выявлены как характерные приметы голдинговского письма и традиционной голдинговской тематики, так и наличие ряда черт, существенно отличающих четвертый роман автора от всего, написанного им ранее. Главное отличие романа «Свободное падение» заключается в доминировании повествовательного, событийного плана над планом философским. В исследуемом романе соотношение заданной философской схемы и образно-художественного плана произведения явно смещается в сторону второго. Концептуальный пласт романа не завуалирован различными символами, аллюзиями и реминисценциями. Размышления о бессмысленности и жестокости войны, о чувстве потерянности в мире, и желании примкнуть хоть к какой-либо системе ради ощущения стабильности, о границах человеческой свободы, о духовных исканиях современного человека, о соотношении разума и веры, высказываются напрямую героем-повествователем или кем-то из персонажей (например, доктором Хальде).

Исследование приводит к выводу, что роман «Свободное падение» сочетает в себе приметы различных жанровых образований - от детектива до романа воспитания. Отказавшись от многих художественных приемов, ставших уже традиционными для его творчества, сделав свой четвертый роман совершенно отличным по форме и содержанию от всего, что было написано им ранее, Голдинг тем не менее остается иносказателем и моралистом. Однако форма присутствия притчевого начала в романе «Свободное падение» несколько иная, чем в предыдущих романах писателя. Отчасти само обращение писателя к «глубинной» психологии современного человека открывает дорогу для философского обобщения повествовательного плана романа. История протагониста - не просто частная история отдельно взятого человека. Его кризис, его духовные искания, его внутреннее состояние - это состояние, в котором пребывает все западное общество середины ХХ столетия. Сама тематика романа восходит к духовной ситуации, любая проблема, затрагиваемая в романе, включая проблемы конкретной исторической эпохи (например, война) рассматривается исключительно в нравственно-философском ключе. И, наконец, наличие в романе мотивов внутреннего путешествия (поиска истины, пути к самопознанию) и мотива противостояния (постоянное соотнесение мирского и сакрального, земного и небесного, составляющее основу душевного конфликта протагониста) также свидетельствуют в пользу притчевой тенденции.

Глава 5. «Шпиль как метафора противоречивости человеческой природы в романе У. Голдинга «Шпиль»». Линия развития творческой мысли Голдинга весьма своеобразна - в романе 1964 года «Шпиль», анализ которого завершает диссертационное исследование, писатель вновь возвращается к свойственному первым двум романам подчинению образно-художественной стороны притчи нравственно-философской идее произведения. Процесс постижения себя, открытия темных сторон своего «Я», идея непонимания, незнания жизни, внутренней слепоты человека, а также двойственности человеческой природы - все эти вопросы, поднимаемые в романе «Шпиль», весьма традиционны для творчества писателя. Идея двойственной, противоречивой сущности человека и окружающего мира акцентируется в романе, в том числе, и с помощью цепи бинарных оппозиций, таких как: Ангел и Диавол, свет и тьма, храм и ярмарка, вера и грех, мир плоти и мир духа.

«Низ» связан с образом ямы, обладающим семантикой отрицательного пространства, перекликающимся с мотивами смерти, поглощения, пожирания и внезапного падения, и постепенно расширяющимся в романе до символического образа темного подполья в душе человека. «Верх» топографически обозначен образами неба, строящейся башни, шпиля. В противоположность телесному и космическому низу, верх - некая сакральная сфера, мечта протагониста о шпиле как о символе победы духовности над повседневностью, жизни духа над жизнью плоти. Однако, «верх» остается для протагониста романа абстрактной идеей, пустым символом, эмблемой. Чтобы стройные линии стали камнем и деревом - нужно снять покровы иллюзий и заблуждений, увидеть жизнь такой, какая она есть, со всеми ее пороками, старостью и смертью, нелепостью и жестокостью, и в то же время красотой, юностью, дружбой и, наконец, необходимо познать себя, таким, какой ты есть. Без этого самая прекрасная и возвышенная идея остается не более чем пустой эмблемой.

Пространственный образ «верха» тесно связан с мотивом восхождения, который представлен в романе через многократно повторяющиеся образы лестницы и ступеней. Голдинг противопоставляет внешнему, физическому восхождению героя его внутреннее моральное падение. Восхождение Джослина, как физическое (само возведение шпиля), так и духовное, терпит провал. В романе происходит смешение, синтез «верха» и «низа», но синтез этот происходит несколько на ином уровне, чем в мифологии и Новом завете. Если древний человек в каждом проявлении низа видел путь наверх, то в романе «Шпиль» можно выявить обратное движение - в каждом проявлении «верха» протагонисту открываются все новые грани телесного и космического «низа».

В диссертации прослеживается генезис символики центральных образов произведения - шпиля и собора, с учетом многих особенностей, заключающихся в специфике собора (храма) как культурно-философского феномена. Собор сравнивается с человеческим телом уже на первых страницах произведения, далее обретает черты живого организма и по ходу развития сюжета уподобляется образу протагониста, становится двойником Джослина, являясь зеркалом его души и повторяя его трагическую судьбу. Амбивалентная природа Храма, изначально заложенная в нем двойственность и противоречивость позволяют расширить уподобление Храма конкретному человеку до сравнения с человеческой природой вообще. На последних страницах романа шпиль, соединяющий небо и грешную землю, воплощающий темное и светлое, материальное и божественное, рациональное и иррациональное начала бытия, не имеющий под собой твердого фундамента и готовый рухнуть в любую секунду, превращается во всеобъемлющую метафору о нескончаемой борьбе и единстве противоположных начал в человеческом бытии.

В заключении работы сформулированы следующие выводы:

признаков, которые и составляют особый голдинговский стиль.

2. Первый этап творчества Уильяма Голдинга характеризуется идейной сопряженностью книг, созданных им в этот период. В поисках ответа на вопросы о соотношении добра и зла в человеческой природе, об истоках этого зла, о нравственных аспектах развития цивилизации писатель отправляет читателей то в далекую архаическую эпоху, то в загадочный мир средневековья, то в вероятное будущее, то в ХХ век. В самом обращении к различным историческим эпохам при постановке схожих проблем видится стремление автора провести параллель между современностью и древностью, соединить настоящее и прошлое в единый поток, с целью обнаружения незыблемых, вечных истин, неизменной сущности человеческой природы, которая видится Голдингу сложной и противоречивой, которую однако необходимо познать, иначе ее невозможно будет держать под контролем.

3. Наличие двух уровней - философского и чисто событийного, повествовательного, и их взаимная несводимость друг к другу характеризует романы «Повелитель мух», «Наследники», «Шпиль». В романах «Хапуга Мартин» и «Свободное падение» происходит смещение жанровой структуры в сторону типологической модели романа, которое вместе с тем осуществляется без какого-либо ущерба как для эстетических аспектов, так и для философского качества произведений.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Жанровое своеобразие романа Уильяма Голдинга «Наследникик» // «Англистика XXI века» сборник материалов VI Всеросийской научной конференции. Выпуск №4. СПб., 2008. С. 190-191.

3. Символика и проблематика романа-притчи Уильяма Голдинга «Наследники» // Омский научный вестник. № 9 (47). Омск, 2006. С. 262-265.

4. Символика Храма в романе Уильяма Голдинга «Шпиль» // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. №118. СПб.,2009. С. 188-193.

5. Скрытые и явные функции имен героев в романах Уильяма Голдинга // Вестник СПбГУ. Серия 9. Выпуск 3 (ч. II). СПб. 2007. С. 23-26.