Глава 2
«НАБЕГИ КРАСОТЫ»
В предисловии к «Саге о Форсайтах», написанном после завершения трилогии в 1922 году, Голсуорси сформулировал ее тему: «набеги Красоты и посягательства и Свободы на мир собственников» .
— не случайно автор написал эти слова с заглавной буквы. Вместе с тем Голсуорси тут же наполняет абстракцию очень конкретным жизненным содержанием. По его словам, «воплощением волнующей Красоты является Ирэн». Эта прямолинейно выраженная точка зрения не в полной мере совпадает с художественной логикой «Саги о Форайтах», где Красота выступает как образ и понятие более широкие, чем все достоинства Ирэн, вместе взятые.
Если же мысленно представить себе содержание всего форсайтского цикла, то определение, найденное его автором, покажется еще более узким.
Свободная от расчета и тирании любовь Флер и Джона; окрашенное в трагические тона нищеты чувство Тони Бикета, который яростно оберегает свое достоинство и престиж жены; непонятная старому Джолиону, но глубоко человечная потребность его видеть Ирэн, слушать ее игру на рояле; художественное творчество Филиппа Босини, создавшего дом, который поражает каждого разумной оригинальностью форм и своей органической. связью с окружающей его средой; знаменитая «Белая обезьяна», нарисованная неизвестным китайским художником и ставшая символом исчерпанности надежд и возможностей; преданность Майкла Монта, его неутихающее чувство к жене, которая не любит его; прекрасная музыка Шопена, звучащая в Робин-Хилле, и опера «Кармен», которую в Лондоне слушают старый Джолион и Ирэн; пейзажи Робин-Хилла и Мяйплдерхема — усадьбы Сомса Форсайта — все это и многое другое составляет- истинную красоту личных отношений, духовного облика персонажей, прекрасное в. природе, которая безвозмездно дарит его всем видящим и слышащим.
В громадном сюжете форсайтского цикла Красота выступает как качественная характеристика почти всего, что противостоит миру Форсайтов.
Многие свидетельства того, что на грешной земле встречается совершенство, придают художественной системе Голсуорси известный оптимизм. В то же время различные воплощения Красоты, часто подавляемой Форсайтами, резче обозначают их самих как носителей порока, безобразного начала действительности.
«набеги Красоты» автор подчеркивает ее активный характер, даже известную ее агрессивность. Эта оценка содержит ключ к правильному пониманию того образа, который, по мнению писателя и многих выведенных им персонажей, больше всего отвечает представлению о прекрасном.
Изящество, долгие годы не увядающая женственность, золотистого цвета волосы, карие глаза, платье или костюм, всегда соответствующие ее облику, времени дня и года, — все то, что образует прекрасное во внешнем облике Ирэн, по понятным причинам может произвести сильное впечатление даже на Форсайтов, у которых не принято восторгаться чем-нибудь или кем-нибудь.
Форсайтизм — не только власть и сознание собственника, который мерит мир мерками богатства. Форсайтизм — разветвленная система норм и стереотипных оценок. Некоторые компоненты этого комплекса имеют, казалось бы, прямое отношение к национальным особенностям англичан, например к приписываемой им сдержанности. Но Голсуорси, подводя итог пересудам Форсайтов относительно Ирэн, по-иному характеризует психологию семьи. Он связывает их манеру держаться с особенностями и нормами класса, к которому они принадлежат, а не всей нации. Это одно из многих обобщений, которые позволяют рутину семейного быта и семейных взглядов подвести под знак социальной общности. Мы постигаем не только глубину типизации, когда наблюдаем за этим процессом или серией уподоблений. Мы испытываем эстетическое наслаждение оттого, что автор тут же низводит семейную и классовую систему оценок до уровня убогого стандарта, который помимо всего прочего, есть признак духовной нищеты его рабов и ревнителей. И делается это с той простотой, которая говорит о гениальности: Голсуорси вводит эпитеты «великий» и «большой», которые определяют класс и качества Форсайтов. Ввиду того что в одном предложении эти определения повторяются дважды, подобное сочетание порождает реакцию отрицания объявленных высоких характеристик: «Великий класс, принявший Форсайтов в свое лоно как полноправных членов, требовал от них большой прямоты и еще большей сдержанности» (173, 1). Итак, пресловутая сдержанность, с какой они восприняли обаяние Ирэн, выступает как черта социальной психологии тех, кто преисполнен твердой веры в свое совершенство. Красота Ирэн служит противовесом угрюмости, чопорности, какой-то заложенной в Форсайтах мертвенности или, точнее, отталкивающей холодности. Так, дарованные природой черты и вкус Ирэн, как будто субъективные и пассивные свойства натуры, в общей композиции цикла утверждаются в качестве весьма активных. противовесов характеру Форсайтов, их устоям и тому, как они выглядят.
Выступая как воплощение гармонии, внешнего и внутреннего совершенства или, точнее, воспринимаемая как идеал женской красоты, Ирэн прежде всего являет собой контраст Сомсу. Автор не раз обнаруживает в его облике нечто бесчеловечное. Его наружность уподобляется бульдогу. Отталкивающими являются и «его острые, как у рыси, глаза» (355, 1). Не случайно Голсуорси счел нужным сравнивать супруга Ирэн с хищниками: внешний облик этого персонажа тоже своеобразно «гармонировал» с линией его поведения, с разработанной им и его семьей стратегией и системой оценок.
Не надо думать, что в форсайтском цикле всякое уподобление человека животному есть свидетельство или признак неполноценности. Например, Босини (ища Ирэн) «дошел до конца ограды и повернул назад, пробираясь между стульями, точно пойнтер по следу» (251,1). В другом месте он же смотрел на Ирэн «как смотрит собака на своего хозяина» (253, 1). Оба последних сравнения выявляют черты глубоко человечной близости Босини и Ирэн. И хотя уподобления содержат элемент. иронии, она здесь признак юмора и сочувствия Голсуорси, то есть имеет совсем иную природу, чем саркастическая характеристика, которой удостоен Сомс.
Согласно представлениям Сомса Форсайта и людей его круга, Ирэн осчастливлена: она ведь принята в «верхушку среднего класса» и не испытывает невзгод бедности. Супруг, руководствуясь соображениями престижа, не жалеет средств: Ирэн не должна ни в чем нуждаться. Словом, от нее ждут подчинения и респектабельности среди Форсайтов принято, что жены, независимо от их происхождения, признают власть мужей или, по крайней мере, как мать Сомса Эмили, делают вид, что подчиняются супругу.
Не в самые острые моменты столкновений с прошлым, а позднее, спустя годы после разрыва с Сомсом («Последнее лето Форсайта», «В петле», «Сдается в наем), Ирэн корит себя за ошибку молодости, за то, что она согласилась выйти замуж за нелюбимого человека. А вначале («Собственник») она, большей частью молча, сопротивляется диктату Сомса, его просьбам, советам, требованием, угрозам. Этот тихий протест незаметен для посторонних, и о нем мы тоже узнаем после того, как он был обнаружен всеми. Сомс припоминает, с какой неохотой Ирэн всегда вступала в беседу с ним или откликалась на его призыв. Вначале его призыв был направлен к тому, чтобы Ирэн наконец осознала, каковы его достоинства, и вела себя сообразно его вниманию и респектабельности. Его призыв был нацелен на то, чтобы она отвечала на его нежность и щедрость теми же чувствами. Все это с самого начала натыкалось на глухое противодействие или вынужденное смирение.
Помолвка Джун была новой вехой в развитии конфликта. До этого противоборство велось только строптивой Ирэн и властным Сомсом, и неизвестно, сколько оно могло бы длиться, если бы Боснии и Джун не были вовлечены в него.
Почему же психологическая несовместимость изображена главным образом как воспоминание Сомса и Ирэн, почему «Сага о Форсайтах» начинается с помолвки Босини, которая стала началом конца несчастного брака Ирэн? Секрет романиста открывается простое если бы не эта неожиданно вспыхнувшая любовь, у Ирэн не было бы сил пойти на разрыв с Сомсом, не поняла бы она, насколько супружество было похоже на настоящее рабство. По-видимому, романист счел, что лучше всего начать с того поворотного пункта, когда Ирэн стало ясно, что дальше жить по-старому нельзя. Ни сам Голсуорси, ни Ирэн об этом прямо не заявляют. О том, что жизнь потекла по иному руслу, свидетельствуют поступки, непонятная для многих одухотворенность Ирэн и растущее ожесточение Сомса. Да, он вынужден был считаться с тем, что Босини бывал у него дома и что архитектора видели с Ирэн в разных местах. Встречи и любовь не были тайными, любящие не скрывали своих чувств. Автор, избрав особую манеру изображения происходящего, предпочитает вводить читателя в мир чувств Ирэн не прямо, не пользуясь своим правом проникать в сознание героя. О том, насколько Ирэн была близка и единодушна с Босини, первым узнает Джолион младший. "Через его восприятие, затем вторично воспроизведенное в далеком воспоминании, красота чувств и лиц, этот «набег» на мир неумолимого диктата предстает перед нами во всей психологической тонкости. Много лет спустя после смерти Босини прежний облик Ирэн «переносится» в новую ситуацию, когда ее покровителем, а впоследствии и вторым супругом становится Джолион младший. Это своего рода композиционная связка романов «Собственник» и «В петле». В первом психологическое состояние Ирэн было разгадано и запечатлено еще не влюбленным в нее художником, а во втором оно стало памятью, образом, ожившим в воображении любящего человека. Но, вдумываясь в движение конфликта, можно на время позабыть об этих связках и сосредоточиться на том, что насыщенная внутренняя жизнь. Ирэн (энтузиазм любви, страх, сила воли и бессилие) противостояла — в «Собственнике», а затем и в «В петле» — форсайтской стандартной однотонности существования. Художник не преминул обратить внимание на то, как отличалась Ирэн, ожидавшая Босини («прекрасная безвольная фигура»), от той Ирэн, которой стало известно о смерти любимого человека («ее прекрасное лицо, вдруг вспыхнувшее безумной надеждой и снова окаменевшее в отчаянии»). Какая выразительная внешность, сколько оттенков внутренней жизни может быть запечатлено на ее лице!
из нескольких эпизодов, которые обнаруживают только внутреннюю взаимообусловленность. Получается немного импрессионистично. Монументальное повествование располагает всеми возможностями, чтобы в деталях передать поэзию чистого чувства. Но автор намеренно избегает подробностей., И тут, пожалуй; сказывается воспринятый опыт Тургенева, которому Голсуорси многим обязан, в частности последовательной, ориентацией на раскрытие духовного содержания любви. Вот почему то, что увидел глазами художника и честного наблюдателя Джолион младший, создает представление об особом характере отношений Ирэн и Босини. Природа их близости была совсем не той, какой ее представлял себе Сомс Форсайт, но было бы ошибкой считать, что люди, любившие друг друга, находились не во власти чувства. Вот почему от Джолиона Форсайта в упомяну том эпизоде не ускользает взволнованность Ирэн, которая является таким резким контрастом ее же холодной сдержанности и постоянной замкнутости в отношениях с Сомсом.
В целой серии сцен семейной жизни («Собственник») мы знакомимся с тем, что Сомс охвачен гневом, а Ирэн замкнута и молчалива — это был брак, важнейшей чертой которого была психологическая несовместимость жены и мужа. Победа истинного чувства над расчетливой и деспотической властью нелюбимого супруга, столь короткое и убитое торжество Босини и Ирэн над миром невзгод и притеснений изображено как эпизод, трагическое завершение которого предопределено соотношением сил.
Граница счастья и трагедии проходит в доме Сомса Форсайта в тот день, когда он, настаивая на своем, и в данном случае вовсе не полагаясь на всемогущество собственности, силой овладел Ирэн. С этого момента ее неприязнь к мужу переходит в открытую ненависть, о которой она заявляет с необычной для нее прямотой. Это ее возмущение выступает как признак моральной силы и активности. Но не один протест наполнял ее душу. Она была в отчаянии, она была столь же бессильна, как и сильна.
Ее ничто не могло остановить в сближении с Босини — ни то, что она была женой другого человека, ни пересуды Форсайтов. С другой стороны, характеризуя враждебный ей мир, нельзя не заметить, что в глазах родственников Сомса Ирэн продолжала оставаться его супругой, недостойной и непокорной, но все-таки женой Форсайта. Они несогласованно, но единодушно приводили неотразимые, на их взгляд, но по сути беспомощные доводы.. Когда Ирэн попросила Сомса отпустить ее, он тут же возразил и при этом упомянул, что у нее нет средств. То же говорит ей и Джемс.
— и она вновь услышала от Сомса, что он хочет ее возвращения. Она не знала, что, любя ее, он одновременно вел переговоры с матерью (!) Аннет о новом бракосочетании. Тем не менее Ирэн вновь ответила ему отказом — столь же непримиримо, как и раньше. Форсайт должен был бы признать и понять, что потерпел поражение. Но Сомс по-другому оценил обстоятельства. Как и раньше, он считал, что всегда был хорошим супругом, желал добра Ирэн. Если в былые времена любовь к Босини настраивала ее против него, то после гибели архитектора не было, по мнению Сомса, ничего такого, что бы убедительно объясняло упорство Ирэн. Тогда он начал подозревать, что у нее «кто-то есть». И он сказал ей об этом. Впоследствии, когда она пошла навстречу желанию Джолиона младшего, появилось основание для того, чтобы Сомс в этом усматривал причину бесконечных отказов и неутихающего сопротивления Ирэн. Но еще до того, как выйти вторично замуж, испытав любовь Босини и унижение от Сомса, она решила, что навсегда освободит себя от него. Совсем в другом направлении развивались мысли и действия ее первого мужа. То, что Ирэн не любила Сомса, по его мнению, не могло стать причиной разрушения семьи. И впоследствии, как он считал, нелюбовь Ирэн не могла помешать им сойтись вновь. Достаточно было того, что он любил ее и готов был простить ей неверность. Или, если не простить, то не напоминать об «этом Босини». Тем самым он продолжал оставаться Форсайтом — он исходил только из своих интересов и критериев.
— доме на Бэйсуотер-Род, где жил Тимоти со своими сестрами Энн, Джули и Эстер, придерживались примерно той же точки зрения. Старушки жадно вслушивались в рассказы Юфимии, Фрэнси и других Форсайтов о развале семьи Сомса. Они единодушно были на стороне племянника и обвиняли Ирэн, особенно после того, как стало известно, что «эти двое» перешли границы» (289, 1). О каких чувствах может идти речь, если Ирэн стольким обязана Сомсу! Коллизия, возникшая в сугубо личных отношениях, вновь приводит автора к размышлениям о социальной роли Форсайтов. Личное приобретает ряд характеристик, которые выявляют его зависимость от системы общественных отношений и норм. Чтобы перейти к столь, глубоким обобщениям, Голсуорси «оставляет» уютные, но пропахшие тиранией дома Форсайтов и воссоздает свободную жизнь на свободном пространстве лондонских парков. Конечно, это только мгновения счастливого бытия, или часы любви, переживаемые людьми на лоне природы, окруженной каменными громадами улиц. Но все же Сомс Форсайт, случайно попавший в парк, ужаснулся. В связи с этим автор и обнажает тупую враждебность Форсайтов живым и непосредственным проявлениям человечности, их враждебность свободе, которая в «Саге о Форсайтах», часто выступает синонимом любви: «... вопреки порицаниям почтеннейшего института форсайтизма — муниципального. совета, который считал любовь, наряду с проблемой канализации, величайшей опасностью для общества, — ив этом и в сотнях других парков происходило то, без чего фабрики, церкви, магазины, налоги и канализация, охранявшиеся Форсайтами, были бы как артерии без крови, как человеческое существо без сердца» (292, 1). Пространство парка, всех лондонских парков постепенно разрастается, включая всю страну, которая не может существовать без любви (возвышенное). Сатирический образ Форсайтов, которые считают, что любовь чрезвычайно опасна, неожиданно сближается с охраняемой ими «канализацией» (низменное). Таким образом бунт Ирэн по-своему входит в систему более широкого в рамках всей нации жизнедействия, которое протекает вопреки воле Форсайтов.
Вместе с тем самая острая сатира не перечеркивает личной драмы Сомса. Сатирически изображая единодушие обитателей дома на Бэйсуотер-Род, Голсуорси проводит разграничительную черту между тем, что переживали неугомонные тетушки, и душевным состоянием Сомса, их любимого племянника. Если старушки только обсуждали незавидное положение дел Сомса, то он переживал разрушение семьи как свое большое горе, как непонятную для него беду и удар по престижу.
Как видим, набег Красоты оказался весьма чувствительным для Форсайтов, Позабыв о том, что в истории их семьи был уже случай, когда над собственническими соображениями восторжествовала любовь, они продолжали рассматривать поведение Ирэн как верх неразумия. Когда-то Джолион младший не посчитался с волей отца и мнением других Форсайтов, женившись на женщине без средств и положения. Его отторгли от семьи. Отец — Джолион старший — взял на воспитание Джун, дочь сына от первого брака, и никто ничего не хотел знать о строптивом Джолионе, который служил клерком, вел жизнь несостоятельного человека и к тому же занимался живописью — совершенно нефорсайтским занятием. Показательно, что Джолион старший, меньше всех Форсайтов находившийся во власти «собственнического инстинкта», и тот в течение целого ряда лет не имел связи с родным сыном. Потом старик разрушил стену, отделявшую его от Джолиона, и сделал он это решительно. Но на первых порах у него не было расхождения с обитателями дома на Бэйсуотер-Род, которых автор объединил в одно целое метафорой «Форсайтская Биржа». Собственно, Тимоти, его сестры и навещавшие их Форсайты разных поколений — от. старого Джолиона до совсем молодого Вэла — далёко не всегда обсуждали и решали финансовые вопросы. Весь комплекс отношений семьи с внешним миром и их внутренние коллизии становились объектами оценок, споров, даже общих переживаний. Особенно показателен пример того, как Форсайты на Бэйсуотер-Род реагировали на англо-бурскую войну. Однако Голсуорси не случайно их сборища насмешливо назвал «Форсайтской Биржей». В семье Форсайтов действовал тот же закон, который царил на финансовой бирже: поведение каждого члена семьи и всей совокупности Форсайтов было подчинено соображениям личной выгоды. Все остальное отбрасывалось или не принималось в расчет как нечто не стоящее внимания. Так было и с уходом Ирэн, чувства которой не были для Форсайтов реальностью. Так было до этого и с Джолионом младшим. Но поведение Ирэн нашло более суровое осуждение, чем второй брак художника. Форсайты могли спокойна рассуждать о Джолионе младшем, о превратностях его судьбы, не видя в ней ничего опасного для всей семьи: он для них перестал существовать как член их клана. Другое дело Ирэн. Ни Сомс, ни другие Форсайты не имели возможности иначе как словесно осудить нарушительницу их закона. Не они освободились от Ирэн, а она от них. Вот почему некоторые сочли ее измену Сомсу и уход от него покушением на их устои. Такого мнения придерживались тетушки, очень ценившие Сомса и видевшие в. нем опору семьи. Они имели веские основания, чтобы любить и уважать своего племянника: он держал в своих руках все финансовые дела и не допускал, чтобы Форсайты потерпели убытки, когда акции лихорадочно подымались или падали в цене.
Однако не все Форсайты разделяли мнение Тимоти и его сестер. Среди них были такие, как двоюродный брат Сомса Джордж, который просто потешался над тем, что сухому и скучному «собственнику» наставили рога. А старик Суизин, когда-то сам подвергшийся набегу Красоты и едва одолевший в себе живое человеческое чувство любви, на закате лет был очень благосклонен к Ирэн, но, конечно, только мысленно — о поддержке ее нечего было и думать. Ему пришло в голову, и он от самого себя не скрывал, что такой. человек, как Сомс, не мог дать счастья столь обаятельной и обходительной женщине. Он прекрасно помнил, насколько очаровательной была Ирэн, когда совершила с ним поездку в Робин-Хилл. В тот день Ирэн долго беседовала с Босини. О чем — Суизин не знал и не мог знать. Он вздремнул, а молодые люди куда-то удалились, наверно, чтобы не мешать его отдыху: как-никак поездка за город была для старика утомительной. Когда Суизин выспался на чистом воздухе, они благополучно вернулись в Лондон. Примечательное воспоминание. Суизину невдомек было, договаривалась ли Ирэн заранее о встрече с Босини в Робин-Хилле или они увиделись случайно.
И только в контексте всей истории отношений Ирэн с Форсайтами становится очевидным, насколько она, при всем почтении к Суизину, была далека от него. Ему лишь казалось, что она с ним, но она в мыслях, а затем и наяву была с другим. Эта трогательная сцена резко обозначила пропасть между Ирэн и Форсайтами, хотя фабула свидетельствовала о том, что по крайней мере с одним из них — Суизином — она не без удовольствия провела время.
— виновница несчастья Джун, затем стал на сторону Ирэн и проявил в этом присущую ему последовательность, оговорив в завещании солидную сумму в ее пользу. Но не только такое отступничество от принципов семьи характеризовало его отношение к Ирэн. Именно он увидел в Сомсе тирана и презрительно называл его «этот собственник», усматривая в эпитете не брань, а обозначение зла, ставшего на пути Красоты. Столь противоположны старый Джолион и Сомс, что возникает сомнение в том, выступает ли семья с единых моральных позиций, или же сколько Форсайтов, столько и точек зрения по поводу набегов Красоты и других посягательств на установленный порядок. Обратим, однако, внимание не только на различия в оценке Сомса и Ирэн, хотя и мимо этого нельзя пройти, но и на то общее, что соединяло Форсайтов. Стоит, например, еще раз указать на то, что великодушный Джолион старший не остановился перед тем, чтобы порвать с сыном, когда тот поступил вопреки традициям Форсайтов. Но и тогда, когда Джолион старший безоговорочно осуждал Сомса, он не изменил своей шкалы ценностей. В интерлюдии «Последнее лето Форсайта», находящейся между романами «Собственник» и «В петле», ярче всего раскрыто глубокое противоречие во взглядах Джолиона старшего.
Уйдя от дел, сменив Лондон на безмятежный Робин-Хилл с его чудесными пейзажами, мирными коровами, славными внучатами, старик словно бы стал другим человеком (интерлюдия «Последнее лето Форсайта»). Он без колебаний расстался с прежней властностью, с форсайтской цепкостью и накопительством. Когда Ирэн неожиданно появилась вблизи виллы, он уже был внутренне готов к тому, чтобы ее красота победила его. Он начал испытывать нужду в общении с этой очаровательной женщиной. Ему доставляла неизъяснимое наслаждение ее игра на рояле, Шопен переносил его в. мир романтической мечты, в чистую сферу искусства, от которого он был далек на протяжении многих десятилетий жизни, отданных коммерции и воспитанию Джун.
Джолион старший не заблуждался относительно возможных перспектив. Ирэн была молода, а он безнадежно стар. Частые думы о неминуемой смерти преследовали его. И если они не отравляли радости общения с Ирэн, то достаточно сильно нарушали покой в ее отсутствие. В несобственно-прямой речи мрачные мысли выражают преимущественно состояние старого Джолиона, а не то, что соответствует позиции автора: «... и наконец нетерпеливая Природа схватит его за горло, и он задохнется насмерть как-нибудь ранним утром...» (402, 1). И далее: «Жизнь поймала его в сети, и, как несчастная рыба, он плавал и бился о петли то тут, то там, не в силах выскользнуть или порвать их» (409, 1). Это предощущение конца оставляло его только тогда, когда он наслаждался красотой Ирэн.
Прослеживая, как настойчиво Джолион старший очищается от форсайтской накипи, автор не удержался от того, чтобы подчеркнуть, что у этого Форсайта в душе жила «нефорсайтская философия» (367, 1). Далее Голсуорси не забывает сделать и более широкое обобщение: у старого Джолиона было «истинно благородное нутро» (376, 1). Но тут же писатель решительно отмечает, что «нутро» было скрыто «под толстым слоем подчинения, чувству собственности» (376, 1). А когда Джолион старший впервые встречается с Ирэн в Робин-Хилле, и они «в эту минуту, полную неизъяснимой тайны и даже душевного волнения» (371, 1), двинулись к коровнику, этот самый коровник жестко определен автором, как «кусочек собственности». Какой контраст между идиллией в отношениях людей и таким резким обозначением или мерилом буржуазных ценностей! Художнику необходимо было столкнуть два состояния;
Джолиона старшего, обнажить две стороны его души, чтобы показать, насколько он оставался Форсайтом и насколько отошел от своих родственников.
— председатель правления угольной, компании, крупный чаеторговец — самим характером своей деятельности соответствовал той системе отношений, которая не могла обойтись без Сомса Форсайта и ему подобных. Однажды он пошел наперерез мнению своих компаньонов по угольной компании, когда настоял на выплате пенсии семье директора шахты, покончившего самоубийством. По мнению. Сомса Форсайта, который присутствовал на бурной дискуссии между Джолионом старшим и другими членами правления, его дядя только лишь продемонстрировал силу характера и властность. Пусть это было больше, чем желание настоять на своем. Пусть помощь семье самоубийцы — акт благотворительности. Всем было ясно, что система получения прибыли нисколько не пострадала. И позднее его решение обеспечить Ирэн в такой же мере оставляло все на своих прежних местах.
Теперь необходимо подчеркнуть, что не он один испытывал радость, общаясь с Ирэн. И она видела в нем высшее проявление человечности, ласково называла его «дядей». Словом, она целиком принимала его таким, какой он был. И ей было известно, насколько Джолион старший — Форсайт и насколько он — человек.
Далее Красота, дарующая счастье, предстает в отношениях Ирэн с Джолионом младшим. История второй семьи Ирэн ничем не напоминает ее жизнь с Сомсом. После того как трагически оборвалась ее любовь к Босини, она ничего подобного испытать не могла, но даже отсутствие какой бы то ни было страсти в ее отношении к Джолиону младшему никогда не нарушало доброго мира между ними. С Сомсом она вела нескончаемую войну, а здесь — безмятежное согласие во. Всем. Ее новый супруг предупреждал все ее желания, никогда ничего от нее не требовал, был, как и она, человеком искусства. Джолион младший, в отличие от Ирэн, сдержанной из-за того, что с ее стороны не было горячего чувства, постоянно воспламенялся от счастья совместной жизни с Ирэн.
Рассматривая эту идиллию («В петле», «Сдается в наем»), сменившую ожесточенную борьбу, нельзя не заметить, как постепенно блекнет красота, не встречающая препон к самоутверждению. Все больше Ирэн становятся объектом любования и теряет ту живую привлекательность, которая ей была присуща ранее — в конфликте с Сомсом, в сближении с Босини и даже в полных трудно объяснимой теплоты встречах с Джолионом старшим.
То, что даже Ирэн постепенно теряла обаяние молодости, естественно и понятно: годы всегда берут свое. Но она не только рассталась с золотистым цветом волнистых волос, — она стала утрачивать то, что составляло внутреннее содержание ее. красоты: умение ценить свободу личности, отстаивать право поступать сообразно диктату чувств, а не собственности.
Почему же Ирэн, которая некогда так стремилась утвердить любовь, свободную от расчета и адекватную Красоте, теперь сама стала помехой именно такой любви? Как могло ее материнское чувство к Джону, которое ни у кого не вызывало сомнений (см. интерлюдию «Пробуждение»), сочетаться с ее же жестокой, хотя и деликатно выраженной решимостью противостоять любви сына?
В свое время Джолион младший, узнав о любви сына, написал ему письмо, в котором настойчиво просил Джона порвать отношения с Флер. Отец мотивировал свою просьбу желанием сохранить спокойствие Ирэн, которая раньше много страдала от притеснении и преследовании Сомса и видела во Флер его продолжение. Вскоре после этого обращения к Джону Джолион младший умер, и сын, очевидно, не посмел поступить вопреки воле любимого отца. Все могла и должна была повернуть в другую сторону Ирэн, «воплощенная Красота». Но ради того, чтобы всегда находиться вдали от ненавистного Сомса, не общаться с ним, не стать свекровью его дочери и бабушкой тем же внукам, которым Сомс приходился бы дедом, она без угрызений совести, без колебаний оторвала слабовольного Джона от Флер. Так та, которая некогда взбунтовалась против морали Форсайтов, подобно им, сама стала отражать набеги Красоты. Но истинной причиной этого видоизменения характера Ирэн послужил не только ее эгоизм. Справедливость требует признать, что стремление к собственному душевному комфорту сочеталось в Ирэн с желанием обезопасить сына от «их» посягательств.
Метафорическая формула Голсуорси «набеги Красоты и посягательства Свободы на мир собственности», видимо; указывает, помимо того, о чем уже говорилось, на эпизодический характер вспыхивающего конфликта. Набег — кратковременная атака.
В рамках форсайтского сюжета обнаруживается, что Ирэн с самого начала возмущалась только одним — властью Форсайтов над нею. После второго брака она заставила их принимать себя как равную. Даже Сомс Форсайт, самый гордый и непреклонный из всех членов семьи, смиренно, но безуспешно упрашивает ее не растаптывать любовь детей.
не совсем той, какой ее воспринимали со стороны.
Из сюжета обеих романных трилогий — «Саги о Форсайтах» и «Современной комедии» — неумолимо вытекает, что союза Красоты и собственности не существует. Либо борьба, либо мир Форсайтов преобразовывает прекрасное в его противоположность. Процесс потери старых качеств и обретения новых свойств характера может, конечно, быть долгим и противоречивым. Пример тому — Ирэн.
Сын старого Джолиона Джолион младший более осознанно, чем его отец, стремился соединить форсайтизм с красотой. От его бунтарства с годами не осталось и следа. Как отмечалось, в молодости Джолион младший во имя своей любви готов был сменить жизнь состоятельного Форсайта на скромное существование конторского служащего. Кроме любви, его вдохновляло искусство. Он много времени и сил отдал живописи. Все это порождало иллюзию независимости. Ощущение торжества могло возникнуть и в результате того, что отец первый предпринял шаги, чтобы преодолеть разрыв. Но щедрость старого Джолиона незаметно возвращала сына в лоно Форсайтов, подчиняла его (как и Ирэн впоследствии) их принципам. Результаты этого очень скоро проявились в резкой форме, когда Джолион младший безоговорочно одобрил действия английского правительства против буров. А его дети — сын Джолли и дочери Холли и Джун — отправились в Южную Африку, на фронт, чтобы вдали от Англии защищать интересы Форсайтов.
красоту и на его смирение предоставили им минимум личной свободы и солидное обеспечение. Ирэн не замедлила вслед за Джолионом доказать, что приняла их мир.
Становится очевидным, что ее внутренняя красота, ее нравственность, всегда были столь же ограниченными, как гуманность старого Джолиона и его сына. А сын Ирэн Джон с его поэтическими наклонностями (параллель музыкальности Ирэн и художнической одаренности отца), задумавший стать фермером, не скрывал от своей жены Энн, что его цель — богатство. И здесь, как это имело место с отцом во время англо-бурской войны, был свой кризисный момент, когда Джон со всей определенностью доказал свою верность миру Форсайтов: в 1926 году во время всеобщей забастовки он стал рядовым штрейкбрехером.
основания, чем форсайтизм.
Однако до наступления духовного кризиса, до осознанной защиты собственничества и он, как когда-то мать, совершил свой набег на мир Форсайтов. Он решился на это не один, а в союзе с Флер. И инициатива исходила от нее («Сдается в наем», «Лебединая песня»). Напор молодого и чистого чувства оказался столь сильным, что даже Сомс Форсайт был сбит с занимаемых позиций.
надо отметить, что в рамках форсайтского цикла Голсуорси ставил себе задачей создать не только сатирический, но и трагический образ собственника. Сомс Форсайт оставался гуманным, переживая горе Флер как свое, но он неизменно оборонял от посягательств Свободы социальную систему, которая гарантировала господство Форсайтов. А. В. Чичерин принципиально и настойчиво опровергал распространенное в советской критике мнение, что Голсуорси будто бы проникся сочувствием к Сомсу, который стал глашатаем идей автора в «Современной комедии» .
Нет нужды возрождать дискуссию давних лет, но есть основания обратить внимание на то, как Голсуорси показывает сражение отца за счастье дочери. Борьба Сомса изображена таким образом, что перед его глазами постоянно возникают эпизоды его любви, его безуспешных стремлений вернуть Ирэн. Это соединение прошлого с настоящим в сознании Сомса выявляет его способность глубоко переживать, страдать, быть верным первому чувству. Анализируя внутренний мир Сомса Форсайта, автор не перечеркивает тех свидетельств жестокости и черствости, которых было предостаточно в «Собственнике». В то же время они, будучи соотнесенными с новым психологическим состоянием Сомса Форсайта, друга и отца Флер, получают некоторые дополнительные оттенки. Ретроспективное рассмотрение его конфликта с Ирэн отличается от непосредственного изображения столкновений, которые для обеих сторон были мучительными. Тогда он действовал, конечно, как разъяренный собственник и не скрывал этого. Но его поведение объяснялось и понятной обидой супруга, и горьким сознанием того, что его чувство растаптывается. Да, он не раз доказывал, что по-своему любил Ирэн — деспотично, не считаясь с ее волей, но любил.
Перевоплощение Ирэн, о котором шла уже речь, само по себе — процесс, вызванный и ее жизненной позицией, и устойчивым господством форсайтской системы нравственности. То, как Ирэн меняется, и то, как эта эволюция проходит не замеченной для тех, кто ее обожал, — составляет одну из напряженных сюжетных линий форсайтского цикла. Естественно поэтому, что история Ирэн представляет самостоятельный эстетический интерес. Но значение ее действий и переживаний гораздо шире, чем можно предположить, видя ее трагедию и столь, благополучное для нее разрешение всех коллизий. Окаменелость Ирэн в те дни, когда решалась судьба сына, служит противовесом теплоте и глубокой жизненности чувства, охватившего Джона и Флер. Этот контраст, в свою очередь, придает картине острый драматизм. Мы становимся свидетелями того, с какой замечательной естественностью» и непосредственностью рождается эта любовь. Мимолетный взгляд в картинной галерее, встреча в Робин-Хилле — вначале, когда любящие наедине, и затем, когда они видятся в присутствии родителей Джона. И впоследствии все свидания проходят от случая к случаю, в лихорадочном ритме, оттого что влюбленные чувствуют себя вроде бы преследуемыми, хотя они ни от кого ничего не скрывают. Драматизм достигает высокого напряжения из-за давления извне на Джона, из-за его колебаний, из-за того, что он и Флер понимают: им не преодолеть препятствий, устроенных Джолионом младшим и Ирэн.
романа «В петле», где изображено рождение чистого юношеского, чувства, следуют два романа трилогии «Современная комедия», в которых отношения Флер и Джона по существу прекращены. Их встречи возобновляются в завершающем романе «Современной комедии» — «Лебединой песне». Теперь уже нет прежней взаимности. Каждое свидание представляет собой тонко рассчитанную «операцию», которую задумывает и осуществляет Флер. При этом она преодолевает медленно нарастающее сопротивление Джона, вызывающее у нее отчаяние. Понадобилось устроить дом отдыха для бедняков именно в том районе, где жил Джон, чтобы с ним встречаться. А когда все молодые Форсайты участвовали в акциях по пресечению забастовки, Флер могла видеть кочегара Джона в столовой для штрейкбрехеров, которую она организовала.
— она питалась обманом. Джона это мучило, и он в конце концов признался Энн, что виделся с Флер. Его раскаяние означало и разрыв с Флер. Флёр же нисколько не тревожилась по поводу того, что изменяла Майклу и заставляла Энн страдать. Энн подозревала неладное и мучилась. Одно время она молча переживала отдаление Джона, а затем сказала ему о том, что ее терзало.
Итак, любовь выродилась. Это сказалось не в одном обмане, без которого ни одна встреча не была возможна и без которого нельзя было сделать вид, что жизнь течет в рамках нормальных семейных отношений. В такой же мере о потере нравственной силы говорило и стремление Флер любой ценой обладать Джоном. Для Голсуорси, следовавшего Тургеневу, искажением любви было теперь ее плотское содержание. Для Флер такая близость означала компенсацию за потерянную навсегда гармонию. Она не боялась себе признаться, что в тот последний период любви, перед разрывом, главным ее стремлением было слиться с Джоном. Пусть на мгновение, но почувствовать его своим и в себе.
Это явилось скорее результатом отчаяния, чем безнравственности, результатом того, что Флер поняла: Джон для нее безвозвратно потерян. Иногда в этих ее метаниях проглядывается форсайтский порыв: все желаемое сделать своим. Конечно, она была дочерью своего отца, но форсайтизм Флер нельзя назвать полным и постоянным. Форсайтской непреклонности ей долгое время «не хватало». И появилась она как. проявление агонии ее чувства. Тогда-то Флер и руководствовалась принципом «хватить!».
Вот почему можно сказать, что разрушение ее чистого девичьего чувства и несколько менее глубокого чувства Джона есть такой же результат форсайтского господства, как перевоплощение Ирэн. Набеги Красоты кончились печально. Она перестала быть Красотой, так как после столкновения с миром собственности (possessive world) она приемлет его законы. Об этом свидетельствует опыт Ирэн, Джона и Флер.
— не лишенная борений семейная история Тони Бикета и Викторины.
Добряк, любитель лошадей и скачек Вэл без долгих колебаний всегда предпочитал общество жены ипподромным и клубным завсегдатаям. Тем самым он принципиально отличался от своего отца, постоянно находившегося в бегах от жены или на бегах. Семья Вэла строилась на том, что он признавал умственное превосходство Холли, а та высоко ценила его преданность. Вэл умеренно иронизировал над Форсайтами, а Холли всегда гордилась тем, что она дочь необычного Форсайта; художника. К тому же она стала писательницей, как бы продолжая отца. Они с Вэлом были далеки вт городских бизнесменов, им могло показаться, что сама жизнь на ферме отделяла их от скучных накопителей.
Но во время англо-бурской войны, а затем и всеобщей забастовки 1926 года Холли и Вэл на деле доказали, что они — форсайтского племени. Вот почему их любовь и взаимопонимание — только один из вариантов ортодоксального форсайтизма. Такими же единодушными были дед Вэла Джеме и бабушка Эмили. Их тоже ничто по существу не разделяло.
Подобная идиллия не могла вызвать восторга у Голсуорси. Отсюда и его ирония над союзом лошадника и писательницы. Тихий брак Вэла и Холли противопоставлен полным борения историям Ирэн — Босини и Джона — Флер.
«Белая обезьяна» миру Форсайтов противопоставляется в широком плане мир народной жизни. Эта широта достигается не за счет всепронизывающих сюжетных линий, а благодаря серии эпизодических контрастов. Тем не менее многие фигура, появляющиеся в нескольких сценах, оставляют достаточно сильное впечатление. Правда, больших открытий Голсуорси в этом плане не сделал и ограничился следованием Диккенсу, что иногда вызывает ворчание и недовольство критики.
«Тяжелых времен» Диккенса. То же нравственное противостояние социальному злу, то же смирение и отсутствие воли к активному действию. Однако надо признать, что политическая инертность этого безработного, взявшегося ради заработка продавать воздушные шары, а затем уехавшего в поисках работы в Австралию, не случайна. Голсуорси запечатлел в нем тот уровень социального сознания, который был характерен только для определенных слоев английского народа и в эпоху Диккенса, и в XX веке. Поэтому вряд ли именно изображение Бикета может послужить доказательством консервативности Голсуорси, трезво смотревшего на жизнь.
Показательно, однако, что политическая безучастность Бикета сочетается в нем с активным стремлением уберечь любимую жену от бедности и унижений. Его самоотверженность не знает пределов в этой узкой, но очень важной для него сфере жизни. Болезнь Викторины он воспринимает как непереносимое горе. В свою очередь, Викторина — не из тех жен, которые сидят и ждут лучших дней. Стремление облегчить участь Тони побуждает ее согласиться стать натурщицей втайне от мужа. Она не без оснований опасается, что Тони не допустит, чтобы она перед кем бы то ни было появлялась в обнаженном виде и тем более была запечатлена так на картине. Элемент мелодраматизма в этой тайне и в ее обнаружении есть несомненно. Но понятен и протест любящего Тони, считавшего, что работа натурщицы оскорбляет достоинство Викторины. Тони возмущен теми, кто использует Викторину как модель, но на нее самою не гневается, понимая что она обманывала его, желая добра. Он протестует против тех, для кого понадобилась модель Красоты.
Его борение при всей своей безрезультатности и покорность Викторины не в полной мере исчерпывают содержание запечатленного контакта бедности и состоятельности. Майкл Монт, один из наиболее интенсивно мыслящих персонажей форсайтского цикла, думает о том, как он отнесся бы к тому, чтобы обнаженная Флер позировала художнику. Он отвергает такую возможность и рад тому, что Флер осталась «неприкасаемой». В «Лебединой песне» изображено, как модный живописец работает над портретом Флер, но дна выглядит вполне респектабельно в модном костюме. В данном случае, однако, не остается сомнения в том, что нравственный облик Викторины и есть воплощение подлинной красоты и гармонии, так как ее благородство сочетается с выразительной и обаятельной внешностью.
— Диккенсом, продолжал свое существование и в XX веке. Его трагедию раскрыл Кафка. Он вышел на экран в трогательных трагикомедиях Чаплина. Он стал объектом пристального изучения Голсуорси в его рассказах и в форсайтском цикле. В облике Тони Бикета он все тот же: довольствуясь немногим, сохраняет иммунитет против соблазнов собственнического общества, хранит верность в любви и дружбе, избегает: столкновений, благодарен всякому, кто протянет ему руку помощи. Может быть, в других условиях он бы вытравил в себе рабское начало, но при господстве Форсайтов и его социальной ориентации он одинок и затерян в чужом мире. И ему остается полагаться на любовь, единственную ценность, которая не продается и не покупается.
Нравственная чистота и постоянство Тони Бикета и Викторины противостоят перевоплощениям Ирэн и Флер, но и от этой семьи исходит дух мещанства. Бикет и его жена так и остаются маленькими людьми, которые придавлены жизнью, не могут выпрямиться, и, стало быть, их история еще один пример того, как мир собственности отражает очередной набег Красоты. Во всех трех историях столкновений система Форсайтов не ограничилась убедительным доказательством своей относительной устойчивости. Она сумела внедриться во внутренний мир тех, кто воплощал красоту, и в общем подчинить их себе, в той или иной мере обусловив превращение прекрасного в безобразное.
Форсайту. Брак по любви (по односторонней, правда, любви) был разрушен, а вторая женитьба с первых шагов была плодом продуманного расчета, который никак не мог удовлетворить Сомса. Для него было вполне достаточно, что он некогда любил Ирэн, и ее уход непоправимо изменил его планы. Затем, когда он стал пожилым человеком и все дальше отдалялся от Аннет, его чувства были сосредоточены на Флер. Однако на ее долю выпало прожить жизнь с любящим, но не любимым человеком, что угнетало не ее одну." Не менее Флер переживал ее драму Сомс.
А у истоков этой истории — несчастье Джун: не кто иной, как Ирэн, отняла у нее Босини. Да, уже тогда эгоизм не остановил Ирэн. Она совсем не приняла во внимание, что разрушает счастье своего лучшего друга, единственной из Форсайтов, с кем она делилась, была искренна. Как уже отмечалось, Джолион старший, для которого после разрыва с сыном Джун была единственной заботой жизни, долго переживал ее горе.
бытия.
Когда Голсуорси проникается сочувствием к Босини, Ирэн, Флер, Бикету, Майклу Монту, он — рядом с ними;
И в своем презрении к. отжившим свой век Форсайтам — он не в стороне от изображаемого. Его пафос утверждения Красоты вопреки всем препятствиям на ее пути и его ирония, которая низвергает мнимые ценности, — две формы авторской связи с осмысливаемой и оцениваемой действительностью. Голсуорси был далек от холодной объективности. Он исследовал мир, находясь внутри, а не вне его.