Свет в конце туннеля
И среди всех этих неприятностей внезапно зажегся огонек надежды, который со временем разгорится в костер. Библиотекарь Эльса Олениус позвонила Астрид от имени издательства «Рабен и Шёгрен» и сообщила, что рукопись госпожи Линдгрен под рабочим названием «Бритт Хагстрём, 15 лет» выиграла вторую премию в 1200 крон на конкурсе книг для девочек и издательство намеревается издать книгу еще до Рождества. Через два дня Астрид Линдгрен стояла перед госпожой Олениус в филиале Городской библиотеки Стокгольма на улице Хорнсгатан в районе Сёдермальме, где та руководила отделом детской и юношеской литературы, а также управляла детским театром филиала на площади Медборгарплатсен. Об этой первой встрече Эльса Олениус вспоминает в биографии Маргареты Стрёмстедт в 1977 году:
«С самой первой встречи между мной и Астрид возникла какая-то связь. Я видела, что она чем-то сильно расстроена. На мой вопрос она внезапно откровенно призналась, в чем дело. Помню, что, придя домой вечером, я рассказала о ней мужу».
Даже после выхода книги «Бритт-Мари изливает душу» – или, в датской версии, «Бритт-Мари находит себя» – в ноябре 1944 года и появления первых положительных рецензий в газетах Астрид не испытывала ни радости, ни гордости. Хотя основания имелись. Два ведущих критика в области шведской литературы для детей и юношества – Ева фон Цвайберг из «Дагенс нюхетер» и Грета Болин из «Свенска дагбладет» – книгу похвалили. Болин назвала ее «веселой, полной искрометного юмора и живой иронии, временами откровенно умной», а следом, через неделю, и Цвайберг отметила, что в книге есть «и юмор, и сердце».
время, – с мясом, маслом, яйцами, колбасой, птицей и яблоками. А семья Линдгрен? Семью разметало:
«В это темное ноябрьское воскресенье я сижу у камина в гостиной и пишу, Лассе (время 15: 30) просыпается, Карин сидит у себя, печатает на машинке (нет, вот она пришла!). Стуре нет дома, понятное дело. Мы с Карин утром гуляли на Королевском кладбище Хага. В остальном, в мире дело обстоит примерно так: ужасная нищета среди гражданских в Северной Норвегии, эвакуированных немцами из-за наступления русских. В Голландии, очевидно, тоже ужасная нужда, а где ее нет, этой нужды? Она повсюду, я думаю».
Короткие дневниковые заметки декабря 1944-го свидетельствуют о том, как Астрид беспокоилась о ближайшем будущем. Сможет ли она изображать счастливую, довольную мать и жену перед детьми и пожилой свекровью в рождественский вечер? Конечно сможет. И после праздничного вечера в кругу семьи, в ожидании Нового года она вновь вспомнила о дневнике. Настало время традиционного подведения итогов года прошедшего. Астрид пролистала дневник, прочитала свои записи, схватилась за ручку и попыталась понять, что для нее скрывается за словом и понятием «счастье»:
«Рождество 1944: „Странно, но это, должно быть, самые счастливые годы в моей жизни; никому, наверное, не позволено быть счастливым так долго. Полагаю, что грядут испытания“. Вот что я написала на прошлое Рождество. Не подозревая, насколько права. Испытания пришли, но не скажу, что я несчастна. Полгода ужасных мучений выпали на мою долю во второй половине 1944 года, потрясены самые основы моего существования. Я в отчаянии, подавлена, разочарована, часто грущу – но не скажу, что несчастна. Моя жизнь наполнена, несмотря ни на что. А ведь это Рождество должно было стать кошмаром – 23 декабря я и правда, пока резала, роняла соленые слезы в салат с сельдью, но тогда я ужасно устала, так что это не считается. Кстати, если „счастлива“ означает „у меня все нормально“, то, наверное, я по-прежнему „счастлива“. Но счастье к этому не сводится. Одно я, во всяком случае, усвоила: счастье приходит изнутри, а не от других».
Стуре опомнился в начале нового года, пока Астрид три недели сидела на больничном из-за «невроза и бессонницы», как это называли врачи. Предположительно тогда же она начала писать книгу о девочках-близнецах Барбру и Черстин и продолжала работу над ней в феврале и марте. 23 марта 1945 года, после генеральной весенней уборки, когда в доме в лучших смоландских традициях мыли полы и окна, натирали паркет, сметали пыль с книжных полок и выбивали ковры, Астрид снова взялась за дневник. Требовалось вклеить накопившиеся вырезки о падении Германии – в том числе несколько статей о Гитлере, который по неведомым причинам не пожелал сдаться, хотя его поражение, как и поражение Германии, было полным. Возможно, он стыдился приговора истории, писала Астрид – и внезапно перескакивала с военной истории на личные дела:
«Что касается семьи Линдгрен, можно сказать следующее: „Home is the sailor, home from the sea, / and the hunter home from the hill“23 . Дома все чисто и красиво, иногда я радуюсь, иногда грущу. Радуюсь, в основном когда пишу. Второго дня получила предложение от издательства „Гебер“».
«Here he lies where he longed to be»24 – так ведь звучит вторая строчка четверостишия из стихотворения Роберта Льюиса Стивенсона «Завещание», которое Астрид процитировала в дневнике. Многое встало на свои места, но не все. В длинном пасхальном письме от 28 марта Ханне и Самуэлю Августу, ничего не знавшим о кризисе в отношениях дочери с мужем, Астрид словно просит родителей отнестись с пониманием к тому, что теперь будет тратить больше времени на писательскую работу. Она упоминает о рецензии на «Бритт-Мари изливает душу» и сообщает об их со Стуре планах на пасхальные каникулы, которые Лассе и Карин проведут в Виммербю.
Астрид стремилась разобраться в потоках слухов в прессе весной 1945 г. «Ложь или правда?» – спрашивает она, читая развороты с красочными историями о смерти Муссолини и Гитлера. (Фото: Андреа Дэвис Кронлунд, КБ)
«повеселиться». Это означало развлечения и ночную жизнь, которые так любил Стуре, в том числе в связи с работой. Астрид предпочитала сидеть дома, отдыхать, читать, работать над книгой о близнецах, которой интересовались несколько издательств. Еще она писала о последней хвалебной рецензии на ее дебютную книгу – рецензент замечал, что, если бы у талантливой писательницы и обремененной заботами матери семейства появилось больше времени, она многого смогла бы достичь. То, что в письме родителям Линдгрен называет этот в высшей степени поощрительный отзыв «довольно странным», объясняется, возможно, желанием сделать то, к чему эта рецензия подталкивала и о чем Астрид, скорее всего, мечтала, но на что всерьез никогда не решалась: выйти из роли жены и матери и попробовать себя в другом качестве, чтобы в центре были не Стуре, Лассе и Карин, а она сама:
«Второго дня мне прислали экземпляр одной шведской школьной газеты с рецензией на „Бритт-Мари“. Довольно странная рецензия, начинается со слов: „То, что замужняя женщина, мать подросших детей, служащая, написала книгу, – это большая смелость. А если она еще и получила вторую премию на конкурсе книг для девочек, это вызывает большое восхищение. Астрид Линдгрен – именно такая женщина“. И заканчивается так: „Можно только искренне надеяться, что эта хорошая веселая книга получит продолжение и что писательница в следующем томе подарит нам много радостных моментов“. (Так что я благодарна, что Гуллан заберет детей на Пасху, – значит, будет больше „радостных моментов“)».
Нельзя отрицать, что Астрид иногда тяготила роль матери и воспитательницы. В письме Стине в феврале 1944 года, за пару месяцев до того, как Стуре заявил, что хочет развестись, Астрид назвала себя «добродетельной матерью, которая сидит дома и общается только со своими детьми». Неверность Стуре, желание развода и последующая полугодовая борьба за брак и за то, чтобы мир десятилетней Карин не был разрушен, заставили Астрид иначе взглянуть на свою жизнь. Как бы ни развивались их со Стуре отношения, ей во что бы то ни стало надо оставаться собой и помнить то, что она записала в дневнике на Рождество:
«Счастье приходит изнутри, а не от других».
Примечания
«Домой воротился моряк из морей, / Охотник спустился с холмов» (англ.). Стивенсон Роберт Льюис. Завещание. Здесь и далее перевод М. Лукашевича.
24. «Здесь он лежит по воле своей» (англ.) .